Прощелыгу служивые люди избрали, шотландца заезжего, полковника Патрика Гордона. Что по недоразумению считался знающим воином, прошедшим несколько войн и службу в трех армиях, которые попеременно воевали между собой.

Но даже его мнимые умения не изменили ситуацию, а лишь отстрочили неизбежное падение города. Под жесточайшими ежедневными обстрелами, не прекращавшимися даже ночами, гибли десятки, если не сотни защитников Чигирина, сгрудившиеся на небольшой территории внутри оборонительных стен и валов.

И самое худшее – у янычар оказались дальнобойные пули, совершенно такие же, как у русских солдат из полков «нового строя», вот только в куда большем количестве. Потому, когда две мины были взорваны, разрушив защитные сооружения, бои в проломах стали кровопролитные – пули буквально выкашивали плотные группы солдат и стрельцов.

Захватив нижний город, османы ликовали всю ночь – их трофеями стали три десятка пушек и восемь знамен. Среди обескровленного и измотанного постоянной бомбардировкой гарнизона началась паника, воинский дух защитников Чигирина был окончательно сломлен, хотя даже сами турки признавали их доблестную отвагу.

Ромодановский имел приказ царя Федора Алексеевича сдать гетманскую столицу туркам, если будет невозможно ее удерживать. Несколько раз он отправлял полки с задачей прорваться в осажденный город, и тем самым дать подкрепления. Иной раз эти предприятия удавались, и гарнизон получал поддержку. Но чаще османы отбивали атаки ружейным огнем, который стал настолько метким и плотным, что с прошлой осадой не шел ни в какое сравнение – дьявольское изобретение Юрки Галицкого служило басурманам, а не православному воинству.

Удрученные потерями полки идти на выручку чигиринцев не желали, а приказы либо не выполняли, или относились к заданиям князя «спустя рукава». Везде и во всем винили Ромодановского, кляня его на все ряды и обвиняя в измене «государеву делу».

По армии даже слух прошел, что якобы султан предупредил князя тайной грамотой, что если он начнет деятельно помогать осажденным, то будет ему горе и наказание скорое. С его старшего сына, находящегося в турецком плену, сдерут кожу и набьют соломой чучело.

Понятное дело, что его как отца, подобные разговоры сильно угнетали, сделали раздражительным и нервным!

Теперь оставалось только одно – построить армию в одно большое каре и отходить за Днепр, оставляя все Правобережье на полную турецкую волю. В универсалах самозванного гетмана Хмельницкого призывалось не полагаться на московскую помощь, что «подобно сухой увядшей ветке или побегу древа торчит из навозной кучи».

Отходить нужно как можно быстрее, часть войск готова драться и будет прикрывать отступление яростно, ибо по армии подобно ветру прокатился слух о невероятных победах православного воинства в Крыму. Но вот в эти виктории Ромодановский не поверил, посчитал происками своих врагов, и в первую очередь воеводы Большого полка, князя Василия Голицына, царского любимца, что в походах никогда не был…

– Все гениальное просто, а мне так и предстоит помереть бараном, если буду считать других таковыми, – Юрий задумчиво посмотрел на воплощенное в жизнь «ноу-хау», причем вопреки желанию самого изобретателя. Перед ним лежала османская фузея, взятая трофеем при вылазке. А рядом с ней не взорвавшаяся орудийная граната, оказавшаяся шрапнельной, с деревянной дистанционной трубкой.

И что хуже всего, так то, что два этих творения ни в чем не уступали созданным им самим образцам. Видимо, в прошлом году, к туркам попала продукция галичских мануфактур, и они, оценив по достоинству изобретение, переняли новинку. Благо любое могущественное государство крепко в первую очередь производством.

Однако имелись и некоторые серьезные отличия – турецкая граната отлита не из чугуна, а из железа, что гораздо хуже. Однако на ней отсутствовала «рифленка», значительно увеличивающая количество осколков для поражения живой силы. Такие бомбы стали отливать только с прошлой осени. А на фузее с пулей Нейслера отсутствовало крепление для штыка, а такие ружья поставляли исключительно запорожцам. Да и калибр был не в шесть линий, а на пару миллиметров больше.

– Хороши «подарочки», что тут скажешь. Теперь подпускать османов на пятьсот шагов и ближе грозит серьезными потерями. Быстро же они восприняли новинку, и трех лет не прошло.

Арабат осадили в начале августа – если бы там была одна-одинешенька прежняя крепость, как раньше, простая, с кирпичными стенами и одинокой башней, то с ней османы уже покончили. Однако за три месяца трудами двух тысяч жителей Кафы и многочисленного гарнизона выросли земляные валы, напоминавшие своей протяженностью повернутую в противоположную сторону букву «Г». И с изгибами на всем протяжении – для эффективного флангового огня, отнюдь не фронтального. Причем, опоясанные глубоким рвом, который простреливался насквозь с любых точек. Можно было пустить в него из Азовского моря воду, но решили взорвать перемычку в самый последний момент, когда турки пойдут на решительный штурм и полезут на валы с лестницами.

По валу нарыли траншей, повторявших изгибы, прикрыли бруствером. Через многочисленные амбразуры стрельцы могли вести огонь, абсолютно невидимые для противника. Да и заряжать винтовку в окопе намного лучше, чем стоя в чистом поле. И главное – расчет на появление у турок шрапнели оказался верным, хотя сам Юрий вначале считал, что он перестраховывается, к тому же встретив непонимание командного состава, посчитавшего, что нельзя стрельцов превращать в кротов.

Зато теперь все на Арабате возносят ему хвалу – а он просто накрепко усвоил одну аксиому – во избежание напрасных потерь пехота должна хорошо закопаться в землю. Так что турецкая новинка серьезных потерь не нанесет до определенного момента, а там сработает правило, которое ему однажды пояснил один умный товарищ, назвав законом «перехода количественных изменений в качественные».

Проще говоря, чем больше турки выпустят бомб и гранат, тем неизбежными станут потери хорошо окопавшихся войск, даже в блиндажах находящиеся во время обстрела.

Артиллерии поставили четыре батареи, причем одну из полупудовых «единорогов» – и это при ширине косы в полверсты, боеприпасов более, чем достаточно, запасли – по три сотни выстрелов на ствол. Все орудия находились в капонирах, вне дальности огня из турецких пушек, за исключением каких-нибудь дальнобойных конструкций, о которых ходили самые смутные слухи и делались невнятные предположения.

Но в свою очередь "единороги" могли накрыть все подходы к оборонительным валам, а в случае необходимости можно было подвести их ближе и стрелять на пределе дальности усиленным зарядом – на две с гаком версты достать противника прямо на его позициях.

Заранее провели несколько подземных галерей, выведя далеко наружу, за линию укреплений. Для проведения как минной, так и противоминной войны – все, кто воевал с турками, наперебой говорили, что османы любят проводить подрывы стен, не жалеют на проведение диверсий пороха. Так что меры предприняты заранее.

Предполье оборудовали множеством разнообразных «гадостей», от «волчьих ям», до вбитых колышков и самых натуральных капканов – фантазии человеческой по истреблению себе подобных, даже в этом времени, были очень изощренными и опасными.

Коса полностью контролировалась на протяжении десяти верст – северные позиции не соорудили столь крепкими, в том не было особой нужды. Зато в южной части построены через каждые две версты укрепленные линии, не уступавшие главной. Так что прогрызать столь насыщенную оборону, абсолютно неизвестную в этом мире, османом придется с невероятными усилиями и жестокими потерями с большой кровью.

За третьей оборонительной линией наскоро возвели самый настоящий военный городок. Привезли бревна для постройки домов и теплых казарм, кирпичи и чугунное литье для печей, подогнали дощатники с каменным углем, в море вывели два пирса – на суда приняли всех работников, отправив их в Феодоро, к семьям.