Словно в подтверждение моих опасений, он резко приблизился лицом к ранке и шумно втянул воздух. Качнулся вперед, но удержался от того… чтобы лизнуть? Кошмар! Точно сумасшедший! И как мне теперь спасаться? Главное, не злить, а то из этой глухой комнаты могу и не выбраться… Про нее, наверное, никто не знает…

Отложив стекло с моей кровью, этот ненормальный, наконец, плеснул на рану каким-то раствором, надеюсь, обладающем свойством дезинфекции, а не каким-либо еще, хотя все можно ожидать…

— Что это? — не выдержала я, спросив внезапно севшим голосом.

— Не бойся, — усмехнулся извращенец и деловито перемотал ногу бинтом. — До свадьбы заживет!

Пошутил? Я удивилась, что он вообще может шутить. Хотя в нашем случае, шутка была вовсе не шуткой, а скорее насмешкой.

Я снова напряженно всмотрелась в медицинский шкаф, когда он убирал туда пузырек. Ратмир внезапно обернулся, в руках у него был поблескивающий гранями, красивый хрустальный и, вероятно, ценный для хозяина сосуд.

— Ты это ищешь? — снова кривая насмешка. Сосуд был заполнен тягучей янтарной жидкостью. Я шумно вздохнула, не отвечая. — Тебе это сейчас не нужно. Оно слишком сильное.

— Что это? — поинтересовалась я, показывая как никогда большой словарный запас за сегодняшний вечер и скрывая заинтересованность в голосе.

— Смола Светлого дерева, — пояснил деспот как ни в чем не бывало. Ага, значит, все-таки биологическая жидкость. И слава праотцам, что смола, а не что-нибудь похуже. Что-что… вытяжка из юных девственниц, например. Ночь же на дворе, вот в голову и лезет всякое.

— Что за Светлое дерево? — встрепенулась я.

— Узнаешь… Скоро. — Он вмиг посерьезнел и в следующее мгновение подхватил меня на руки, словно привычную ношу, и понес прочь из научной комнаты. Я взбрыкнула, но быстро поняла, что лучше насолить деспоту, заставив таскать такую «пушинку» как я (к тому же, благородной девице скакать на одной ноге до комнаты не к лицу). Прижавшись к крепкому мужскому телу, озадачилась что же я должна в скорости узнать? Похоже, Ратмир готовился к чему-то важному, уж больно резко его сковало напряжение и перекосило район лба. Подсознательно я чувствовала угрозу, исходящую от неумолимого "скоро". Что это? Свадьба? Какой-то ритуал? Близость с мужчиной в непривычных условиях? Хм-м… От любопытства и немедленно разыгравшихся фантазий на тему непривычных условий, внутри подозрительно приятно потеплело. Ратмир предупреждал, что ночью здесь происходят особые процессы и он может не сдержаться. Но ведь сейчас сдержался или это его моя кровь заинтересовала больше? Конечно, пока анализ не посмотрит, разумнее всего сдержаться. То есть воздержаться. Леший дери мой язык…

Несмотря на весь соблазн изучить лабораторию и попробовать разные эксперименты, я словно отсутствующим хвостом чуяла — надо убираться и побыстрей. Пока не случилось нечто важное, особенное, что навсегда задержит меня в этом странном лесу. Конечно, надеюсь, совсем не то, что касается моих неподобающих девице фантазий…

Ратмир принес мое замершее в ожидании катаклизма тело (к которому прилагался подрагивающий от страха дух) в мою комнату и осторожно положил в кровать. Хорошо, хоть не сбросил как надоедливый мешок картошки, обходящийся слишком дорого. Перед глазами моментально всплыли отодранные шторы, рассыпавшийся в пыль фолиант и расколотая колба с бесценным Антаитом. Я медленно натянула одеяло до макушки, молясь праотцам стать незаметной, и считая мгновения до ухода тирана со всеми прилагающимися к нему анализаторами восвояси. Однако, несносный тип и не думал это делать, удобно устроившись в кресле. Я не выдержала и недоуменно приподнялась на локтях, а он пояснил:

— Ты сильно кричала ночью. Засыпай, Алёна. Я… постерегу твой сон.

В великодушие тирана верилось с трудом, но я окончательно устала от непростого дня и будоражащих воображение впечатлений, поэтому покорно улеглась на подушку и провалилась в сон без сновидений. Хотя нет… во сне на меня так и продолжали внимательно смотреть темные глаза, проникая даже сквозь пелену неясных образов.

С утра я проснулась в комнате одна. О ночном приключении напоминала только перевязанная нога, да волнующие фантазии, прочно поселившиеся в моей голове. Фантазии касались двух тем — сногсшибательной лаборатории и неприличных вещей, фигурантом которых был хозяин дома. Ратмир, будь он неладен, словно из омута выныривал в моем сознании, вызывая воспоминания, того, как медленно, по-звериному, двигался ко мне, трогал кровь, смотрел в глаза… Эти образы преследовали меня постоянно — во время пробуждения, завтрака, где присутствовал сам хозяин дома и снова посылал мне гипнотические взгляды, во время прогулки…

Проклятье! Околдовал меня он что ли, или это местная атмосфера так действует! Я настойчиво гнала образы прочь, стараясь переключиться на письменный анализ собранных материалов, но ручка замирала в руке, взгляд (я подозреваю) расплывался, а перед лицом маячила лаборатория и все, что в ней приключилось. Если быть честной, то не только перед лицом. Все тело невольно напрягалось, вспоминая неприкрытые прикосновения и прочие недвусмысленные неприличности, умудрившиеся со мной приключиться. Ну вот зачем надо было подходить ко мне так близко, и что он только хотел сказать?! Что готов… кх-м-м… к продолжению рода и я его устраиваю в этом смысле? А потом решил заодно анализ сделать, вдруг у невесты какие недуги выявятся…

Стоило мне куда-то пойти и наступить на ногу, как мимолетная боль в ступне несла сознание в лабораторию, к тому моменту, когда Ратмир так задумчиво размазывал кровь большим пальцем. А стоило присесть, так тоже… хм-м… воспоминания о спущенных панталонах заставляли меня покрываться красными пятнами. Быть может, у него страсть к издевательствам? Мой бедный организм за вчерашний день пострадал дважды и в обоих случаях оказался замешан тиран… Жаль, что не получится развернуться в этой волшебной лаборатории, а уж я-то могла бы…

Все эти мысли настолько истомили меня, что к обеду я чувствовала физическое недомогание, а Мэри справедливо спросила, не заболела ли я, уж больно мое лицо отдавало бледностью как после несвежей трапезы. Ратмира за обедом не было и его друзей тоже, чему я была несказанно рада в виду наметившегося у меня нервного тика на почве постоянной борьбы с всплывающими в голове картинками неловкого содержания.

— Для некоторых городских белоручек свежий лесной воздух не всегда бывает полезен, — не преминула вставить гадость Гаудия, потягивая в крайность полезный сок из давленых яблок, — он для них слишком чист.

— Гаудия, что ты такое говоришь! — не выдержал мистер Смит, надувая щеки от возмущения и стыда за свою воспитанницу, не выказывающую плодотворных плодов изучения этикета.

— Все в порядке, — вяло ответила я, не желая вступать в словесные перепалки. — Для меня этот воздух действительно слишком чист. Так, что кружится голова и снятся странные сны. Я бы с удовольствием вновь вдохнула городской воздух с примесью мусора.

С этими словами я отодвинула тарелку с кручеными фрикаделями, которые не хотели лезть ни в какое горло, и вышла из-за стола, ощущая недоуменные взгляды за спиной. Потянуло меня на откровенность, надо же было ляпнуть такое… Я поднялась к себе и брякнулась на кровать.

Ситуация начинала становиться невыносимой. Пролежав где-то с час и пересчитав все трещины на потолке, и мух за окном, я решительно встала. Порылась в несвойственных моей строгой натуре тряпках, нашла яркое зеленое платье с гипюровыми вставками, затем, как и вчера, придала лицу красоту с помощью красок. Я заметила, что вчера на меня посматривали косо, поэтому краски решила уменьшить вдвое. И так неплохо. Мое обычное лицо сразу заиграло большими глазами, длинными ресницами и ртом, привлекающим внимание своим ярким цветом.

Как и вчера, бросилась в комнату к Долману на свидание. На этот раз я совсем не скрывалась, а гордо вышагивала по гулким коридорам здания. Долман был на месте, словно сурок, засевший в норе. Я ворвалась к нему как ветер и выпалила: