Я не стала ему мешать, как ни абсурдно звучало мое заявление. Но грудные нити каждый раз упирались в него, поэтому я перевела взгляд вниз, на ноги. Нити с ног снова тянули меня в какой-то тоннель и дали ясное представление Леса. Нашего леса. Который я так вероломно оставила. Лес погрузился в замершее молчание. Он словно чего-то ждал. Он не жил своей прежней жизнью. Он замер. Застыл. Окаменел. Превращаясь в безмолвную скульптуру, холодное отражение жизни. Как же так…

Руки… нити от рук были довольно многообразны. Некоторые вели к волтам, другие в мой семейный дом, третьи — к друзьям. Везде висело тревожное напряжение. Выжидание, правильнее было бы сказать. Волты не сидели на месте. Они двигались. Очень быстро и слишком яростно, теряя капли слюней из разинутых зубастых пастей. И только сейчас я осознала масштаб надвигающейся катастрофы. Без меня лес не проснется. Он заснет, отпрыгнет назад, не продолжив начавшееся движение. Покинув его, я унесла частицы… нет не крови, хотя и её тоже. Я унесла свое сознание, свое понимание и какое-то внутреннее чутье, наполняющее лес и его обитателей энергией развития. Я унесла ту сущность, которая встроилась в живой организм леса так естественно, что теперь без нее весь этот механизм отказывался двигаться. Он просто остановился.

Я дала надежду. И забрала её. Я хотела вернуться. Но вышло, что безжалостно ушла. Инквизиторы знали, в какое место направлять удар без собственных потерь. Женщина. Без женщины лес не будет развиваться, это говорил и Ратмир. Достаточно убрать это слабое звено и на этом поставить точку. Не надо врываться в лес, крушить что-то или бороться с его жителями. Работа — не пыльная. Убрать необходимое, но такое уязвимое звено..

Бабушка! Внезапная догадка заставила меня моментально покрыться испариной и подскочить с места. Ведь с ней все было так же… Но… как она оказалась связана с лесом? Почему она? И кто… кто в тот момент был мужчиной? Кажется, что дед Гарольд ни сном ни духом про лес… Или нет? Я запуталась окончательно. И что делать со странным возрастом Ратмира? Какая-то мысль настойчиво стучала в голове, пульсировала, словно источник, но я всеми силами гнала её прочь. Я знала почему. Конечно, знала. Я не могла её принять. Это было уже слишком… Поэтому я пыталась осмыслить все рационально. Тщетно…

Устав бороться с размышлениями, я заснула. А проснувшись, весь следующий день я тренировалась отслеживать нити, расходящиеся в разные стороны. Оказывается, они идут не только к знакомым мне людям и местам, но и к деревьям за пределами моей темнице. Слабые связи. У этого места был потенциал, я это чувствовала. Жаль, что именно здесь обосновались служители культа Инквизиции. Иначе чем культом, я это движение назвать не могу. Некоторые нити пробивались наверх, донося мне информацию о творящейся там суете. Была подготовка, видимо… к празднику. Сначала я никак не могла понять, почему Мартимус не решился на преступление сразу, как притащил меня сюда. Но потом стало ясно, что церковь находится в отдалении и не все гости успели собраться. Хотя… дальних гостей явно ждать не стали.

Страшно было признаться себе, что часть нитей, запутанных, растрепанных словно старый ненужный клубок, и темных, змеились из района моей головы непосредственно к самому Мартимусу. Распутывать эти нити было неприятно и особенно неудобный сюрприз поджидал меня в конце, когда Мартимус в моей голове резко поворачивался ко мне, улыбался уголками губ, и слегка качал головой, словно отказываясь или осуждая. Когда стало темнеть, неприятный тип спустился ко мне собственной персоной.

— Ай-ай-ай, Алёна, — сказал он назидательно. — Что же ты меня так часто зовешь? Не думаешь ли ты, что у тебя получится соблазнить мою душу и склонить её к греху?

Придурок. Вслух же я буркнула:

— Нет, случайно получилось.

— Впрочем, я и сам собирался зайти к тебе. Попрощаться, так сказать…

— Зачем? — искренне удивилась я.

— Что? — не понял он.

— Прощаться зачем? К чему это все? Я Вас не знаю. Вы фатальным образом решили мою судьбу, — я пожала плечами. — Я не понимаю, кто Вы, чтобы с Вами прощаться… Отпустите! — вдруг порывисто сказала я и молитвенно сложила руки, снова начала накатывать паника.

Тихий смех был мне ответом.

— А ведь мы были вместе, Алёна. И довольно счастливы, — он поправил воротник рубашки, словно тот ему жал. — Моя Лена. До того момента… как ты решила стать другой. Жаль, что я сразу этого в тебе не разглядел…

— Не припомню такого, — сухо бросила я на очередной его бред.

— Жаль… — снова повторил он. — Не исправить. Надеюсь, мы больше с тобой не увидимся. Это слишком меня бередит… Отвлекает, так сказать, от молитв Творцу…

Я тоже надеюсь. Жаль, что мы увиделись вообще. Но вслух сказала:

— Обидно. Я думала, Вы мне еще проповеди почитаете пару недель. Для закрепления, так сказать, материала. А то я еще не все усвоила… Разве это не праведное дело?

— Нет времени! — развел он руками. — Душа твоя покрыта коркой грязи, которую ни одна проповедь не возьмет. Очистительный огонь избавит твою душу от метаний…

Не знаю, как душа, но сама я после всего произошедшего точно чистотой не отличаюсь. Я покосилась на грязное и местами рваное платье и грязь под ногтями.

— Огонь слижет все твои стремления, растворит, подчиняя себе, убирая скверну воплощения и мы запечатаем твою душу, чтобы она не вернулась вновь… — продолжал свою речь сумасшедший.

— Зачем? — все же осмелилась уточнить я.

— Каждый раз, как ты появляешься на свет, ты рвешься к самой бездне человеческих душ. К познанию. К Алхимии! И Чернокнижию! Этот аромат порока человечества… Ты никак не успокоишься, — выдвинул он странные обвинения. — Мы тебя успокоим…

— Кто вы? — на всякий случай спросила я. Думала, что Мартимус в очередной раз рассмеется, но он остался на редкость серьезен.

— Мы… Хранители… хранители этого мира от пороков… хранители благочестия и непоколебимой веры в творца… Мы караем всех, кто посмел нарушить данные нам свыше законы. Кто посмел себя поставить над Творцом, кто занялся колдовством и мешает божественному замыслу. Ведьм, колдунов, оборотней…

— Постойте! — прервала я доисторическую цепочку рассуждений. — Но ведь это просто новые открытия! Новые виды и человеческие возможности! Уверена, скоро наука сможет их объяснить!

— Никакой науки нет! — резко повысил голос Мартимус. Пару секунд он помолчал, приходя в себя. — Я же тебе уже говорил… Есть только люди. Люди, которые следуют заповедям, которые чтят законы. И те, кто решил занять место Творца, кто погрузился в гордыню и грех! Такие как ты! Такие, которые должны чистить свои слабые и порочные души в аду!

Мартимус не на шутку разошелся. Я даже отпрянула и успокаивающе махнула рукой.

— Я поняла Вас, Мартимус. И все же разрешите мне еще провести в размышлениях несколько дней, мне нужно много о чем подумать… — спросила я, затаив дыхание.

— Нет! — выдохнул он. — Не могу. У меня еще много дел, не терпящих отлагательств.

— Каких? — не знаю, зачем спросила я, чтобы потом застыть от ужаса.

— Потом мне надо разобраться с лесом. И с Ротером. И с щенком, — кончики губ изогнулись в улыбке, а у меня внутри что-то обрушилось. Пропасть. Провал. Тугая воронка, из которой невозможно выбраться. Я же сама рассказала ему про Рэма, и теперь Мартимус не остановится.

— Нет! — выкрикнула я в полном бессилии, эмоции, наконец, прорвались сквозь пелену отчуждения. — Вы не посмеете тронуть щенка! Он… он ребенок! Он совсем не при чем! Просто пожалейте его!

— Жалость… какое глупое чувство… — вздохнул Мартимус и глянул на меня с сочувствием. — Это оборотень. Он зверь, убийца. Он — ошибка, созданная дьявольским намерением. Ошибка, которую я обязан исправить.

— Нет… — слезы все-таки хлынули из глаз. Потом до меня дошла и остальная часть высказывания. Он что-то хочет сделать с лесом. Что? Тоже сжечь? И… и с Ротером. Ротер. Я помнила это имя — оно было в газетной вырезке. — Почему с Ротером? — собрав остатки самообладания спросила я.