ВЕРА В СВОБОДУ

Вера в свободу, меня согрей.
Согрей меня в эту ночь ледяную.
Одеяло все в дырах, сбилась подстилка.
А на улице — мрак,
А на улице — ветер,
Гнет и насилье,
Убийство и ссылка.
Вера в свободу, придвинься ближе.
Согрей меня в эту ночь ледяную.
В своих объятьях меня согрей.
Прижмись ногами к ногам вплотную,
Своим покрывалом окутай скорей.
Вера в свободу,
Вера в свободу,
Согрей меня в эту ночь ледяную.

ГОЛУБЕЦ

Вы уверяете, что этот голубец
Нафарширован сплошь
Свободой, равенством и братством.
Кто вам поверит?
Разве что глупец.
В нем — только ложь!

УЛИЧНЫЕ ТОРГОВЦЫ

Разносчики, звонкие, как соловьи,
Войдите. Распахнуты двери мои.
С корзинами вашими, где помидоры,
Где яблоки, где виноград и гранат,
Внесите и солнце. Видеть я рад
За вашими спинами синие горы.
А ты, мальчуган, продавец новостей, —
Любитель проказ и веселых затей, —
Ты, гордо украсясь мальвовой веткой,
На велосипеде шайтаном летишь.
Верни мне ушедшее детство, малыш
В дырявых ботинках и с черной каскеткой.
Лишь ночью, когда в голубеющий жгут
Совьется дымок над трубою, — уйдут
Молочник, на чьем ишаке терпеливом
Каталась весь день, гомоня, детвора,
И бубличник, — чтоб возвратиться с утра!
Удачи Халил Ибрагим ниспошли вам!

НА МОЕЙ ОСИ

Вы на моей оси вращаетесь — не мир.
Одно мое лицо — ваш день, другое — ночь.

НОЧИ И ДНИ

Ночи — при лампе, а дни — на рыбацкой вышке
Или с сетями; от близости моря
Заголубели глаза.

ЦИРКАЧ

Ты стоишь на пороге. На дереве кот затаился.
Облако стынет на крыше. Зеленое, с прожелтью,
Небо купается в море. Пора начинать!
Враскачку выходят мои слоны цирковые,
Волки — под ними, местами меняются рыбы
С оленями. Я урезаю свой день. Полумесяцем
Увенчан огромный, в серебряных блестках, шатер.
Раскачиваясь на трапеции алых лучей,
Внезапно взвиваюсь под купол и — легкий листок —
На запад переношусь — и опять на восток.
Сгущайся же, тьма, все плотней и плотнее сгущайся,
Близкий восход возвещая.

РАЗОЧАРОВАНИЕ

Если вкус потерял ко всему, словно болен,
Если каждый кусок застревает в горле,
Если слезы как ливень, и по мелочам
Раздражаюсь, обидчивый, мнительный, нервный, —
Если вдруг я темнею в досаде и гневе, —
Если даже на море смотрю безразлично, —
Это ты виновато, прогнившее общество, — ты
С мрачным лицом палача.

ПЕРВОЕ ОБЛАКО

Первое облако выплеснулось из тьмы,
Тень уронило — светлее, чем солнце, — на стол.
Только что синий — зарделся небесный простор.
Кто это брызнул гранатовой кровью на стол?
Пламя любви, пережившей разлуку и годы,
Лица нам всем опаляло. Пахнуло прохладой,
Розы осыпались лепестками на стол.
Вспыхнула лампа. Гореть ей всю ночь, до рассвета.
Верную дружбу мы выложили на стол.

ЯБЛОКО

Я в этом городе самый приметный.
Безбожник, чье имя у всех на устах.
Живу, как на старой картине, поблекший.
День мой расставил силки за окном.
Богатый улов попадает в них:
Женщины, дети, хромцы-попрошайки,
Кошки и птичьи трескучие стайки,
Немного листвы и немного света.
Смотришь — и в памяти четкий оттиск.
А вот и нежданный гость примахал,
Яблоко ест, нахал.

ГОРОЖАНИН И КРЕСТЬЯНИН

Вижу: сидит погруженный в раздумье.
Глаза — как у раненой лани. Щебечут
Ласточки на проводах. Облака.
Убаюкивают колыханием сонным
Купы миндальных деревьев под солнцем.
Всем он готов поделиться, крестьянин:
Любовью и сыром соленым из торбы.
Легкий толчок — распахнулась калитка.
За нею, по склону, сады и беседки.
Сбил три инжира я длинной камышиной.
Упали и лопнули: алая кровь
С крошкой табачной смешалась — и кофе.
Козьей тропинкой, туманной и тесной,
Следом за песней, взбираемся в горы,
К людским поселеньям. Небо все ближе,
В воздухе — запах раздавленных трав.

ГОЛУБЬ

Внезапно, будто вспугнутый котом,
Из-под карниза вылетает голубь;
Он вьется в вышине — за кругом круг.
А мы, с рогаткой старой наготове,
Полуохотники-полудобыча,
В засаде притаились — и ни звука.
Пушинками струится с неба радость.
Но времени колеса повернулись —
И вот уже наш сад въезжает в вечер,
А солнце лижет красным языком
Поджатые в полете лапки птицы.