Зависший над поляной мушиный рой колыхнулся, как театральный занавес на сквозняке, и пролетело что-то округлое… похожее на бумеранг… Со свистом пронеслось вокруг валуна, на котором была распростерта Ирка. Звонко лопнула перерезанная веревка.

— А-а-а!

Мушиный занавес качнулся снова — и сквозь него, растопырив руки и ноги как парашютист, свалился Айт в человеческом облике. Прямо на лежащую на камне Ирку.

Она втянула живот, ожидая что эта тушка сейчас сверху ка-ак грохнется! Не грохнулась. Ирка приоткрыла один глаз — и встретилась взглядом с глазами, переменчивыми как море и исполненными коварства, как омут под тихой водой. Айт навис над ней, держась на упоре полусогнутых рук, и разглядывал Ирку так жадно и внимательно, будто видел впервые.

— Ну а у тебя как с чешуйками — еще остались или ты уже чищенный, как рыба на сковородке? — прошептала Ирка — хотела ехидно, а вышло скорее жалобно. Из разжавшихся пальцев в серый прах у валуна выпала серебристо-стальная чешуйка из шкуры Айта. Испачканная его и ее кровью. — Хотя так тебе и надо! Ты в следующий раз мне свою чешую не подсовывай! Лучше найди местечко без прослушки, чтоб договариваться открытым текстом, а не сложными намеками на наши давние разговоры!

— Я уже боялся, что ты намеков не понимаешь! — губы к губам шепнул Айт.

— Я просто никогда не забываю чужих просьб. И своих обещаний, — выдохнула она, чувствуя как ее дыхание смешивается с его. — Даже если давала их в туалете аэропорта!

— Не отпускай… — прошептал он.

— Не отпущу, — шепнула в ответ она, смыкая освобожденные руки у него на шее.

— Кто… Чего… — очухавшийся Старший Медведь взревел.

Айт наклонился к Иркиным губам… И поцеловал. Настоящим, не змеиным поцелуем. И губы его были теплыми, и пахло от него водой, а еще сталью и кровью. И от этого тепла внутри ее словно рухнула плотина, поставленная поцелуем змеиным — Ирка почувствовала, как ее собственная кровь становится нестерпимо горячей и несется по жилам, вычищая все лишнее и, кажется, еще что-то добавляя! Черные крылья распахнулись прямо под прижатой к камню спиной, с силой хлестнув по кинувшимся к ним Старшим Зверям.

Не прерывая поцелуя, Айт с Иркой в охапке скатился с валуна.

— А-а-а-а! Бубух! — сквозь застилающий небо мушиный рой грохнулся автобус. Из автобуса, чуть не снося двери и окна, вылетела вся троица старших братьев Великих. Сгребли лежащих у валуна пленников, включая крепко связанного Тата, и засунули их в автобус вместо себя.

— Куда?! Без меня ничего не выйдет! — дрыгая ногами, завопила Ирка, когда Айт подхватил ее на руки и попытался под шумок тоже сунуть в автобус. — Напомни мне в следующий раз с тобой не целоваться — ты от этого голову теряешь!

— Мы целовались по делу, — строго и с достоинством напомнил Айт.

— Напомни мне в следующий раз не целоваться с тобой по делу! — отрезала Ирка.

— Непременно. В следующий раз — только из любви… к искусству!

Грэйл Глаурунг криво усмехнулся.

— Рейс отправляется! Держитесь за поручни! — гаркнул Вереселень Рориг, и четверка Великих, подхватив автобус под днище, без особых усилий швырнули его в воздух. Снизу в него ударил порыв ветра…

— А зачем мы туда еще и Татльзвума Ка Рийо засунули? — недоуменно спросил Сайрус Хуракан.

— Подвернулся! — весело проорал Вереселень Рориг.

Ветряной столб подбросил автобус еще выше, он прошиб «мушиный» полог и унесся вдаль.

Из валуна раздался протяжный вой, сменившись рыком. Вихрь закрутился вокруг братьев-драконов, не подпуская рвущихся к ним Старших Зверей, дорожка огня заключила их в защитный круг, и разверзлась земля, отгораживая их от тварей Прикованного. Но черные корни уже перли на них прямо сквозь пламя.

Айт обхватил Ирку за талию и подбросил вверх, как птицу в небо. Ведьма взмыла на широко распростертых крыльях. Раскинула руки — из ее разрезанных запястий еще струилась кровь, словно привязывая ее к алтарю алыми шнурами. Ирка чувствовала, как темный валун пульсирует ужасом, болью, отчаянием, и яростью, и… Силой!

«Я человек. И ведьма! Но ты сам говорил, что я твоя кровь… И пусть будет так!»

— Правом Хортовой крови! — запрокинув голову, прокричала она в небеса, словно именно там ее и должны были услышать. — Я принимаю Силу своего отца Симаргла и его наследство! И уж прости, отец, сделаю с ними что захочу, — тихо добавила она.

Ирка разорвала обычный пластиковый пакетик. Из супермаркета. Ветер подхватил крохотные черные зернышки, разнося их над Мертвым лесом. Ирка разжала ладонь, на которой кровавым пятном лежал подаренный Мораной цветок. Свежий. Алый. Цветок мака. Забвение и отречение. Тот, с которым никогда не приходят к ушедшим, но любимым. Тот, что навеки разрывает связь с родом и предками и преграждает путь неупокоенным к живой, родной крови.

И уронила его с ладони в серый прах. Легкий алый цветок ухнул о землю точно булыжник, мгновенно уйдя в глубь серого праха… к небесам рванулся стебель, такой ярко-зеленый на фоне мертвых черных деревьев, что от него даже глазам было больно! Стебель поднимался все выше и выше, вознося громадный алый цветок. Над кронами Мертвого леса поплыл дурманящий аромат, а подброшенные Иркой семена мака превратились в целый маковый фонтан — черные зернышки взмывали в небо, разлетаясь как звезды фейерверков над кронами Мертвого леса.

Кинувшийся на Ирку громила с рогатой бычьей башкой на сутулых, как у гориллы, плечах, споткнулся на бегу, зашатался, обвел поляну бессмысленным взглядом круглых коровьих глаз. Маковый аромат пощекотал ему нос, человекобык звучно чихнул… и осыпался грудой старых желтых костей. Сверху свалилась рогатая бычья башка — безнадежно мертвая. Мчащийся за ним серокожий ткнулся в груду костей — его грудная клетка с треском лопнула, открывая переплетение старой лозы, плоть посыпалась сухой серой струйкой, смешиваясь с прахом на поляне. Панас по-шакальи взвыл и метнулся от валуна прочь. Вихрь маковых зерен догнал его, закрутил, и мертвый парень медленно опустился в прах. На человеческих губах его застыла умиротворенная улыбка.

— Прости… Прощай… — шепнула ведьма, словно саваном накрывая его теныо своего крыла.

Один за другим падали солдаты Прикованного, то рассыпаясь старыми костями, то истаивая грудой гнилой плоти, а то и вовсе разлетаясь чешуйками коры и ветвей.

Израненный Вук Огнезмей кружил над неподвижным телом старухи, безнадежно огрызаясь на напирающих врагов. Слабо вспыхивающий огненный хвост бессильно волочился следом.

— Ничего, красава, ты только не помирай, слышишь? Мы еще повоюем, — выперхивая из пасти смешанные с кровью языки пламени, рычал он. Вокруг него и над ним отчаянно и безнадежно дрались, богатыри и волки. Рухнул под ударом ламед-вовник в камуфляже. Бились в окружении ягишини-кобылицы. Хрипло ругаясь, пробивала к ним путь тусклым мечом их мать.

— Помогите-е-е-е! — заорала живая голова — аспиды падали под взглядом, но на их месте тут же появлялись новые, сжимая кольцо все плотнее.

Танька бросила последний шарик разрыв-травы, швырнула метлу вбок, уходя от удара топора. Заорала кошка… Рядом вспыхнули серебряные искры, мелькнуло лезвие меча — здухач сшиб напавшего на ведьму всадника и кинулся на следующего.

— Улетай! Скорее! — прокричал он.

Но Танька зависла в воздухе не шевелясь, лишь встряхивала головой, смахивая набегающую на глаза кровь. И с хриплым криком протянула руку…

Над горизонтом вставал громадный цветок мака.

— Ирка! У нее получилось! — сперва тихо, а потом все громче и громче закричала светловолосая ведьма, и уже совсем громко и грозно над битвой прокатилось: — Времяа-а-а! — выхватила из-за спины свою бездонную суму и перевернула ее. Из развязанной горловины посыпались помада, ритуальный каменный нож, тени, брасматик, разноцветные флаконы — духи вперемешку с зельями, — и наконец хлынули черные маковые зернышки. — Ве-е-е-е-е-тер!