Глава 11

– Я сам сделал свой выбор. И пенять на судьбу не стану!

Галицкий был хмур как никогда – и как не пытался выходец из 21-го века ожесточиться сердцем, но состязаться в жестокости с казаками не стал, вернее не смог, ни физически, ни нравственно.

С невероятным трудом Юрий успел предотвратить резню в Кафе, что была захвачена запорожцами внезапной утренней атакой. И только сейчас воочию увидел, как казаки грабили приморские города и наводили ужас на магометанское население.

Вероломство или военная хитрость, как кому на вкус придется, запорожские и донские казаки использовали вовсю. В начале в город заходили, неотличимые по внешнему виду от жителей, люди. Вот только кто мог заподозрить в них, прекрасно говоривших на турецком и татарском языках, казаков. Да и христианские диалекты, общепринятые в Крыму, у сечевиков были в широком употреблении.

Лазутчики старались тихо проникнуть на все ключевые точки, особенно в цитадель. А за ними вскоре приходили казаки, без стрельбы и криков, и резали полусонных караульных, полностью обленившихся на сытой и тихой службе повелителю правоверных, которых прежде не убили диверсанты. Многие из воинов в свой последний миг жизни не успевали даже закричать, не то, что ухватится за рукоять ятагана.

И лишь потом начиналась сплошная «зачистка» города – кошмарная во всех отношениях. Всех жителей с крестами на груди, или говорящих на понятных языках, греческом или славянских, оставляли в живых. Остальных, кто из них не успевал перекреститься или закричать, безжалостно истребляли, не взирая ни на возраст, ни на пол.

Только грабежа в Кафе не случилось – дисциплину в походе казаки соблюдали строго. Момент внезапности терять было нельзя. Сразу после захвата города, Сирко повел свое безжалостное воинство опытных и матерых убийц в степь. Разоряя татарские кочевья на своем пути, запорожцы захватили столь нужных им коней. К полутора тысячному казачьему отряду присоединился для поддержки один из «стремянных» полков с батареей «единорогов» – орудия с зарядными ящиками, передками и упряжки доставили на дощаниках через море…

Вот уже пятый день Кафу тщательно и последовательно дом за домом «зачищали» от всех ценностей стрельцы. Предлинная вереница освобожденных невольников, сотни повозок потянулась к Арабату, небольшой турецкой крепости, крайне убогой на вид, еще накануне вроде бы закрывавшей выход из одноименной «стрелки» – длинной и пустынной, на сотню верст очень узкой песчаной косы.

Несколько десятков воинов султана местного гарнизона настолько обленились под жарким южным солнцем, что полностью «забили» на службу и «расслабились». Так что без вопросов впустили в крепость через распахнутые ворота казаков, переодетых янычарами – благо они приплыли на двух калиутах под османскими флагами. И были практически молниеносно вырезаны казаками без всякой жалости – почти никто не смог оказать даже подобия сопротивления.

Да и опыт по занятию Арабатом у запорожцев имелся изрядный – в отряде псевдо-«янычар» шли казаки, что десять лет тому назад вместе с кошевым атаманом Иваном Роговым смогли взять внезапным налетом это укрепление, начисто истребив гарнизон.

Спустя час к берегу подошли почти два десятка загруженных под завязку торговых судов и «дощаников», доставивших через Азовское море почти трех тысячный отряд запорожцев и стрельцов, с сотней лошадей и четырьмя орудиями.

Эскадра под командованием венецианца Брайя, которого Юрий поставил командором, пошла в Керченский пролив, имея на борту десант в полторы тысячи стрельцов и донских казаков. Донцы присоединились к экспедиции в последний момент, перед самым отплытием – атаман Фрол Минаев прошел степью и привел семь сотен лихих головушек, отцы и деды которых не раз наносили «визиты» не только в крымские города, немало пограбили все черноморское побережье, доходя порой до Босфора. Та же лихая вольница, ни в чем не уступавшая сечевикам.

Флотилия прошла мимо Кафы на второй день после захвата огромного города, раскинувшегося вдоль кромки Черного моря, на берегу залива, который в будущих временах именовали Феодосийским. Часть кораблей осталась в гавани, в которой казакам удалось захватить два турецких парусных корабля с пушками и три маленьких галеры, а также несколько десятков самых разнообразных судов и больших рыбацких лодок.

Сейчас все эти посудины спешно нагружались разнообразным добром, трюмы быстро заполнялись вереницами носильщиков. Огромный торговый город с двадцати тысячным населением, окруженный стеной в пять верст и с тремя десятками башен, оказался сказочно богатым – рядом с ним Галич показался бы скопищем деревушек, оторванных друг от друга, так как размерами значительно превосходил будущую Феодосию.

Венецианец заверил его, что захват Керчи прошел как по маслу – по его словам вышло, что на местную крепость смотреть без слез невозможно, настолько она стенами рассыпалась.

Убогое зрелище!

Известие сильно напрягло Юрия, он до последнего этому не верил. Дело в том, что бывал частенько в Керчи в свое время и видел не раз развалины старинной турецкой крепости Ени-Кале, через которую проходил железнодорожный путь. Сам смог воочию оценить мощные крепостные ворота с аркой и бастион с двумя вычурными башенками. А тут данная цитадель отсутствовала как таковая!

Таман или Тамань, как называли историческое место станицы в его времени, захватили с ходу, как и турецкую крепостицу Хункала на окраине городка, в которой гарнизон составлял едва два десятка поседевших на долгой службе ветеранов. Сопротивления почти не оказали, да и зачем им было опасаться приплывшие турецкие галеры.

Что происходило в Темрюке, Брайя не знал, но Юрий резонно предположил, что ничего хорошего для турок и ногайцев там не происходит, как не крути. Донцы давно «точили зуб» на этот городок, куда не раз предпринимали морские набеги.

«Мне не удержать столь огромный город! Никаких сил не хватит, да и бесцельно это занятие. Жаба лапками давит, но делать нечего, нужно уходить отсюда, вывести всех христиан, кто желает покинуть Крым, и всех ренегатов поголовно. Нельзя оставлять туркам и татарам ремесленников, их не так много, как казалось бы.

Всем найду работу в своих землях, и со временем люди вернутся к вере отцов – куда им деваться?!

И готов всех непременно нужно вывести – иначе их тут просто вырежут в одночасье до последнего. Надеюсь, что запорожцы сушей и Брайя морем смогут вывести моих немцев сколько возможно.

А вот Керчь с Арабатом попробую удержать, понятно, что планов громадье обрушилось песчаным замком под приливной волной. Перегораживать Ак-Монайский перешеек нет никакого смысла, это я с глупости так решил – Сирко прав, что отсоветовал.

Керченский полуостров безжизненный, а немногие татарские кочевья и селения «стременные» разорили, все колодцы забросали трупами скота. Озера там вокруг соленые, реки летом пересыхают, только ливнями наполняются. Восемьдесят верст перехода по безводной местности изрядно измотают татарское воинство, а в конце путешествия они уткнутся в линию редутов – и станет им весело до изнеможения. К тому же пока Арабатский укрепрайон не возьмут, на Керчь смысла нет идти».

Юрий оторвался от размышлений и снова окинул взглядом Кафу – христиан тут проживало множество – греки и готы, аланы и славяне. Исламизация только тронула бывшие генуэзские колонии, что протянулись узкой полосой по всему южному побережью Крыма.

Очень удачное место для «капитанства Готии» выбрала Генуя – с севера прикрыты горами, труднопроходимыми для татарской конницы и пехоты княжества Феодоро. С последними генуэзцы вели войны, христиане воевали друг с другом к радости магометан. И пока на море господствовал галерный флот «республики», колонии чувствовали себя в относительной безопасности, контролируя все Черное море, которое в гордыне уже посчитали собственным «озером».

Все могущество рухнуло в одночасье, в 1453 году, после того как турки захватили Константинополь и окончательно покончили с могущественной прежде империей ромеев. И наступила расплата – к 1475 году все колонии в Крыму были захвачены турками, а крепости взяты штурмами – противостоять османским бомбардам стены не смогли.