Самой последней колонией через семь лет пала Матрага на Таманском полуострове, где закрепился влиятельный клан Гризольфи. Матрага, а ныне называемая Таманью, древняя хазарская Таматарха, ставшая легендарной русской Тмутараканью…

– Такого набега мне турки никогда не простят! Изловят и на кол всех посадят, а меня на вершине горы Митридата! Чтобы долго любовался местными окрестностями с этой сопки!

Юрий выругался – то, что натворили две тысячи запорожцев и полторы тысячи моряков флотилии, походило на банальный разбой с массовыми разрушениями, а также пиратство при самых отягчающих обстоятельствах. По южному Крыму словно цунами прошло, оставляя за собой пепелища, и уходящие в небо дымные столбы.

Татары оказали очень слабое сопротивление. Воинов в Крыму осталось мало, только для охраны невольников, чтобы удержать их в повиновении и не допустить восстания.

Практически все степняки ушли в грабительский набег на Слобожанщину, и как поговаривали, весьма успешный. Такого количества полона якобы давненько не захватывали. И к Перекопу вели тысячные вереницы отловленных «людоловами» несчастных жертв.

В последнее верилось, благо имелись доказательства. Морякам Брайи удалось отбить несколько сотен пленников из первых партий плененных слобожан, что буквально перед заходом кораблей прибыли на невольничьи рынки Кафы, Солдайи и Чембало.

К сожалению, захватить второй город целиком не удалось – османы заперлись в цитадели, что называлась «Княжьим замком». Однако Судак пять сотен запорожцев, взятых на корабли десантными партиями, хорошо пограбили, упиваясь безнаказанностью. И, уведя с собою освобожденных христиан, а с ними и готов, которых только нашли, казаки вывели все захваченные суда в море и подожгли город. Рассказывали с нескрываемой гордостью, что черный столб дыма был далеко виден.

Следом наступила очередь Чембало, что в будущем времени должен называться Балаклавой. Город разгромили вдребезги, а крепость разрушили, как могли, согнав жителей – а те постарались от души. Турки и немногие татары бежали в горы в диком страхе. Те, конечно, кому посчастливилось вырваться из рук мгновенно взбунтовавшихся невольников, что не испытывали к своим бывшим хозяевам никакой жалости – иной раз в клочья рвали, видимо, от чувства «искренней благодарности».

Все суда и парусные лодки в бухте были захвачены, греческих рыбаков принудили везти трофейное добро и освобожденных невольников до Керчи, обещая там наградить и отпустить на все четыре стороны. А чтобы не случилось своевольства или предательства, а таковое нельзя было исключать, для конвоирования выделялась пара-тройка казаков.

Дальше венецианец на своих галерах нагрянул в Ахтиарскую бухту, и занял разрушенную османами крепость Каламиту. Утвердившись, таким образом, на землях бывшего княжества Феодоро, Брайя со своими пиратами, принялся самым натуральным образом разорять окрестности, отправив две мавны и три калиуты к Гезлеву – татарский город командор приказал окончательно разорить и сжечь.

«И не скажешь, что кораблестроитель, самый натуральный пират, и замашки такие конкретные, чисто с «наездами» бандита с большой дороги. Недаром мне говорили, что венецианцы откровенно разбойничают на всем Средиземном море, как генуэзцы раньше злодействовали в здешних водах. Мыслю, вернется через пару лет отсюда миллионером, если только завистливые поляки или запорожцы по дороге не предложат поделиться «неправедно нажитым» богатством!»

Юрий посмотрел вниз, стоя на вершине, и внимательно окинул взглядом окрестности. С горы легендарного понтийского царя Митридата была хорошо видна бухта, заполненная разнообразными судами. На них привезли свыше двадцати семи тысяч христиан, как невольников, так и коренных жителей Крыма. Среди которых одних готов, тех ожидало плавание в Феодоро, насчитывалось тысяч восемь – кошевой атаман клялся, что вывел «весь твой народец, государь, подчистую».

Корабли выходили из Балаклавской и Ахтиарской бухт нагруженные людьми под завязку, калиуты ухитрились проделать даже два рейса, совершенно измотавшие гребцов. Но дело совершили немыслимое – такого грабительского набега крымчаки прежде никогда не знали. Хотя совместные нападения запорожских и донских казаков на прибрежные города имели порой весьма разорительные последствия.

Но такого бедствия на рабовладельцев никогда еще не обваливалось – кошевой атаман вывел в степь больше двух тысяч сабель. И, по выражению самого Юрия, прошелся как небезызвестная Горгона Медуза – кто ее видел, тот «сразу охреневал до полного беспамятства».

Уцелели лишь те из турок и татар, что вовремя заперлись в феодорийских горных твердынях, или в панике сбежали в степь – сечевики уничтожали кочевья целиком, с яростью вымещая на несчастных жертвах вековую накопившуюся ненависть.

Главным призом стал Бахчисарай – население там запорожцы сразу поделили на две части. Большую освободили, а меньшую часть полностью уничтожив. Город сожгли, превратив в пепелище. Но ханский дворец оставили, осквернив его так, что теперь крымскому повелителю лучше самому уничтожить здание. Все гаремы захватили в полном составе и вывезли – что хана, что его мурз – на то были планы. Да и оскорбление владыке ногайских и татарских орд нанесли этим тягчайшее.

«Теперь запорожцам можно несколько лет в набеги не ходить – на золоте и серебре есть будут, шелками и парчой укрываться. Кхе-кхе. Пропьют – у них деньги в руках не держатся. Только моя личная доля, как предводителя сего бандитского «наезда», а это пятая часть – на три тонны серебра потянула, да два центнера золота. И это по приблизительным подсчетам от половины общей добычи.

Экспроприировали экспроприаторов – в Крыму серебряных и золотых рудников нет, живут исключительно грабежами соседей. Вот степняки отведали, каковы ощущения от набегов, когда мы их тем же самым дерьмом досыта накормили, причем насильно.

Таких удачных выходов в Черное море османы постараются больше не допустить. Война вскоре грянет страшная, но скорее следующей весной. У нас будет почти девять месяцев, чтобы к ней хорошо подготовится. За этот срок женщина дитя зачинает, выносит и рожает, времени хватит, если с умом его использовать.

Керчь фактически мегаполисом стала – сейчас тут, кроме готов, тысяч двадцать христиан сгрудилось, к тем трем, что здесь проживали в полной нищете. И железную руду татарам потихоньку копали. Теперь мне ее добывать начали – тут ее под ногами целые пласты к поверхности выходят. До осенних штормов отсюда вывезти руды нужно как можно больше, причем перебрать для обогащения – хотя бы тонн двести привезти для начала. Это ведь двенадцать с половиной тысяч пудов выйдет, а третья часть чистое железо после выплавки».

Юрий задумался, почесывая пальцем нос – прокормить такое количество населения будет неимоверно трудно, хорошо, что рыба водится в изобилии. Зерно и кукурузу привезти можно, скот здесь есть – отогнали отары овец и лошадей с разоренных кочевий. Одеть и обуть такую массу людей можно без всяких проблем – трофейного имущества, что вывезли из ограбленных городов, хватало с избытком.

«Каменоломни рядом – жители дома принялись строить к зиме, обустраиваются на новом месте, кто как может. Каменный уголь можно доставить на дощаниках, что к Кальмиусу руду повезут, а зачем в обратный рейс порожняком ходить. Так что здесь проблем нет, город стоять будет большой – стратегического металла тут на многие поколения хватит. Так что зубами нужно вцепиться в эту сухую землю, но проход в Азовское море туркам наглухо запечатать!

Надо отдать должное кондотьеру из Венеции. Витторио ла Брайя чрезвычайно энергичный товарищ, и предприимчивый, указаний не спрашивает, а делает. Полдюжины ветхих корабликов уже загрузил камнями и затопил в проливе, но в особом порядке, оставляя возможность своей эскадре выйти в море любой момент.

На берегу две батареи ставят, причем любой вражеский корабль в два огня будет браться – на оконечности Тузлы тоже позицию возводят. А дальше вторая линия будет – у крепости Ени-Кале, которой нет, и с косы, что напротив. И корабли, камнем нагруженные в бухте стоят, для подновления заграждений после шторма, которые здесь бывают свирепые.