– Прости, дорогая! – Я пристыженно разглядываю бесценное произведение моего ребенка. Да что со мной, в самом деле? О чем я думала?
– Послушай, Элли, – вмешивается Фэй. – Это же современное искусство! – Она разглаживает рисунок на кухонном столе. – Мы сделаем из нее коллаж! Возьмем клей, соберем листья в саду…
Лорен, которая наблюдает за этой сценой, берет свою картину и тоже превращает ее в коллаж. Я благодарно улыбаюсь Фэй, а девочки склоняются над банкой с клеем и сосредоточенно хмурятся, захваченные возможностями созидания.
– Как у тебя хорошо получается, – говорю я Фэй. – Ты замечательная мать.
– Ты тоже, – говорит она, обнимая меня. – Старая кочерга.
Когда я прихожу домой, звонит Луиза Перкинс. Ее голос дрожит.
– Бет, мне нужно сказать тебе… я не знаю, как это сказать…
– Что случилось? – испуганно спрашиваю я.
Обычно Луиза весела и безмятежна. Сейчас у нее совершенно убитый голос.
– Мы переезжаем. Мне очень жаль.
– Когда? Почему? Это связано с работой Бена?
Они любят свой Сельский домик. Луиза постоянно говорит, как они привязаны к этому дому, какой он удобный, как хорошо в нем детям.
– Работа Бена? – Она тихонько фыркает, точно я пошутила. – Да, пожалуй. Он только что сказал мне, – она начинает говорить торопливо, захлебываясь словами. – Мы по уши в долгах, Бет. Мы очень долго жили не по средствам, я об этом понятия не имела. Я знала, что нам нужно выплатить огромную ссуду, но он говорил, что все под контролем, что он работает сверхурочно и получает премии. Вся моя зарплата уходила на еду и на детей, остальное было на нем. Ссуда, счета… кредитки… финансовые соглашения… превышение кредита…
Я слышу, что она плачет.
– Ты не обязана мне это рассказывать, – говорю я растерянно.
– Это уже знает вся округа. – Она рыдает, не сдерживаясь. – Мы задолжали банку по ссуде, за неуплату у нас заберут машины, телевизор, музыкальный центр и мебель в гостиной. Мы не расплатились за двойные стекла и встроенную технику на кухне, и теперь против нас возбужден иск… За школу мы тоже больше платить не можем. Придется забрать оттуда детей.
– Господи, – говорю я. – Какой кошмар.
Настоящий кошмар. А я-то думала, что мне тяжело живется. Пожалуй, лучше ничего не иметь, чем иметь все, а потом лишиться этого.
– Мы продаем дом, – сообщает она. – Постараемся сделать это как можно быстрее.
– Где вы будете жить?
– Не знаю. Снимем какую-нибудь квартирку поменьше.
Она шмыгает носом и добавляет:
– Мне так жаль, Бет. Я знаю, тебе нужны деньги, но…
Похоже, ей они сейчас нужны куда больше.
– Это не важно, – вру я. – Я могу тебе помочь?
– Это можно, – вздыхает она. – У нас накопилось огромное количество барахла.
Кому-кому, а мне это известно.
– Помочь тебе укладывать вещи?
– Нет. Нам придется от них избавляться. Я хочу, чтобы ты заехала и взяла, что тебе нужно.
Мне становится неловко. Мне в самом деле хочется ей помочь. Она такая милая и совсем не заслужила этого. Но то, что есть у нее дома, мне не по карману. Даже если она отправит свои вещи на распродажу, я все равно не смогу себе этого позволить.
– Я… я даже не знаю, – бормочу я. – Может быть, что-нибудь я бы и взяла. Но с деньгами… тебе придется пару недель подождать… извини, но…
– Бет, – восклицает она, и ее голос больше не дрожит, – бог с тобой! Я не собираюсь брать с тебя деньги! Ты моя подруга!
– Но…
– Ты столько времени заботилась о нас, убирала наш дом, ни о каких деньгах и речи быть не может. Ты же не виновата в том, что случилось. Все, что мы можем для тебя сделать, это отдать то, что сгодится для Элли; я говорю про вещи, из которых выросли девочки. Иначе придется все это выбросить. Я прошу тебя об одолжении – заскочи к нам и забери хотя бы часть.
– Но их можно продать. У твоих детей такие великолепные вещи – отличная дорогая одежда, – это целое состояние. Дай объявление в газету…
– На это у меня нет времени. И нет места, чтобы все это хранить. Прошу тебя, Бет. Я буду тебе очень благодарна. У меня нет сил помимо всего прочего заниматься еще и этим.
Я не знаю, как быть. Мне хочется ей помочь, но я не могу пользоваться тем, что у нее стряслась беда.
– Приезжай завтра, в обычное время, – продолжает она, словно мы обо всем договорились. – Я возьму выходной. Ты поможешь мне разбирать вещи… Ах нет… Завтра не получится. Завтра у нас встреча с управляющим банка. Давай в понедельник, Бет. Прошу тебя! Мне так нужна твоя помощь. И хочется с кем-нибудь поговорить.
Я уступаю.
– Хорошо. Я приеду и помогу тебе разобрать вещи. Мы упакуем то, что ты хочешь оставить, и то, от чего хочешь избавиться. Потом я отвезу эти вещи на распродажу.
– Нет! Забери их себе! Возьми все, что хочешь.
– Хорошо, я оставлю кое-что для Элли. Но на распродажу я все равно съезжу. Я помогу тебе вернуть хотя бы часть денег, Луиза.
– Ладно, но эти деньги мы поделим.
– Не говори глупостей. Я найду другую работу.
Я включаю чайник и через запотевшее от пара окно нашей кухоньки выглядываю в крохотный вымощенный дворик, который я в шутку называю садом. У стены стоят маленький розовый велосипед Элли и с полдюжины горшков с растениями. В основном их подарил мне Оливер. Бо?льшая часть уже завяла. Я живу скромно, но, слава богу, у меня есть все, что нужно. Кто бы мог подумать, что Луиза Перкинс с ее великолепным домом, престижной работой и мужем-начальником окажется в худшем положении, чем я?
Но теперь я потеряла два рабочих дня в неделю. Хотя говорить об этом слишком эгоистично.
Пятница
– В детском саду требуется воспитательница, – говорит Фэй.
– Да, но платят там гроши.
– Согласна. Зато в те дни, когда ты работаешь, не нужно платить за Элли. Это может быть выгоднее, чем убирать и платить за пять дней в неделю. Ты об этом не думала?
– Вообще-то нет, – угрюмо отвечаю я, открываю пакет с чипсами и выбираю самый большой кусочек. – Вряд ли Элли пойдет на пользу, если я буду рядом… Да и вообще… – Я пожимаю плечами.
– Что?
– Думаю, обойдусь без этого.
– Бет, ты постоянно говоришь, что тебе не хватает денег. А теперь ты потеряла еще два рабочих дня.
– Луиза не виновата!
– Никто не говорит, что она виновата. Но они, по крайней мере, могут просто немного себя ограничить. И забрать детей из этой навороченной школы.
– Им это нелегко. Они действительно попали в беду. Мне ее ужасно жалко – ведь она ничего не знала…
Фэй фыркает:
– Ну и семья – муж не говорит жене, что творится с деньгами.
– Наверное, он надеялся, что все наладится. Но дела шли хуже и хуже, и он испугался.
Фэй снова фыркает, и я чувствую, что мне хочется прекратить этот разговор.
Мы молча едим. Дети поглащают ланч и смотрят телевизор.
– Как Оливер? – спрашивает Фэй с усмешкой.
– Как всегда. – Я невольно передергиваюсь.
– Значит, ты еще не уступила его мольбам?
– Ты узнаешь об этом первая! – усмехаюсь я.
Она улыбается:
– Наверное, приятно, когда кто-то так настойчиво тебя домогается.
– Едва ли. Думаю, что Оливер бросается на всех и каждую. Я просто попалась ему под руку.
– Может быть, для него это вызов. То, что ты не соглашаешься. Наверное, он к этому не привык – если он и правда так хорош собой.
– Красавчик, каких поискать! – подтверждаю я.
– Я бы не возражала оказаться на твоем месте, – весело говорит она.
– Ты бы бежала без оглядки, не сомневайся. Только пятки сверкали бы. Все это одна болтовня.
– Конечно. – Она улыбается. – Ты же меня знаешь. Болтаю, болтаю, болтаю, – и, проглотив кусок сандвича, спрашивает: – Ты еще не передумала прошвырнуться сегодня вечером?
Фэй – странный человек. Она отлично знает, как я живу, понимает, как мне тяжело, я только что рассказала ей, что потеряла два рабочих дня и не знаю, как сведу концы с концами, а сама она минуту назад уговаривала меня устроиться в детский садик. И тут же спрашивает, хочу ли я снова напиться.