Однако знать было необходимо, и ему усердно объясняли ученые греческие мужи в рясах прошлое этого края, предъявив немало свитков, которые прочитать он был не в состоянии, а потому приходилось верить на слово своим советникам, что часто приводили ему в качестве доказательств переведенный наскоро текст.

Юрий и царем боспорским стал именно благодаря их настояниям, с искренним изумлением узнав летом, что от Кафы до Керчи на всем полуострове тысячу лет назад было сильное греческое царство. Владения Боспора или Понта распространялись на соседнюю Тамань и шли по восточному побережью до Азова, который назывался в те дальние времена Таном. Потом все подгребли под себя римляне, что воевали с царем Митридатом, в память которого назвали две горы в Керчи, та, что собственно с именем, и с его «стулом». Да и город тогда назывался Пантикапей.

Потом здесь правили бал ромеи, которых в школе называли почему-то византийцами, их сменили генуэзцы, а двести лет тому назад закрепились турки. И это не считая всяких хазар с половцами и татар с мунгалами, с какими-то их непонятными ханами «тохтамышами» и разными «мамаями». Из всего творившегося сумбура Юрий вынес главное – историкам тут прорва дел, ибо право на владения нужно доказывать не только оружием, но и документами.

С последними дело обстояло хорошо – из приморских городов выгребли всю бумагу и древние свитки с пергаментами, а книги забрали подчистую, под угрозой применения репрессий.

Так что Юрий не воспользовался этим добром в целях утилитарных, он мгновенно оценил перспективы. Сразу учредил Совет с архивом при «Государевом» Приказе, положив ученым людям серьезное жалование, выделил здания с прислугой, как здесь, так и в Галиче с Тмутараканью, приказав возвести дома еще во Владимире и новом Феодоро.

С первых дней закипела работа по разбору «завалов» того, что в прежние времена он посчитал бы макулатурой. А ныне важным средством политической и информационной войны, о которой в 21-м веке не знают только ленивые. Однако, понимая здешние нравы, требовал наглядной отчетности, а не пустых слов – работа буквально закипела.

Теперь посетив Керчь, он видел комнаты со стеллажами и полками. На которых уже стояли многочисленные коробки с надписями. Причем не только на греческом, но и на русском языке, и с краткими пояснениями содержимого емкостей. Новые поступления проверял лично, используя собственных толмачей – так здесь именовали переводчиков. Для тщательной проверки – чтобы не «впаривали» туфту и не «лепили» – «разводка лохов» и здесь имела место, ибо нравы и пороки человеческие неискоренимы временем. А потому правители должны быть суровы даже с учеными мужами.

Из вчерашнего пространного доклада он понял главное – сейчас составляется его генеалогия, что корнями уходит в такую древность, что охренеть можно. Понятно, что шельмовали стервецы знатно, натягивая «сову на глобус». Но вот опровергнуть шаткие доводы, что благодаря женитьбам его пращуры получили определенное право наследования, крайне сложно, ввиду полного отсутствия документов у его политических противников. Так что Юрий Львович только хмыкал, узнав, что он не просто потомок знаменитого Рюрика, но и константинопольских базилевсов, и феодорийских автократоров, и легендарных готских «рексов». Так что принятый в качестве государственного, Феодорийский герб с двуглавым орлом пришелся кстати – Юрий здраво решил, что законные притязания на наследство «империи ромеев» ему не помешают – чем наглее требования, тем больше возможность, что их удовлетворят хотя бы частично.

Так что пришлось приказать «родословец» немедленно издать, причем отпечатать с благословления сразу двух митрополитов Готского Мефодия, и Кафского Агафона. Епархия последнего и помещалась как раз на отвоеванной территории провозглашенного Боспорского царства, за исключением, понятное дело, оставленной разъяренным туркам добротно ограбленной Кафы – Феодосии, из которой увели большую часть христиан со священниками, и вывезли все, что имело мало-мальскую ценность.

Однако старому митрополиту Агафону, с умным и циничным взглядом много чего повидавшего человека, он взамен потерянной Кафы пообещал перестроить мечети в Азове и Тмутаракани, превратив их в церкви. И кое-что уже выполнил – уже возвели храм на «стрелке», который владыка освятил собственноручно, не побоявшись приехать в осажденный турками Арабатский укрепрайон, названный городом.

Только в последнее время Юрий оценил огромную мощь и влияние православной церкви, несмотря на то, что она находилась под жестким прессингом османов. Целых два митрополита фактически вырвались из татарско-турецкого «плена», и теперь проявляли редкостную предприимчивость, расширяя зоны своего влияния.

Мефодий все свое время посвящал северному Приазовью, без устали мотаясь из края в край, освящая построенные церкви и школы, учреждая новые епархии. И так же повел себя этой осенью Агафон – Юрий не ожидал, что в столь старом человеке может быть неуемная энергия. За короткий срок он распространил влияние даже до Азова, и не скрывал желания утвердить положение митрополии по всем донским городкам, «окормляя» вольнолюбивое донское казачество.

Галицкий всячески поддерживал «собственных» митрополитов – быстро сообразил, что те фактически закрепляют территорию за ним, ведь в каждой церкви прихожане искренне молились именно за самого Юрия как правителя, за его власть и войско, что защищало их. Причем христианская вера не разделяла людей на народы, она их сплачивала – только сейчас Галицкий осознал, какое мощное идеологическое оружие получил в свои руки. И не откладывая дел в долгий ящик, выделил финансирование и повелел учредить семинарию с четырехлетним сроком, для подготовки будущих священников и учителей, с обязательным знанием нескольких языков.

Из всего опыта собственной жизни здесь, Юрий сделал для себя важный вывод – под все нужно подводить серьезную и хорошо продуманную базу, дела на самотек пускать нельзя. И обязателен строгий контроль, который позволит выявить нерадивых и отметить рачительных, а также исправить недостатки и устранить ошибки. Потому сейчас и выехал за тридцать верст от Керчи, чтобы рассмотреть, как идет подготовка встречи османского вторжения, которое лучше принять на дальних подступах. И тем значительно ослабить первый удар, самый сильный.

Киммерийский вал произвел впечатление. Беда в том, что сейчас свои оборонительные функции он практически потерял, несмотря на высокую насыпь, на скорую руку усиленную кое-где эскарпами, и достаточно глубокий ров. Как препятствие для татарской конницы вал еще вполне годился даже сейчас – в проходах наскоро поставили редуты, а за гребнем расположилась артиллерийские батареи, растянутые вдоль позиции.

Конечно, лучше бы врага было встретить в самом узком месте перешейка, у самого входа на полуостров – и там были остатки двух древних валов, которые можно всячески укрепить, а еще лучше соединить с мощными стенами Кафы, протянув дополнительную линию. Но от такой мечты пришлось отказаться сразу – и дело тут в одном крайне скверном обстоятельстве, которое напрочь опрокидывало все расчеты.

На Черном море господствовал турецкий флот, который мог в любое время высадить многочисленные десанты по всему побережью, от Феодосийского залива до Керченского пролива. Прикрыть стоверстное побережье невозможно, противостоять высадке, что будет прикрыта огнем корабельных орудий, крайне затруднительно.

Так что надвигающаяся война ввела свои коррективы, и ждал он ее с нарастающим страхом и волнением…

– Это очень много, княже. Такое количество оружия, мы, конечно изготовить сможем, но к лету следующего года не получится никак!

Юрий отвечал очень осторожно, приходилось подбирать слова – любая сказанная невпопад, или неосторожная фраза, могла быть использована против него. Надрывно заныли плечи – воспоминание о московской дыбе, на которой ему пришлось повисеть, да отведать на собственной спине знаменитого палаческого кнута.