Айт крутанулся на месте — на краткий миг вокруг него зависли сверкающие ледяные статуи: аспид с распахнутыми крыльями, схваченный прозрачной ледяной коркой рыбочеловеколис в доспехах, толстый дикобраз с занесенным топором в лапе… И тут же полетели вниз, к земле, рассыпавшись по черной золе белыми ледяными осколками. Айт взмыл над битвой.

Лес был совсем рядом… хотя его рядом быть не должно! Лес… шел! Медленно выдирая корни из земли, мертвые деревья ползли к водной преграде. Качался свисающий лишайник, а на ветвях, держась за стволы, ехали серокожие воины — в отсветах драконьего огня тускло блестели лезвия мечей и секир в жилистых руках. Гибкие, как осьминожьи щупальца, корни метнулись вперед и впились в разметавшего вокруг себя аспидов воздушного, обхватили лапы, обвились вокруг крыльев… и несчастный змей исчез среди мертвых ветвей. Только пронзительный вопль вырвался из глубины Леса — и тут же смолк. Лес полз дальше.

— Отходим! — взревел Айт, вламываясь в круг аспидов, обсевших уже не способного сопротивляться огненного. Ледяные иглы из пасти Великого нашинковали врагов на пестрые ленточки. Спасенный змей взмахнул крыльями и… начал заваливаться к земле.

— Перекинулся бы, что ли! — пропыхтел Великий Водный, ловя раненого в когти, но шея змея беспомощно болталась. Рядом, рассыпая капли крови из многочисленных ран, оземь грянулся еще один змей, покатился, ломая крылья, и замер растерзанной грудой чешуи.

Остальные, сохраняя строгий порядок, улетали в сторону щита. Спикировавшая сверху драконья «двойка» из личной охраны Великого подхватила раненого из когтей Айта и поволокла следом.

Черный корень-щупальце словно выстрелил из-за приближающейся стены деревьев, вцепился Айту в крыло. Великий Водный щелкнул челюстями, перекусывая щупальце, от него во все стороны брызнули ледяные иглы, но новые щупальца уже обхватили шею, сдавили… Мертвый лес душил Великого Водного и, кажется, делал это с наслаждением! Из-за спины дохнуло огнем, и мощный порыв ветра погнал пламя, пожирая хищные корни Мертвого леса точно жадные гусеницы — листву. Вцепившись в Айта со всех когтей, Шен и новый огненный из Айтова личного «трехглавого дракона» поволокли своего Великого к стене. Водная завеса неслась им навстречу, отступающие змеи уже ныряли в пенящуюся вокруг них воду…

Мертвый лес заревел. Жуткий гул и скрип покатился по земле как тяжелый шар, пустошь перед стеной начала разламываться как черствая лепешка, вываливая наружу слои спекшейся мертвой земли. Орали аспиды. А Лес словно прыгнул вперед — деревья принялись стремительно перебирать корнями, а черные щупальца, все удлиняясь и удлиняясь, отчаянно тянулись за серебристо-стальным змеем. Айт влетел в защитную стену. Мгновение из бурлящей воды торчал только драконий зад. Самым неприличным образом задрал хвост… оскорбительно помотал им туда-сюда и канул под защиту воды.

Из глубин Мертвого леса донесся рев — страшнее и безумнее, чем раньше. Лес ринулся вперед. Мертвые деревья навалились на водный щит.

Наднепрянская ведьма оцепенела, не способная ни биться, ни думать, ни даже чувствовать, и лишь смотрела на две неподвижные чешуйчатые морды, на которых так и застыло победное выражение. Они казались ей такими… нелепыми, эти два змея! Просто старыми дураками, готовыми на что угодно, чтобы стать драконами. Они ее так злили! И умерли, чтобы не пустить врага в свой дом.

— Вот и доверяй после этого… первому впечатлению, — немеющими губами прошептала Ирка.

Среди сгрудившихся у стены детенышей — змейских и человеческих — кто-то тихо заплакал. Побледневшая Галька только крепче стиснула пальцы на плечах у малышей.

— Заткнись! — истерически шикнул Муравьиный Гад — хвост его судорожно елозил по полу, пытаясь стереть налипшую кровь и чешуйки.

— Хочу официально заявить… — поглядывая то на Гивр-ямм, то на рассматривающего свои ладони Тата, начал маэстро Кокатрикс, и голос его ощутимо подрагивал, — что никаких тайн я не знаю, а все мои способности и возможности, хоть художественные, хоть… другие, готов предоставить в ваше распоряжение по первому требованию. — И убитым голосом закончил: — Хотите, портрет нарисую?

Распростертая на полу Танька, стянутая по рукам и ногам черными корнями, зажмурилась еще крепче, боясь даже ресницами пошевелить.

— Ты тоже заткнись! — Башка с муравьиными усиками вертелась туда-сюда, а на морде Гада, совсем как у человека, одно выражение стремительно сменяло другое: неконтролируемая ярость сменилась растерянностью, потом злостью и снова растерянностью.

— Войска моего Повелителя сейчас у водной преграды, но открыть для них змеиные тропы вы не можете, — подвел итог серокожий, невозмутимо разглядывая учиненную бойню.

Понимание грандиозности провала накрыло Муравьиного Гада!

— Ты, человечка… быстро сюда! — яростно прошипел он, и его хвост метнулся к последнему козырю, который у него еще оставался, — к Ирке. Пока дочь Прикованного крепко стиснута в кольцах его хвоста, ему есть чем торговаться.

Вытянувшись будто телескопическая антенна, тощая лапа серокожего метнулась навстречу, и темные когти стиснули черно-красный хвост так, что Муравьиный Гад взвыл от боли.

— Тц-тц-тц! — серокожий помотал головой. — Свой шанс вы упустили. Повелителю не нужны ничтожные ползуны, клявшиеся, что могут управлять Ирием ничуть не хуже крылатых… и не способные даже проход открыть! — Узкий рот серокожего скривился в откровенной гримасе презрения. — На Мировом Древе и без того слишком много тех, кто не понимает своего места. Например, огненный дракон, положивший всю свою жизнь на соперничество с водным!

— Ты что же — смеешься надо мной, тварь Прикованного? — рассматривающий свои ладони Тат вдруг очнулся и оскорбленно уставился на серокожего.

— Да разве я могу… посмеяться над вами сильнее, чем посмеялась жизнь! — Серокожий окинул набившихся в детскую пещеру заговорщиков насмешливым взглядом и зашелся лающим смехом.

— Мне просто все мешали! — упрямо выпалил Тат. — И Мать! И Шен с Елеафамом! И эти поганые ямм! — он пнул ногой мертвые тела. — И Айт, он больше всех мешал, если бы не он, я бы…

— Айту, значит, только и делали, что помогали, — не выдержала Ирка. — И Мамочка, всякие ямм-заговорщики, и брат-предатель. И Силу получить помогали, и воевать помогали, и строить, и в плен его тоже взяли, чтоб он отдохнул и не переутомлялся.

— Хортовой крови не кажется, что сейчас не время думать о Великом Водном? — снова дохнув на Ирку запахом гнилого дерева и прелых листьев, шепнул серокожий. — Напрасно вы мните себя лучше глупых змеев. Это вы-то, ничтожные человечки, искренне называющие себя царями Природы! Цари! — серокожий расхохотался. — Ничтожные тварюшки — цари рек и гор, пустынь, лесов, болот и океанов, а еще ураганов, дождей и, наверное, эпидемий, да? Цари львов и ежей, косуль и слонов! — серокожий хохотал, тряся растопыренными хрящеватыми ушами, а облик его плыл, расслаивался, двоился, словно позади него стоял кто-то другой. Огромный, мощный, неодолимый, как… как прущее прямо на тебя стадо буйволов или даже как… лес. Древний. Мертвый? И этот другой глядел через узкие глазки-щелочки как через смотровую щель забрала или амбразуру крепости. — А человечьи самки и вовсе царицы! — это звучало бесконечно презрительно. — Стоит им дорваться хоть до крошки силы, хоть до капли власти — и они уже готовы весь мир подгрести под себя, предать, обмануть, продать, лишь бы заполучить желаемое.

Ирка судорожно вздрогнула: о ком он говорил сейчас? О заточившей его Табити? О Раде, ученице, предавшей и заманившей его в ловушку? Или о маме?

— К счастью, вы глупы так же, как и подлы. Стоит вам почувствовать себя победительницами и хозя-а-айками… — серокожий притянул Ирку к себе близко-близко, так что его плоский нос ткнулся ей в волосы, ноздри его снова зашевелились, а паучьи пальцы медленно прошлись по окровавленному плечу, — как обмануть вас уже ничего не стоит. — Он облизал испачканные кровью пальцы и блаженно зажмурился, как будто на языке его таял самый вкусный в мире чизкейк. По телу, точно скрученному из древесных корней, прошла длинная дрожь. — Повизгивая и скуля от нетерпения, вы мчитесь в расставленные для вас ловушки. — Глаза его распахнулись широко-широко, Ирка увидела, что они стали по-собачьи круглыми и темными и зрачок охватил хищный золотой ободок. — И вмешиваются в дела великих, будто сами и впрямь нечто большее, чем сосуд с кровью! — из уст серокожего теперь звучал тот же самый голос, что она слышала из уст мертвой Горпыны. Яростные глазищи огромного и хищного Пса уставились на Ирку из-под похожих на сухие листья серых век, и голос, похожий на громовой рык, гремел в ушах. — Ты научилась от своей бабки парочке фокусов и решила, что можешь вмешаться в битву крылатых змеев и Мертвого леса, будто сама командуешь армией? Отвечай! — Ирку встряхнули так, что у нее лязгнули зубы. — У тебя есть армия… дочь?