Она хочет от него ребенка, предчувствуя, что рано или поздно их роман закончится.
Если мы попадаем в переделку, это происходит не случайно. Частенько мы сами открываем дверь своим неприятностям, впуская их в дом.
Придя домой, я набираю оператора, проверить, не звонил ли Алекс, но вместо его номера мне называют номер Луизы. Готовя куриные котлеты для Элли, я звоню Луизе.
– Бет! – кричит она так громко, что от неожиданности я едва не роняю решетку для гриля. – Где ты была?
– С Фэй. Мы гуляли в парке. А потом были у нее. Что случилось?
– Господи! Я звонила тебе раз двадцать! Ты не видела Джоди?
– Джоди? – Нахмурившись, я аккуратно укладываю котлеты на решетку. – Почему я должна была видеть Джоди?
– Я не знаю, где она! – По голосу Луизы слышно, что она вот-вот разрыдается. – Помоги мне, Бет! Она поехала покататься на велосипеде и не вернулась! Что мне делать? Звонить в полицию? Ее нет дома целых полдня! Я уже выбегала искать ее…
Котлеты падают на пол, я хватаю Элли за руку, и мы бежим к машине.
– Ей всего десять лет! – твердит Луиза, шагая взад-вперед по гостиной.
Она бросается к окну, поднимает штору, окидывает взглядом улицу и снова идет к двери.
– Всего десять лет, господи! О чем я только думала, как я могла отпустить ее одну?
– Она уже большая, Луиза! Ты ведь всегда отпускала ее кататься в Парк-Фарм. Она разумная девочка и не станет делать глупостей…
– Тогда где она? – кричит Луиза. – Почему она не возвращается? Я велела вернуться в пять и сказала, чтобы она не уезжала с этой улицы. Джоди ведь еще ничего здесь не знает. Господи! – Она в сотый раз смотрит на часы. – Господи! – повторяет она дрожащим голосом.
Энни и Соломон сидят на софе, прижавшись друг к другу теснее, чем обычно, притихшие и испуганные. Экран телевизора роняет блики на их бледные лица. Я увожу Луизу на кухню, чтобы они нас не слышали.
– Может быть, она отправилась туда, где вы жили раньше?
– Это первое, что пришло мне в голову, – говорит она. – Я сразу позвонила Пэйтелам. И съездила туда. На всякий случай.
Я киваю.
– Школьные подружки?
– Обзвонила всех.
– Ясно.
Я смотрю на нее в тревоге. Она слегка дрожит. Пока мне не хочется заводить разговор о полиции. Как долго это продлится? В какой момент тревога превратится в кошмар?
– Никуда не уходи, – говорю я, пытаясь усадить ее рядом с детьми, но она отталкивает мою руку. – Вдруг она вернется. А я поеду и еще раз осмотрю ближайшие улицы. Договорились?
Она кивает и снова бросается к окну.
Начинает смеркаться. Я еду медленно, внимательно разглядывая улицу, сердце вот-вот выскочит у меня из груди.
«Господи, прошу тебя…» – молю я про себя, не решаясь продолжить. Только «прошу тебя, Господи» снова и снова.
И вдруг вижу Джоди.
Она сидит под фонарным столбом в трех улицах от дома верхом на велосипеде, растерянно озираясь.
Она просто заблудилась.
Ей всего десять лет, и она решила, что сумеет найти дорогу домой без посторонней помощи. Уехала слишком далеко и заблудилась, вот и все. Никаких несчастных случаев и ужасных стечений обстоятельств, просто непослушная маленькая девочка решила рискнуть и поплатилась за свою любовь к приключениям.
Я плачу от радости, а дома у ее матери наверняка настоящий нервный припадок.
Я резко торможу, выскакиваю из машины и хватаю девочку за руку. Стоит мне открыть рот, облегчение превращается в раздражение.
– О чем ты думала? Мать чуть с ума не сошла от волнения! Марш в машину!
Я жду недовольного лица, раскаяния, может быть, обиды или благодарности за то, что ее наконец нашли.
Но дальнейшее оказывается для меня полной неожиданностью. Джоди бросается ко мне и сжимает меня в объятьях.
– Я искала тебя! – захлебываясь, бормочет она, уткнувшись мне в грудь. – Я не могла тебя найти. Я не могла найти твою улицу.
– Зачем? – Я заглядываю в ее заплаканное лицо. – Зачем ты искала мою улицу, Джоди?
– Я хотела тебя видеть. Тебя и Элли. Мне надо было с тобой поговорить.
– Попросила бы маму, она бы тебя привезла. Ты ее до смерти напугала.
– Я не нарочно. Я не хотела, чтобы мама узнала. У нее нет времени со мной разговаривать. Я хотела поговорить с тобой.
Я усаживаю Джоди в машину и убираю в багажник ее велосипед. Элли смотрит на нее, онемев от изумления.
– Джоди, – говорю я, когда мы подъезжаем к дому. – Давай договоримся так. Ты можешь приезжать к нам, когда захочешь. Я покажу тебе дорогу, чтобы ты могла приехать на велосипеде. Это недалеко. Но ты обязательно должна предупреждать маму. Ясно? Это часть договора, иначе все отменяется.
– Ладно, – всхлипывает она. – Извини, Бет.
– Извиниться ты должна перед мамой.
Мне хочется сказать ей многое. Что мать любит ее, и это только кажется, что у нее нет времени для Джоди и она занята другими проблемами. Если бы Луиза знала, что ее дочь решила поговорить со мной, считая, что матери не до нее, она бы ужасно огорчилась.
Но вместо этого я возвращаю ее Луизе, которая плачет от облегчения и гнева. Похоже, когда она поймет, что дочь жива-здорова и с ней ничего не случилось, гнев возьмет верх, и я сразу уезжаю домой, чтобы не стать невольным свидетелем семейной сцены. Пусть это произойдет без меня.
Укладывая Элли спать, я крепко обнимаю ее.
Прижав дочку к себе, я закрываю глаза, пытаясь представить, что бы я чувствовала, если бы ей что-то угрожало, и меня охватывает такой ужас, что разум отказывается подчиняться.
По сравнению с этим все остальное не имеет значения: работа, деньги, измена Дэниела, Мартин со своими признаниями в любви и даже Алекс Чапмэн, который появился в моей жизни, чтобы перевернуть ее вверх тормашками.
Элли ложится в постель, и я целую ее нежный теплый лобик. Мне хочется помолиться, но чувства, которыми наполнена моя душа, не выразить словами.
Любой стоящий Бог поймет, что я хочу сказать.
Вторник
Вчера вечером мне и в голову не пришло еще раз проверить, не было ли телефонных звонков. Я вспомнила об этом сегодня утром, и когда я набрала оператора, мне назвали местный номер, которого я не знаю.
Ликуя, мое сердце слегка подпрыгивает, но я приказываю ему не делать глупостей. Кроме Алекса Чапмэна в городе живут и другие люди. И даже если это он, что с того? Он же сказал, что позвонит, и нечего устраивать из этого невесть что.
Дрожащей рукой я набираю незнакомый номер. Честно говоря, в последнее время руки вообще слушаются меня неважно.
Но трубку снимает не Алекс Чапмэн. Это миссис Пэйтел из Сельского домика.
– Бет, как хорошо, что вы позвонили! – приветливо говорит она. – Я уж думала, что мне не удастся договориться с вами на эту неделю.
– На эту неделю? Сегодня? Вас устроит, если я приеду сейчас? – Господи, эта работа нужна мне позарез. Я надеюсь, что по голосу не слышно, как отчаянно мне хочется, чтобы она согласилась.
– Ну конечно. Но в четверть девятого я ухожу на работу. Наверное, вы не успеете приехать? В следующий раз я оставлю вам ключ.
На часах без десяти восемь. Я звоню Фэй, поднимаю ее с постели, швыряю полусонной дочери брюки и свитер, и через минуту изумленная Элли с миской хлопьев на коленях уже сидит в машине. Она так ошеломлена, что даже не протестует.
– Извини, – я целую ее на прощание и благодарно машу рукой Фэй, которая, зевая, стоит на крыльце в домашнем халате.
Интересно, не тошнит ли ее по утрам, мельком проносится у меня в голове. Но мои угрызения совести столь мимолетны, что я мгновенно забываю о них. На большее у меня нет времени.
Странно оказаться в Сельском домике, где теперь живут другие люди. Супруги Пэйтел – врачи. Мистер Пэйтел – врач общей практики, он уже отправился на утренний прием, а миссис Пэйтел заведует отделением торакальной медицины в больнице Святого Иосифа. Надевая пальто и собирая все необходимые папки и бумаги, она успевает немного рассказать о своей работе. Она лечит тех, кто страдает заболеваниями органов грудной клетки.