– А потом всех готов в Крыму вырежут?! Ты мне такой грех на душу взять предлагаешь, батька?

– Понимаю, так что неволить не собираюсь. Да и казаки мои понимают. Мы ведь тоже порой с крымчаками и османами сговариваемся. Ты хоть правильно с мурзой говорил недомолвками, чтоб они решили, что ты на Азов напасть собираешься – ведь отказаться от нападения к восходу от Кальмиуса не обещал. Вот они сюда кораблей своих и нагнали – бояться за Азов. Но так-то нам только на руку, мыслю, в Корчеве никто из басурман нас не ждет. Дуван будет знатный!

– Я потому так и переговоры вел, чтобы вам набег облегчить, чтобы турки к Азову все силы стянули, скорый приход моих стрельцов под стенами ожидая. А мне единственное лето без войны в радость будет. Сколько всего сделать нужно, а не в походы ходить.

– Вот потому-то ты и круль, что о владениях заботишься, а я кошевой атаман. Ладно, ты как дорогу «чайкам» в море откроешь?!

– Потоплю я корабли турецкие!

– С берега камни кидать будешь?!

– Боевые пловцы появились, атаман, джур моих помнишь?

– Лихие хлопцы! Тебе их не жаль? С ножами и саблями до галер они и доплывут, даже на борт залезут ночью и при удаче одну захватят. Мы так делали сами не раз. Но там у турок больше десятка мавн и калиутов, они живо свой корабль отобьют!

– Мины подведут и взорвут на хрен! Парней отобрали два десятка – все с прошлого лета учатся ночью подплывать к вражескому кораблю, и под днищем бочонок с порохом крепить.

– Да как огонь то под водой поднести?!

– А он внутри бочонка. Сейчас сам посмотришь!

Юрий поднялся, подошел к шкафчику, вынул из него несколько предметов и выложил их на стол. Первым взял в руки сильно переделанный ружейный замок, к которому был прикреплен толстый витой шнурок. С усилием оттянул ударник. Поставил замок в деревянный ящичек, протащив кончик через отверстие в торце.

– Дерни за веревку, батька, только потяни плавно, без рывка. Вся штука именно в этом и заключается.

Сирко уцепился за конец шнурка узловатой ладонью со вздувшимися венами, в то время как Юрий крепко держал ящик, потянул. Замок громко клацнул – целый сноп искр вылетел из него. Галицкий взял в руки короткий ручной бур – сверло с поперечиной вверху.

– Забиваем бочонок порохом, а в крышке делаем отверстие для этого ящика. Перед атакой ставим пружины в боевое положение, пороха в ящик насыпаем на треть. Тут два кремня – в каком бы положении не был бы бочонок, они высекут икру и воспламенят порох. В дощечках проделаны вокруг дырки, затянуты пропитанной селитрой бумагой, это не позволяет пороху из бочонка забить ящик плотно.

Юрий показал атаману прикрытые бумагой дырочки, затем положил ящичек на стол. Усмехнулся:

– Вставляем детонатор в отверстие на крышке бочонка, и наливаем горячего воска для гидроизоляции, чтобы вода не проникала. На бочонок крепим чугунное чушку к боку, привязываем ее бечевкой – бочонок погружается под воду, но не тонет. А далее все происходит предельно просто – двое пловцов буксируют его к вражескому кораблю, дважды бурят днище под водой и крепят мину за кольца с торцов, к носу или корме. Отплывают на тридцать шагов, разматывая бечевку вдоль борта. И дружно тянут ее. А дальше испытывают свою удачу и везение! Вот такая нехитрая задумка – испытания показали, что почти нет осечек.

Галицкий посмотрел на ошарашенного кошевого атамана – глаза старика горели мрачным огнем, видимо, успел оценить перспективы от применения нового оружия.

– Можно атаковать вражеские корабли в гаванях и на якорных стоянках. Желательно, чтобы ночка была темная, вода чуть теплой, в штиль или при очень слабой волне и ветерке. Тело намазать жиром с сажей, или надеть гидрокостюм из кожи – швы на нем залили варом из смолы. Одно плохо – через час начинает пропускать воду. Зато на воде боевого пловца держит хорошо – внутри ведь воздух остается.

Юрий принялся раскуривать потухшую сигару, искоса поглядывая на задумавшегося атамана.

– У меня десять пар подготовленных пловцов, и ждем только нужный момент для атаки – ветер скоро стихнет. Они действуют только по двое – если с одним что-то случится, то второй выполнит задание и сможет помочь другому доплыть до берега. Только уговоримся сразу – тайна для тебя и никого более. Если у тебя будет нужда в походе, то дам своих парней с минами, а ты к ним джур прикрепи, чтобы никто не любопытничал из казаков. Сам понимаешь – дело тайное!

Сирко с потрясенным видом раскурил люльку, пыхнул табачным дымком. Затем хрипло спросил:

– Челны у тебя необычные! Мыслю, к переднему концу жердины ты такой же бочонок решил подвешивать. Не так ли?!

– Угадал, батька, только не совсем так. То миноноски, это верно, однако жердь при атаке далеко вперед выдается – то нужно, чтобы от взрыва как можно дальше наш струг был, иначе его самого разнесет. Бочонок под воду в днище направляют и веревку тянут – она в трубках из камыша идет, что к жердине прикреплены. А та не цельная – нет деревьев такой длины – мы ее из частей собирали и медными кольцами крепили.

Юрий пыхнул сигарой, собрал все вещицы со стола и убрал их в шкафчик. Снова уселся на деревянный табурет, посмотрел на кошевого атамана и негромко заговорил:

– Завтра ночью начинаю атаку, батька. Времени больше нет в запасе – на душе уж дюже погано, прямо свербит все, будто кошка когтями дерет. Не знаю почему, но до последнего дня тянул. Ну да ладно… Кого пловцы мои не взорвут из османов, добьем миноносками сразу же. А потом ты мавны и галеры, что на воде держаться будут, а таковых много будет, на абордаж со своими казаками возьмешь. Гребцов от цепей освободим, да трофеями разживемся – пополам все делим?!

– Поровну, – согласился Сирко, мотнув головой. – Хитрую ты штуку придумал. Вот поди как выходит – все простое перед глазами не видно. Пулю наперстком ты измыслил, мины свои морские также – а мне в голову не приходило, хотя столько лет прожил и в походах беспрерывно участвовал. А ведь так ничего и не сообразил… Такого…

– Так оно и бывает, батько. Ох, и свербит душа, зря я вчера Софью на Волынь отпустил, с конвоем малым, а сейчас места себе не нахожу. Ты прости, но пойду гонцов отправлю, да конных стрельцов с ними – маята на сердце, батька, как бы чего не случилось…

южнее Владимира Ново-Волынского

2 июня 1678 года

– Ногайцы теперь никуда не уйдут, они сами себя в ловушку загнали. Здесь всех перебьем!

Воевода Волынский чувствовал неимоверную усталость – вот уже пятый день он практически не спал, почти не слезал с седла даже ночью, весь одеревенел, не чувствую собственного тела, по которому разлилась тяжелая свинцовая усталость.

Такого татарского нашествия никто не только не ожидал – не предвидели даже в самом кошмарном сне. Да и сам Иван Петрович не представлял, что когда-нибудь увидит такую массу степняков, тянущуюся по степи черной полосой. Крымский хан Селим-Гирей привел сюда значительную часть своей орды – почти двадцать тысяч всадников, большую половину от числа всего населения «Новой Руси», кто был и стар, и млад.

Степная сторожа успела предупредить жителей слобод, которые бросив поля и рудники, устремились под защиту земляных валов, гоня скотину. Хорошо хоть, что государь Юрий Львович категорически не допускал на всей своей земле выселков и хуторов – участь обреченных на рабство жителей в них была бы предрешена.

Да и так страшная судьба ожидала две слободы по Торцу – их захлестнула черная волна. И хотя гарнизонные стрельцы и ополченцы отчаянно отбивались почти двое суток, но «единорогов» там не имелось, и ногайцам все же удалось взять их приступом. Неполная сотня защитников, пусть и с отличными ружьями, не сможет долго отбиваться от орды в несколько тысяч жаждущих чужого добра басурман.

Степняки их полностью разорили и сожгли, черные столбы дыма высоко поднимались в небо – жители других слобод и горожане только скрипели зубами от бессилия и ненависти к вековым грабителям. Ногайцы нахватали больше тысячи невольников, которых повели с огромным обозом награбленного добра обратно в степь.