Никогда нельзя показывать противной стороне, что ты хоть в малости ее опасаешься – но держаться настороже. Потому что в жизни бывали неприятные инциденты!

– А ты мне повод дал пройтись по степи огнем и мечом. Люблю я это дело. В прошлом году кочевья ваши разорил и обоз с богатствами и невольниками у ногайцев отбил – одной серебряной посуды на десять пудов досталось, да людишек с тысячу освободил и на землях своих поселил. А уж всякого добра на две сотни возов было навалено доверху – хорошо вы, ногайцы, Слобожанщину пограбили. За меня все дело выполнили, и, надеюсь, в этом году ваши набеги удачными выйдут.

– Почему, князь?

– Грабить единоверцев грешно, бей. Согласен?

– Да, князь. Аллаху такое противно будет!

– Вот я о том и говорю. Так что я граблю грабителей – то всем богам угодно! Твои соплеменники тщательно все выгребают, потому им даже благодарный я, в какой-то степени. Так что нынешним летом куда большие богатства доставлю, и людишек поселю на землях своих. Ведь мне набегом ходить, ха-ха, в московитские земли на единоверцев нельзя, да и зачем рыскать по всем углам, добычу собирая?!

Я лучше одним махом вас в степи ограблю, назад все отберу, сухую траву подожгу, когда ветер на кочевья повернет – как в прошлом году. Вот так богатеть нужно, бей!

«Ух как тебя колбасит, чумазый, как возмущение распирает. Дескать, мы честно грабим в поте лица, шкурой постоянно рискуя. А тут появился орел-падальщик, налетает внезапно, все добро себе забирает, и удирает, поджигая за собой степь. И ничем при этом фактически не рискует. Побольше нужно в разговоре цинизма и «отмороженности» – тут такое поведение здесь всячески приветствуется!»

Юрий закурил сигару от принесенной охранником головни, и выдыхая дым, посмотрел на совершенно ошалевшего от откровений судьбы ногайца. Окинул взглядом поле сражения – там вовсю шла «мародерка», то есть сбор трофеев, если говорить официальным языком. Пленных добавилось на десяток, их согнали в общую толпу. Ногайцы были очумевшие от побоища, трясли головами и выглядели сильно помятыми – видимо, затоптали во время панического бегства.

– Так что вернемся, бей, к хлебу насущному. За тебя тысячу рублей выкупа взять святое дело – меньшая сумма тебе в оскорбление, да и Коран не позволит. Там четыре десятка твоих людей с сыном стоят, участи своей ожидают? Так ли, Мехмет?

– Да, князь, – тихо отозвался ногаец, – там мой младший сын Девлет, названный в честь знаменитого хана.

– С них, за каждого по «соточке», бей, выходит. Если по сто рублей на сорок воинов прикинуть, то четыре тысячи. Орду твою, раз ты просишь, я отпущу восвояси, так и быть. Их там с тысячу наберется, а потому пусть все награбленное, что успели присвоить, оставляют, моим поселянам горестей не творят. С каждого возьму по рублику – и свободны, как ветер в поле. Так что с тебя шесть тысяч рублей, Мехмет-бей!

– Как по рублю?!

– Вообще-то надо было по три взять – патологоанатомы меньше за визит не берут. А вы тут пришли, пошумели, набезобразничали. Сам посуди – уйму твоего народа побитого похоронить нужно – завоняют ведь? Или ты хочешь своих нукеров падалью сделать и шакалам скормить?! Не хочешь?! Что головой мотаешь?! Опять же – столько конины съесть невозможно! Солить в бочках придется, а это хлопоты, вялить и коптить. Не пропадать же добру понапрасну, – Юрий размышлял вслух, наблюдая, как ногайца от его слов прямо затрясло. Пот потек уже ручьями.

Нет, если денег у тебя нет и людей не жалко, так мои стрельцы уже в седлах сидят. Пойдем походом и к завтра к вечеру перебьем всех твоих нукеров. Но опять хоронить много, и лошадей куда девать…

– Не надо, князь. Рубль достойная цена за все те хлопоты, я согласен, – вид у бея был, как говорится, краше в гроб кладут. Он шевелил губами, видимо, подсчитывая свои ресурсы, и было видно, что они у него крайне ограничены, так как лицо вытягивалось прямо на глазах. Еще бы – как не крути, но почти три центнера серебра выходило.

Через минуту бей с отчаянием в глазах произнес:

– Мне не собрать столько денег, князь. Надо посылать в Крым к Ширинам, они мне помогут – мой род служит им много лет. Мы ногаи ходим под рукой хана, а Ширины его выбирают. Они влиятельный род, и очень богатый – заплатят выкуп за своего верного слугу.

«Так, понятно. Ширином он назвался из-за понтов, надеясь, что громкое имя знают все. Может быть, и знают, но я о том не ведал. Мелюзга, короче. То к лучшему – с таким будет проще договориться. Свой человек в ханстве очень нужен, я ведь о местных раскладах и ногайских терках вообще ничего не знаю».

– Просить у сильного нельзя, становишься слабым, бей, – усмехнулся Юрий. Мехмет только судорожно кивнул в ответ на его слова – русским языком он прилично владел.

– А потому отдашь выкуп мне из добычи, очень богатой добычи, которая ждет тебя на дороге. Нужно только вовремя сделать правильный выбор, бей, и уже твой род, а не Ширинский, станет очень влиятельным и богатым в здешних местах. У тебя есть враги среди ногаев?!

– У кого их нет, – уже философски отозвался Мехмет-бей, пожав плечами. Ногаец успокоился насчет своего будущего и просто ждал предложения, которое уже распалило алчность.

– И кто они?

– Маткул главный, он со своими нукерами на Изюмский шлях в орде пошел. А мне достался Кальмиуский – мой род самый сильный – у меня двенадцать сотен нукеров…

На последних словах ногаец немного загрустил, Юрий мысленно прикинул варианты и спросил прямо:

– Твои на правом крыле шли и в центре, так? А перебиты и бежали в степь обратно другие рода?!

– Ты верно сказал, князь. Совсем худые они, никчемные – таких шелудивых собак много в степи. Их не жалко, – Мехмет кивнул на поле, усеянное трупами совершенно спокойно. – Смяли они нас в бегстве, шакалы, вот ты меня, сына и моих людей и полонил. А то бы ушли…

– Все что не делается – все к лучшему! Как только Маткул со своими с добычей возвращаться станет – дай знать. И Маткул тебе докучать больше не будет, никогда! Его добыча станет моей добычей, а его нукеры…

– Станут мертвыми, князь. Я все понимаю!

– Нет, его нукеры станут твоими нукерами, Мехмет-бей!

– Как так, князь?!

Ногаец потрясенно воскликнул, но Юрий продолжал хладнокровно, словно не видя его изумления.

– Я их всех захвачу в плен! Выкупиться они не смогут, а потому ты их выкупишь всех. И кому будут принадлежать их кочевья, жены, дети? И не тебе ли они станут служить впредь?!

– Конечно мне, князь, – ногаец оживился не на шутку. – Но как я найду деньги на их выкуп?!

– Иди на Изюмский шлях следом, и уходи в сторону. Выкуп возьму ямчугой, свинцом, сукном и прочим добром. Будут медные пушки и порох – возьму тоже. А ясырей отдашь в обмен на маткуловцев. И сюда больше походами не ходи, здесь смерть ждет!

– Я понял это князь, – ногаец аж заерзал от нетерпения. – Никогда не приду и другим скажу не ходить…

– А вот это зря, – усмехнулся Юрий. – Всем своим врагам скажи, что здесь богатств много, а мне только сообщи заранее, куда и когда пойдут. Их беи здесь умрут, а нукеров и рода их ты снова «выкупишь». Пройдет десять лет – и ты будешь самый сильный в степи – и не крымские Ширины тобой командовать будут, а сам им станешь судьбу определять. А я тебе помогу – верную службу пожалую. Ты знаешь кто я?

– Князь…

Мехмет-бей несколько растерялся, с удивлением смотря на Галицкого. Юрий только усмехнулся в ответ. И произнес, стараясь правильно произнести греческое слово, о котором ему поведал отец Изекиль:

– Король Червонной и государь Новой Руси, что здесь мною основана. Князь Галицкий и Ново-Волынский, иных земель автократор и самодержец! Из рода королей Галицких, Юрий, второй этого имени!

Киев

25 июля 1677 года

– Владыко, непонятные дела творятся в южном Галиче. Ты велел мне сообщать, если что будет странное.

Митрополит Антоний Винницкий отвлекся от размышлений и внимательно посмотрел на архимандрита Фотия, одного из немногих клириков, кому он мог полностью доверять.