– А потом вы закрылись ото всех, – не спрашивал, а лишь дополнил Денли.

– Да, это были страшные времена для нашего народа, мы едва смогли возродиться, чтобы хоть как-то восстановить свою численность. Но ваша война, которую так бессмысленно вы начали, – она погубила нас. Мы не виним Богиню за ее решения. Конечно, кто, как не мы, должен был предотвратить, остановить все это? Но мы сами были растеряны, не понимая, как дальше жить.

Я тяжело задышал, пытаясь привести мысли в порядок.

– Наверное, только сейчас, когда ты, Мари, появилась в нашей жизни, мы поняли, насколько справедлива была Богиня. Мы те, кто мы есть, мы драконы, мы сила и ум этого мира. Мы не должны были жалеть себя за свою же глупость, мы должны были двигаться дальше. Ведь именно наш мир поглощался войной, ведь именно народы нашего мира истребляли друг друга. А мы закрылись ото всех, погрязая в своем горе.

– Мне нужно в храм, – настойчиво сказала Мари, подымаясь. – Я хочу увидеть ее.

Марина Шиляева

В храм я попала уже ближе к вечеру, мои мужчины меня нехотя отпустили, убеждая, что делают все только на пользу мне, и вообще, было решено меня не выпускать из постели, куда все же мы переместились после очередного марафона. Но я настояла, так как действительно хотелось познакомиться с самой Богиней и узнать, что же вообще происходит.

Пришедший Риар и пошел меня сопровождать, потому как все мои три котика, хоть один из них и не котик, разомлели и не желали двигаться. Откуда во мне столько энергии, я вообще не могла понять.

– Риар, а ты видел Богиню? – мы шли уже по саду, а охрана на небольшом расстоянии двигалась вслед за нами.

Причем охрана состояла из всех четырех рас: эльф так и не отозвал своих, а мужья и нареченные настояли, чтобы я ходила только так.

– Конечно видел, – он держал меня за руку, делясь своим теплом.

– А какая она? – посмотрела я в его такие притягательные стальные глаза, которые утром были дымчатыми, а к вечеру стали более острыми и глубокими.

– Она Богиня, – протянул завороженно он, приподнимая мою руку к своим губам и нежно целуя каждый пальчик. – Я не знаю, что о ней можно сказать… когда ее видишь, на душе становится тепло. Словно ты вернулся туда, где тебя ждали всю твою жизнь. Ее каждый видит по-своему. Перед одними она собирает черты матерей. У других любимых. Когда-то мне рассказывали, что она приходила ребенком, которого потеряли еще малышом. Это нельзя объяснить словами, это можно только почувствовать. Когда все проблемы уходят, заботы, тревоги, ты освобождаешься от всего бренного, чтобы воспарить душою к ней.

– А она – это женщина?

Риар остановился, уже почти подведя меня к небольшому, но очень красивому храму – казалось, он был построен из цельного белого ракушечника и переливался, как жемчужина, множеством цветов.

– У нас принято считать, что да, – он опять поцеловал мне пальчики, но уже и второй руки, беря мои ладошки в свои, согревая своим теплом. – Идем.

В самом храме оказалось не так и тесно, как мне показалось со стороны. Вокруг было много цветов и зажженных ароматических палочек. Было видно, что о храме заботятся и берегут. В самом центре был большой прямоугольный камень, на котором можно было при желании и поспать. А над ним – статуя Богини. Ее лицо было закрыто капюшоном, а одежда укрывало все тело, оставляя только кисти рук и босые стопы ног. Никаких украшений или же знаков на ней больше не было. Этакая в два раза больше меня женщина… или же не женщина. Но кисти рук были тонкими и нежными на вид, даже камень не портил чистоту ее кожи.

Все вокруг было белым: белые колонны, окружающие центр храма, белые своды и даже пол. Казалось, что я могу с улицы нанести грязь в это изобилие стерильности, но, оглянувшись, я не обнаружила за собою следа – все же это паранойя.

– Риар, – позвала я задумчивого дракона.

– М-м-м? – он наклонил ко мне голову, словно я отвлекла его от важной беседы.

– Я могу тут побыть одна? – не хотелось его обижать, но я надеялась, что он меня поймет. – Мне это нужно.

– Конечно, Мари, – он неловко наклонился к моим губам, словно ожидая, что я могу оттолкнуть, и мимолетно поцеловал, согревая своим дыханием. Все же горячие эти парни, драконы. – Я буду ждать тебя снаружи.

– Спасибо, – улыбнулась я своему мужу. Обалдеть, вот это я обложилась.

Он нехотя разъединил наши руки и широким шагом пошел на выход. Странно, но никаких звуков от его высоких сапог я не слышала, хотя во дворце они отчеканивали громкое эхо.

– Ну здравствуй, Марина Шиляева, – я оглянулась на женщину, которая сидела на том самом камне, тихонько болтая голыми ступнями в воздухе. – Я давно тебя ждала.

– Почему же сами не пришли раньше? – я стала приближаться к ней, желая заглянуть под тот самый капюшон, за которым она прятала свое лицо.

Она была, как и изображающая ее статуя, в белом бесформенном балахоне, закрывающем тело с ног до головы. Только размером с обычного человека.

– Обращайся ко мне на ты и присядь, пожалуйста, рядом со мной.

Я нерешительно приблизилась и села на камень, заранее готовясь почувствовать его холод, но, к моему удивлению, он был теплым – словно сидишь на кресле с подогревом.

– Открой свое лицо, – зачем именно это попросила, я, наверное, никогда не смогу себе объяснить. Когда море вопросов были невысказанными и более важными.

Под капюшонном оказалась девушка, лет семнадцати, не больше. С красивыми кудрями каштановых волос, немного закрученных на кончиках в волны, с серыми глубокими и умными глазами. Прямой маленький и аккуратненький носик, алые губки бантиком, идеальная белая кожа.

Я смотрела на нее и не могла поверить, что вижу себя – в те годы, когда солнце светило ярче. Когда, проснувшись однажды утром, я поняла, что хочу изменить свою жизнь. Когда, не обращая внимания на материны крики и злой взгляд отца, я собирала чемодан, чтобы уехать учиться. Эта была именно та девчонка, у которой светилась душа, где еще никогда не было боли, а лишь одна надежда.

Это потом она узнает, что матери умеют верить в своих детей и любить их – видя, как нежно поздравляет Иру ее мама с первой сданной сессией. Это потом она разочаруется, когда придет папа Тани и решит ее ссору с преподавателем, чуть ли не закрывая дочь собственным телом. Не потому, что на нее нападали, а потому, что он так привык и по-другому не умеет. Это потом душа перевернется, когда брат в очередной раз выставит из квартиры, потому что к нему очередная девушка на ночь заскочит. Это потом потухнет взгляд, когда любимый скользнет по ней глазами, как по пустому месту.

Но вот сейчас я сидела и смотрела на такое живое и радостное лицо. «Все же я красавица», – где-то на подсознании я сама себе произнесла это вслух.

– Милая Мари, – улыбнулась Богиня. – Я рада, что ты поняла это. Ведь любят не за красивые глаза, а за красоту души.

– Вы можете мне вернуть то, какой я была вот тогда? – почему-то я понимала, что Богиня меня поймет с полувзгляда, с одной только сбивчивой мысли.

– Мне жаль, Мари, но это мир изменил тебя: когда ты проходила сквозь его грани, он увидел тебя именно такой, какой ты была на момент перехода. Считая все инородное на тебе твоим, он просто спроецировал тебя, только уже вот такую.

– То есть я не перешла в этот мир, а меня тут создали? – я действительно удивилась такому.

– Как бы да и нет одновременно. Твое тело растворилось в мироздании, а уже тут собралось по той памяти, которую сохранил этот мир.

– Так, получается, это не ты меня сюда перенесла? – мне почему-то стало важно узнать, кто захотел, чтобы я тут оказалась.

– Я, – она улыбнулась так искренне, что улыбка отразилась в душе, отчего у меня все сразу потеплело внутри, и захотелось улыбнуться в ответ, даря похожую улыбку. – Скажем так, я позволила этому миру вернуть его потерянную душу, а то, что на тот момент душа была еще в живом теле, – это уже мелочи.