– Зачем ты приехал? – спрашиваю я без обиняков, решив, что говорить о его лени и грубости бесполезно. – Не похоже, чтобы ты по ней сильно тосковал.

– Не ваше собачье дело.

– Наверное, ты прав. Но твоя бабка не дура. Как только она узнала, что ты приедешь, она сразу поняла, что это идея твоих родителей, скорей всего они подкупили тебя, чтобы ты приехал.

– Никто меня не подкупал, – огрызается он.

Хоть какая-то реакция.

– Они просто оплатили мне билет. Они хотели, чтобы я приехал сюда…

– Отлично. Бесплатные каникулы на всем готовом…

Мы подъезжаем к автостоянке супермаркета «Теско».

– Послушай, ты, стерва, – говорит он, внезапно отклоняясь от темы. – Заткни пасть и занимайся тем, за что тебе платят! Имей в виду, что я сделал тебе одолжение.

– Нет, – спокойно говорю я. – Это не одолжение, Люк. Так поступил бы любой воспитанный взрослый человек. Ты сам должен ходить за покупками для бабушки. И гулять с собакой. И готовить. Она с ног сбилась, чтобы тебе угодить. Слава богу, что через две недели тебя здесь не будет!

Мне нужно было послушать его – заткнуться. Я почувствовала, что наговорила лишнего. В какой-то момент мне даже показалось, что сейчас он меня ударит. Но он лишь бросает на меня уничтожающий взгляд и равнодушно пожимает плечами.

– Хватит молоть чушь. Все равно скоро ты у нее работать не будешь, – говорит он.

Он пожалуется на меня Дотти. Он скажет, что я оскорбила его, и надеется, что она меня выгонит. Разумеется, она этого не сделает, но я не хочу, чтобы она расстроилась. Она станет защищать внука, а мне придется просить прощения.

– Не стоит расстраивать бабушку.

– Расстраивать? Кто собирается ее расстраивать? Тебя здесь не будет, потому что она уедет. – В его глазах мелькает догадка. – Она тебе еще не сказала? Ха! – Он громко смеется. – Она поедет со мной в Австралию. Ради этого я и приехал. Я думал, до тебя уже дошло! Мои родители отправили меня сюда, чтобы я ее уговорил. Мы забираем ее в Сидней. Уже купили ей билет.

Нет. Она ни за что не согласится.

Она терпеть не может Австралию.

Она не сказала о ней ни единого доброго слова. Она убеждена, что там живут одни сумасшедшие. Она не согласилась бы жить там, даже если бы ее озолотили.

По супермаркету мы бродим в гробовом молчании. Я все время мысленно возвращаюсь к его словам, пытаясь себя успокоить. Но мне становится все тревожнее. Я понимаю, что намерения Дотти могли измениться, после того как она столь внезапно полюбила своего неотразимого внука. Что он ей сказал? Как им удалось ее переубедить? Это не значит, что она не должна туда ехать. Она не должна ехать против воли.

Я разбираю покупки и раскладываю их по местам, не говоря Дотти ни слова.

– Ты не заболела? – спрашивает она. – Почему ты молчишь?

Я не знаю, с чего начать. Мне не хочется рассказывать, что мы повздорили с Люком и что он открыл мне подлинную причину его визита. Мне хочется завести этот разговор как бы невзначай.

Я выгуливаю Тоссера, а когда возвращаюсь, уже пора ехать за Элли.

– Дотти, – выпаливаю я, надевая пальто. – Вы сказали, что Люк приехал всего на пару недель?

Она немного настороженно кивает.

– Он уже… говорил с вами? По поводу вашего отъезда?

По выражению ее лица я вижу, что это так.

– Я собиралась тебе сказать, – говорит она, избегая смотреть мне в глаза. – Просто не знала, как это сделать. Думала, может, позвонить тебе. Мне казалось, что это легче, чем говорить в лицо, понимаешь. – Она умолкает. – Извини, Бет. Мне очень жаль.

– Жаль? Почему? Вы что, не хотите ехать?

– Что ты! – Ее глаза вспыхивают. – Очень хочу – теперь, когда я поговорила с Люком и узнала его поближе. Я ведь не общалась с ним раньше, Бет. Когда я ездила в Австралию, он все время пропадал в университете, и я предполагала худшее. Знала, что он не может найти работу, и все такое. Мне неловко об этом вспоминать. Признаю, я ошибалась. Теперь я поняла, почему он хочет быть художником. Он такой чуткий и восприимчивый… Он считает, что там, вместе с близкими, мне будет куда лучше, чем торчать здесь, в одиночестве… – Она смолкает. – Единственное, чего мне будет недоставать, это тебя, милая. Я буду скучать только по тебе. Эти, – она кивает в сторону соседок, – вряд ли обо мне вспомнят, будут только рады, что избавились… В последнее время я дала им прикурить. А больше у меня никого нет, разве что… – Она кивает на Тоссера, и ее глаза наполняются слезами. Она качает головой, не в силах продолжать.

В самом деле – неужели она его оставит? Она ведь жить не может без этой злобной твари.

Я беру ее за руку.

– Дотти, скажите, вы правда этого хотите? Может быть, он вас заставил? Или подкупил?

Она потрясенно отшатывается:

– Что ты говоришь, Бет! Подкупил? Мой мальчик…

– Но ведь вы так не хотели туда ехать! Вы всегда говорили, что вам там не нравится… и что в Австралии все сумасшедшие… и… что будет с Тоссером?

Она вытирает глаза и берет себя в руки.

– Надо быть благоразумной, Бет. Если я хочу провести остаток своих дней в кругу семьи, мне нужно ехать. Пока я еще молода и здорова. Когда я стану старой развалиной, это уже не доставит мне радости. Для Тоссера я могу сделать только одно – пристроить его в хорошие руки. Мне больно с ним расставаться, но выхода нет.

– В хорошие руки?

– Да, – она решительно поднимает голову. – Да. Я долго об этом думала. Что у него за жизнь? Я даже погулять с ним не могу.

– Но вы любите его. Это самое главное. С вами он счастлив.

Насколько может быть счастлива злобная тварь со скверным характером.

– Ему нужен хозяин помоложе, – твердо говорит Дотти. – Тот, кто позволит ему жить полной жизнью – гулять, играть и резвиться.

– Что ж, – нерешительно говорю я, – думаю, можно подать объявление или поговорить с ветеринаром.

– Объявление? – изумленно восклицает она. – Что ты, Бет! Речь же не о продаже машины или костюма-тройки! Я не собираюсь давать никаких объявлений, глупенькая! Я отдам его тебе!

Господи, какое счастье.

Мне чертовски повезло.

Я невольно вспоминаю, как всего пару недель назад, размышляя о своей жизни, я думала, что она не так уж плоха. Хотя передо мной не открывалось блестящих перспектив по части карьеры, но работа позволяла мне худо-бедно сводить концы с концами. За несколько дней я лишилась почти всех клиентов одного за другим. Одни оказались на мели, потеряв все, что имели, другой уволил меня за то, что я не пожелала трахнуться с ним в стенном шкафу, а третья дезертирует в Австралию, да еще норовит всучить мне исчадие ада.

– Откажись! – воскликнула Луиза, когда я рассказала ей про Дотти. – Неужели ты согласишься? Это безумие! Ты же терпеть не можешь этого пса!

– Как я могу отказаться? Если я не возьму собаку, она не поедет в Австралию.

– Ну и что? Ты же не хочешь, чтобы она уезжала. Это решит все проблемы.

– Она должна ехать, Луиза. Я действительно этого не хочу. Не из-за потери работы, мне будет не хватать самой Дотти. Но я не могу ухаживать за ней, а скоро ей будет не обойтись без посторонней помощи. Гордость мешает ей признаться в этом, но я вижу, что она это понимает. Сама подумай – либо ей придется отправиться в дом престарелых, где, кроме меня, ее никто не навестит, либо позабыть о гордости и уехать в Австралию, где живет ее семья.

– Тогда дождись, пока она сядет на самолет, и отвези пса в ближайший приют.

– Не могу. Во всяком случае, пока она жива. Меня замучает совесть.

– Скажи, что тебе не на что его кормить!

– В том-то и дело. Она продает дом и оставляет мне деньги на содержание Тоссера.

– Ты серьезно?

– Да. Регулярные выплаты, чтобы покрыть все расходы, страховку, если он заболеет, плюс небольшое денежное пособие в благодарность за то, что я согласилась его взять.