Оп! Приехали, слово-то какое. Если Ратмир решится меня наказать таким способом, то что же будет дальше?..

— Подожди!.. — бессильно выкрикнула я в попытке остановить надвигающиеся любовные действия и завертелась как червяк. Впрочем, безрезультатно.

Тут в воздухе что-то просвистело и мою пятую точку обжег… удар каким-то тонким предметом. Что-о-о? Я ойкнула и не сразу поняла, не смогла поверить, что пресловутое наказание это… наказание прутиком?! Неужели? Причем… довольно болезненное!

— Ай! — вскрикнула я, когда нежной кожи тонкий прут коснулся второй раз. Я все еще не могла прийти в себя от изумления, что взрослый мужчина решил разобраться со мной как с нашкодившим школьником! На заднем месте обжигающе горело, а вторым после изумления чувством стало чувство обиды, детской, безутешной, заполняющей до краев, когда ощущаешь несправедливое отношение и слезы моментально подступают к горлу, и ты не можешь их сдержать…

Прутик ударил в третий раз и в четвертый, а у меня комок подкатился к горлу, и глаза наполнились слезами. Да что он себе позволяет, этот дикий человек! Меня никогда, никогда и никто в жизни не наказывал физически! Даже в детстве.

— Прекрати! — давясь слезами, сказала я, но он не реагировал.

— Чтоб тебя звери разорвали! — крикнула от бессилия. — На части! Ой! Мелкие! Медленно-о-о!..

Я не знала, радоваться мне или огорчаться, что Ратмир выбрал именно такой способ… взаимодействия, а не любовные объятия. Смешанные чувства заполнили мою грудь. Судя по книжным романам в момент порчи невеста погружается в океан неземного блаженства. В случае же с прутиком ничего приятного, больно и унизительно! Зато девичья честь осталась сохранна. Ясно одно — плохо и то, и другое. А место мое не здесь, а в цивилизованном обществе, где нет варваров с дикими озерами и прутьями под рукой! Испытывая все это, я не знаю, каким образом извернулась и что есть мочи впилась зубами в руку жениха. Сжала до скрипа, он глухо ойкнул и дернул рукой, оставляя у меня во рту солоноватый привкус кожи. Пусть знает, что не только я одна понесу увечья в этом бою!

— Что же такого ценного — ой — было в этом кортеже! — с шипением и вскриком спросила я, чтобы отвлечь мучителя.

— Лекарства, Алёна, так нужные в деревне. Там были лекарства, которые требовались здесь и сейчас. А еще бумаги…

На этом слове он осекся, помрачнел и даже ослабил хватку, и я поняла, что затронута какая-то важная тема. Про бумаги узнаю потом, а лекарства…

— У вас же есть оранжевое лекарство! — выпалила я, вспомнив про случай с Ку-ку. — Ай! Разве нужны еще? — наивно поинтересовалась, чтобы выведать информацию.

— Да, — с каким-то сожалением вымолвил он. — Оранжевое, как ты говоришь, лекарство — оно для особых случаев. Потому что его слишком мало.

Так-так, интересно. Как бы пробраться и взять пробу? Мое исследовательское сознание продолжало работать даже в такой унизительной ситуации. Что в целом говорит о моем хорошем психическом здоровье. В отличие, конечно, от здоровья моего жениха.

— А бумаги? — выкрикнула я, решив под шумок добыть максимум сведений.

— Бумаги?.. — с каким-то замешательством произнес тиран и вроде задумался. Использовать свой прутик (и где он только его взял?) он перестал и вдруг прикоснулся к моей пострадавшей коже кончиками пальцев.

— Эй! — дернулась я от щекотки, но он не обратил внимания, словно погрузившись в какие-то мысли. В это время он стал… гладить то, что минутой ранее безжалостно наказывал. Такой поворот сюжета мне окончательно не нравился. Быть может, у него на уме какие-то изощренные фантазии! Старый леший, куда меня только занесло! Попыталась пнуть негодяя, но безрезультатно.

Я выворачивала шею, чтобы увидеть, что творится у него на лице, но оно как будто окаменело. Мне показалось, что мужчина на мгновения ушел в себя, сосредоточившись только на ему ведомых мыслях. Он также продолжал держать меня суровым захватом, пальцами другой руки касаясь моей до неприличия задней части и как будто что-то вспоминая. Было щекотно и это отвлекало от саднящей боли, не сильной, но весьма неприятной. Однако сверкать голым задом совсем не хотелось, в душе как итог разлилась горьковатая обида. Быть может, я и была в чем-то неправа, не поинтересовавшись, какие товары были в кортеже. Возможно, на самом деле кому-то очень нужные лекарства… Но упрекни меня в этом тиран открыто — я бы испытывала куда большее чувство вины, чем теперь, в положении нашкодившего ребенка! Поборник морали, а жизнь незнакомых девушек губить как раз плюнуть!

В какой-то момент мне показалась, что его хватка ослабла, и я дернулась, освобождая руки и тело от захвата, перекатилась на кровати и вскочила на пол. Быстро натянула портки и оправила платье. Бросила в жениха тот гневный взгляд, на который было способно лишь попранное девичье достоинство. Волосы растрепались от борьбы, кулаки сжались сами собой в остром желании хорошенько прогуляться по невозмутимой физиономии тирана, а рот (наверное, перекошенный) собрался послать страшные проклятия на его голову. Но, взглянув на него, я поняла, что он меня не слышит. Деспот сидел безучастно и, казалось, не имел никакого желания продолжать дальнейшую дискуссию. От собственных мыслей он даже ссутулился и поник, как жук, скукожившийся к холодам.

— Это… слишком! — только и смогла выдавить я, а слезы обиды так и подкатывали к глазам, грозя вырваться и окончательно превратить меня в ребенка. — Ни за что! Даже не думай, что твоим планам суждено сбыться, Ратмир. Ни за что и никогда ты не сможешь удержать меня в этой глуши. Разве что… убьешь и прикопаешь за одним из твоих деревьев гигантов!

Я не видела смысла таиться и изображать хорошее отношение после произошедшего. Эта ситуация расставила все точки в нашей истории как для него, так и для меня. Стало очевидно, что мне здесь совершенно не место. Жизнь с таким деспотом с самого начала казалась бесперспективной, а теперь и вовсе стала опасной. Что ему придет в голову в следующий раз? Нужно как можно скорее выбираться отсюда, и обратиться за помощью к людям, которые могут помочь.

Ратмир продолжал молчать, с неясной тоской глядя на меня. Он не спорил и не спрашивал, куда же делись мои заверения в нашей совместной судьбе. Неужели догадывался, что это все игра?

И, кажется, не собирался уходить из моей комнаты. Что-то его держало здесь. Мне не хотелось выяснять и я предпочла удалиться сама, гордо задрав сопливый от слез нос. Вот только… надо сказать что-то колкое на прощанье.

— А платья… Платья пусти на тряпки для уборки дома! Я их не одену, даже если это будет последняя одежда на всем белом свете!

— Ты так ненавидишь это место, что развернула кортеж? Все из-за платьев, да? — глухо рассек тишину Ратмир.

Я не призналась в том, что он раскусил мои мысли. Пусть сам думает. Вышла, громко хлопнув дверью так, что вздрогнуло все поместье.

— Лес не отпустит… — донеслись слова, которые я почти не слышала.

Остаток дня я провела, гуляя в лесу и зализывая раны. Душевные, конечно! Раз за разом возвращалась к мысли, что он позволил себе вот так обращаться со мной. Это была самая последняя точка моего терпения. Захотелось немедленно попасть домой, тем более, что наблюдений накоплено достаточно. Заглянуть бы только в потайную комнату… Быть может там есть образец редкого оранжевого лекарства. Мне-то надо совсем чуточку…

Когда начало темнеть, я засобиралась в поместье. Еще не хватало, чтобы ночью со мной что-то приключилось, как пугал Ратмир. От ужина отказалась, после волнений кусок в горло не лез. И, кажется, у меня созрел план, как выбраться из этого странного леса…

Откуда-то изнутри меня поднимался огонь. Пламя истово горело, заставляя бешено биться сердце, скручивая внутренности тугим узлом. Заставляя тянуться туда, где она. Алёна. И бороться с желанием подчинить, приблизить, притянуть, проминая пальцами тонкую кожу. Что скрывается в этом имени, почему оно стало слишком важно для меня? Каждый раз, когда оно пролетает в голове словно легкая птица, я вздрагиваю.