— Д-да, — наконец, запинаясь, вымолвил заступник. — Мы так и сделаем, — сказал он, нервно поворачиваясь ко мне.

Ратмир и Белый странно переглянулись и, словно между собой, мой первый жених вздохнул:

— Пора убирать это недоразумение. — И кого это он только что обозвал недоразумением? — Эст, проводи нашего славного гостя до скал…

Ратмир решительно двинулся ко мне. Лицо его не выражало определенных чувств, было совершенно сосредоточенным. Лишь сжатые в линию губы и потемневшие глаза выдавали кипящие внутри эмоции. На миг мне показалось, что в них мелькнуло сожаление… Он схватил меня за свободную руку и без предупреждения дернул так резко, что я оторвалась от ошарашенного Долмана моментально, как переспелый фрукт от ветки, и чуть не упала, пропахав туфлей землю. Деспот потянул меня вверх, помогая сохранить равновесие, а потом с такой же силой потащил в сторону дома.

— Пусти! — возмущенно пискнула я, но он и не думал это делать.

Сзади раздавались возмущенные крики Долмана, я расслышала слова "не по закону" и "суд". Лучше бы наш заступник припомнил их чуть раньше, в самом начале разговора. Но теперь все было иначе… Я не могла вырваться из цепкого, словно у удава, захвата и любая мой попытка затормозить оборачивалась тем, что у меня начинали разъезжаться ноги и сильный рывок до боли в суставе возвращал меня на место. Мы шли слишком быстро, приходилось семенить, забыв про гордую походку благородных девиц.

На пороге дома мы столкнулись с недоуменными взглядами мирно беседующих не иначе как на тему полдничных творожных пампушек Мэри и Клозель. Ратмир бросил в их сторону такой взгляд, что будь у теток эти пампушки во рту, они, без сомнения, уже вовсю ими давились. Я улыбнулась с извиняющимся видом, сделав вид, что перепрыгивающая не хуже горной козы через лестничный пролет девица — вполне себе нормальное явление. Таким прыгающе-волочащим способом мы добежали до лестницы, проскакали вверх, где хозяин дома потащил меня прямиком к своим покоям. Он резко распахнул дверь ногой, не жалея обивочного дерева, и толкнул меня внутрь, уже не сдерживая едких чувств, так, что я еле удержалась на ногах.

Сам вошел следом, закрыл дверь, немедленно провернув тяжелый ключ. Я же оторопела, стоило мне взглянуть в его глаза. Очевидность положения вещей и того, что он собирался сделать, нахлынула на меня сметающим цунами. В глазах тирана плескалось нечто… будоражащее, тянущее, горячее и… желающее обладать, что я невольно отшатнулась, в страхе попятившись к окну, как загнанная в угол мышь. То, что происходило, было лишено романтики, никак не укладывалось в мои представления о приличных отношениях и, самое главное, угрожало моему важному достоянию — девичьей чести. Вовсе не хотелось бы, чтобы это достояние было утрачено совершенно бездарно без капли трепетных волнений…

Он шагнул ко мне, снова медленно, но совсем не как тогда, ночью… Не с изучающим интересом, а с довольным торжеством, как настигает свою добычу жадный хищник, предвкушая вкусную трапезу. Внутри меня все сжалось от осознания серьезности намерений горы мышц и иных частей тела, а также перекошенного лица, неумолимо надвигающихся на меня. Я немедленно стала ощупывать предметы в досягаемости, надеясь найти что-нибудь потяжелее. Нашла чугунный станок для оттисков, за каким-то лешим лежавший под окном… Но Ратмир опередил, вмиг сократив расстояние между нами, он вздернул мои руки вверх, обездвижив и пристально глядя мне в лицо.

— Я вижу, тебе не хватает острых ощущений, Алёна, — подытожил агрессор, колко переводя свои глаза между моими и опускаясь ниже, на лицо, почти физически ощупывая его, от чего мои щеки воспылали горячим огнем, а на губах предательски запрыгали мелкие искорки. — Похоже, мне придется поторопиться, пока это не сделал кто-то другой…

— Нет! — с безысходностью вскрикнула я, безуспешно пытаясь выдернуть руки, выкручивая их по-змеиному. Бесполезно… Он лишь повел бровью.

— Ты уже правильно заметила, что я жестокий человек. Что я собственник. И что меня не волнует мнение окружающих. И твое тоже, Алёна… — сказал он глухо, а у меня внутри все похолодело. Вот оно. Доигралась. Хотела ведь уехать пораньше, но дождалась того момента, когда у тирана сорвет крышу.

— Я все равно убегу! — настойчиво прошипела прямо в лицо, желая хоть в чем-то отыграться в этой унизительной ситуации. Но он лишь рассмеялся. Колко, холодно.

— Ты? Убежишь? Своими глупыми попытками ты добьешься лишь того, что в этом доме никого не останется. Кроме нас, — хмыкнул он. — Скажи спасибо, что я не свернул шею твоему заступнику прямо сейчас. А был необычайно добр к нему. И к тебе все это время…

— Ты не посмеешь! — замотала головой я. — Есть закон…

— Закон? — усмехнулся он как-то отчаянно горько. — В лесу свой закон. Он не впускает, кого не желает. И не выпускает, об этом я тебе уже говорил…

— Чем же этот лес особенный? — задала провокационный вопрос, помня, что в моменты подобных стычек хозяин дома особенно разговорчив.

Но не в этот раз.

— Довольно вопросов… — поморщился он и без лишних расшаркиваний толкнул меня на кровать.

Я безвольно упала на спину, словно опрокинутый мешок зерна, и тут же попыталась вскочить, но не тут-то было. Не мешкая, тиран завалился на меня, придавив к кровати, словно весил не меньше пяти заморских гиппопотамов. Он действительно оказался слишком тяжелым, настолько, что мне сложно было пошевелиться, не то, что встать. Я лишь глухо выдохнула и вскрикнула, ощущая руку у себя на талии. Рука тут же опустилась ниже и схватила меня за бедро, сжала, захватывая область, предназначенную исключительно для сидения, желательно на мягких креслах, обитых стриженым бархатом. Я вскрикнула сильнее, лихорадочно соображая, стоит ли орать, напрягая все голосовые связки, и звать на помощь.

Словно почувствовав мои колебания, он приблизил свое лицо и я ощутила тяжелый захват губ. Он целовал меня, сильно, решительно и неумолимо. Терпкий и слегка соленый поцелуй отозвался вздрагиванием в моем теле неясного происхождения. Мне бы хотелось выделить время, чтобы понять природу творящихся со мной явлений, но ситуация развивалась слишком стремительно. Тиран впивался в мой рот так жадно, словно желал захватить вражескую крепость, окруженную частоколом защитных стен. Я опешила от такой ярой решительности. Даже не подозревала, что этот океан чувств бушует за его обычным равнодушием.

— Ты ведь этого хотела? — с насмешкой спросил он, внезапно отстранившись. — Или что ты там делала с этим…

Я промолчала, переводя дыхание. Оправдываться не хотелось. Он снова опустился к моему рту, скользя влажным языком, а я не успела проанализировать свои ощущения от постыдных лобызаний, когда его рука начала свое исследование. Перекатившись по талии и пересчитав ребра, она вернулась к животу, и скользнула ниже за спину, трогая то, что приличные девушки себе ощупывать не позволяют (или позволяют, лишь получив заверенную наместником подпись в брачном договоре). Я хотела вскрикнуть, но рот мой был закрыт поцелуем и у меня получился лишь негромкий стон. А рука продолжала настойчиво изучать скрытую панталонами многострадальную область, скользя по тонкой коже и впиваясь сильными пальцами, практически, надсмехаясь над моим самоощущением женского достоинства. Я вскрикнула снова, когда он сжал достаточно сильно, до боли.

Рука тут же переместилась ниже, на бедро, туда где заканчивалось кружево чулок и оставалась незащищенная полоска кожи до начала изящных панталон. Пальцы заскользили по этому участку с жадностью, затем с щекоткой, как будто дразня, переползли на внутреннюю поверхность бедра. Это было уже слишком! Я остолбенела от невиданной наглости, внимательно следя за передвижения вражеского агента в святилище девичьих грез. Сколько герои не портили героинь в моих любимых романах, но случай показал, что я не вполне была к этому готова и не знала как действовать, кроме как лежать и брыкаться.

Брыкаться получалось плохо под действием силы тяжести наваленной на меня горы. Поэтому я укусила. За губу, в надежде остановить поток этого бесчинства и посягательства на девичью репутацию. Но получила обратное. Ратмир тихо рыкнул от боли и нагло заявил: