– Она хотела попробовать еще раз. И я согласился.

– Но ты продолжаешь платить за свою квартиру! И почему твоя мать считает, что ты живешь в Окли-Корт?

– Она устроит бог знает что, если проведает, что я вернулся к Саре. Поэтому пока я помалкиваю.

– Ты боишься своей матери? – спрашиваю я.

В принципе, его можно понять. Но он как-никак ее сын!

– Нет. Просто… – Алекс вздыхает, вертя в руках бокал, и, встретившись со мной взглядом, говорит: – Когда мы с Сарой расстались, у меня было что-то вроде нервного срыва. Тогда мама очень меня поддержала. Но она убеждена, что во всем виновата Сара.

О, материнская любовь! Наверное, если бы я решила вернуться к Дэниелу, моя мать тоже вела бы себя подобным образом. Иначе как «этот негодяй» она его не называет.

– И тебе не хватает духу признаться, что вы снова вместе?

– Понимаю, со стороны это кажется диким, – он пожимает плечами. – Но я защищал и себя тоже. Я же не знал, сколько это будет продолжаться. Иногда мне кажется, что я нужен Саре только для того, чтобы следить за бойлером и ремонтировать машину.

Алекс продолжает смотреть мне в глаза.

– Не думаю, что она меня любит, – говорит он.

– По-моему, она просто эгоистка, – негодую я. Вот дрянь! Неблагодарная дрянь – разве его можно не любить?! Почему она не ценит своего счастья – жить с ним, быть его женой?! – Не понимаю, как ты это терпишь! Ради чего ты все это…

– Правда не понимаешь? – спрашивает он.

– Ты все еще ее любишь? Ты надеешься, что что-то изменится?

– Надеялся, – поправляет он.

– А теперь? – спрашиваю я, затаив дыхание, и ощущаю ноющую боль в груди.

– Неожиданно, – говорит он, не сводя с меня глаз, – неожиданно я понял, что у нас все позади.

Словно по мановению дирижерской палочки, у меня в голове взрывается целый симфонический оркестр с арфами и барабанами, и, чтобы заглушить ликующую мелодию, мне приходится повысить голос:

– А какое отношение к моему сценарию имеет Сара?

– Это ее профессия, – улыбается Алекс. – Она литературный агент. Занимается кино и телевидением. И ее очень заинтересовала твоя работа.

– И что же? – спрашивает Фэй.

Мы сидим в кафе супермаркета «Теско» и пьем кофе. Саймон предложил посидеть с детьми, пока мы ходим за покупками.

– В каком смысле?

– Господи! Что было дальше? У вас с Алексом. Да или нет?

– Фэй! Я рассказываю тебе про сценарий! Эта его Сара, – у меня не поворачивается язык произнести слово «жена», – литературный агент, и ей понравился мой сценарий! Она говорит, что он талантливый и остроумный.

– Я поняла и очень рада за тебя, но было у вас с ним что-нибудь или нет?

– Ты вообще можешь думать о чем-нибудь другом?

– Значит, было! – восторженно взвизгивает она, едва не выронив чашку. Потом смотрит на меня, сузив глаза, и я отвожу взгляд. Я тереблю сумочку, делая вид, что изучаю кассовый чек.

– Вы переспали, правда же? – произносит Фэй громким, радостным шепотом, заставляя двух пожилых леди за соседним столиком обернуться в нашу сторону. Обе смотрят на нас, вытаращив глаза. – Все получилось!

– Я не собиралась этого делать, – оправдываюсь я, невольно расплываясь в улыбке. Стоит мне вспомнить о том, что произошло, мне хочется вскочить на стул, танцевать, махать руками и кричать во весь голос: «Да! Я спала с ним! Это было потрясающе! Это было чертовски здорово, и мне хочется делать это снова и снова! Я хочу спать с ним до конца своих дней!»

Кажется, я влюбилась.

– Кажется, я влюбилась, – говорю я Фэй, продолжая улыбаться, как свихнувшийся Чеширский Кот. – Я понимаю, это глупо…

– Нет, – возражает она и тоже улыбается. – Что же здесь глупого?

– Мы едва знакомы.

Мне кажется, я знаю его всю жизнь.

– Наверное, это просто физическое влечение.

Но я чувствую, что за этим стоит нечто большее. И это нечто настолько велико, что не умещается во мне. Я просто не в состоянии себя сдерживать.

– Не надо, – говорит Фэй. – Не пытайся анализировать свои чувства, не пытайся объяснить их – все равно ничего не выйдет. Тебе привалило счастье. Наслаждайся, Бет, просто получай удовольствие, расслабься и плыви по течению. – Она мрачнеет.

– Когда ты встретила Нила, ты чувствовала то же самое?

Она кивает.

– А я осуждала тебя. Заявила, что это несусветная чушь.

– Наверное, ты была права.

– Что-то случилось?

Она качает головой.

– Ничего. Живи сегодняшним днем, наслаждайся им, получай от него все, что можно. Помни, ничто не вечно.

– Ты поссорилась с Нилом?

– Кажется.

Я беру ее за руку. У меня по спине бегут мурашки. Не хочу, чтобы она страдала. Но этого не избежать. Рано или поздно это должно произойти.

– Расскажи, что случилось, – мягко говорю я.

– Нечего рассказывать, – резко отвечает она.

– Ты сделала тест?

Она качает головой.

– Но, Фэй? Почему? Чего тянуть?

– Нил, – говорит она, не поднимая глаз, – он не хочет… – Она качает головой, не в силах закончить фразу.

Но в этом нет нужды.

Элли играет в гостиной, а я убираю постель.

Я убираю ее целую вечность.

Каждое прикосновение к подушкам, каждая складочка на простыне напоминают мне про Алекса. В спальне еще сохранился его запах. Мне не хочется открывать окна, чтобы он не выветрился.

Подобным образом я чувствовала себя после того, как впервые занималась сексом, – мне казалось, что я стала совершенно иной и уже никогда не буду прежней, и это заметно всем и каждому. Вчера ночью со мной был весь предшествующий опыт – огромная, опустошающая любовь к Дэниелу, все юношеские увлечения и влюбленности, фантазии о несносном Оливере и теплое чувство благодарности к Мартину – все это было со мной во время этой потрясающей, безумной, неповторимой ночи любви, и все это превратилось в горсть пепла, а я опять стала иной, счастливой и уверенной в себе. Я стала выше ростом, стройнее и изящнее; я смотрю на свое отражение в зеркале, и мне нравится то, что я вижу. Я бодра и полна сил, мне все нипочем, и кажется, вот-вот со мной произойдет нечто восхитительное.

Сколько это продлится?

Я вспоминаю Фэй и качаю головой. Не буду задавать себе этот вопрос. Не хочу все портить.

А что делать с Мартином?

Встретив укоризненный взгляд собственного отражения, я малодушно опускаю глаза.

Что, испугалась?

А говорила, тебе все нипочем.

Днем я звоню Мартину.

– Приходи к нам ужинать, – говорю я.

Слышит ли он, каким уверенным и спокойным стал мой голос? Заметно ли, что я провела ночь с самым потрясающим мужчиной на свете? Догадается ли Мартин?

– Я приготовлю что-нибудь вкусненькое. – Я знаю, что объяснение неизбежно, и заранее пытаюсь смягчить удар.

Так приговоренному к смертной казни позволяют заказать любимое блюдо.

– Здорово, – говорит он, – я прихвачу какой-нибудь фильм.

Думаю, до этого не дойдет.

Спустя какое-то время звонит Луиза. Она встревожена.

– Я насчет Джоди. Не понимаю, что с ней творится.

– Что случилось? Она заболела?

– Не знаю. Она ничего не ест. Это не просто детские капризы – то не буду, это не люблю. Она вообще не притрагивается к еде.

– И давно это с ней?

– Пару дней. Она целыми днями валяется в постели или лежит на полу…

– Она говорила тебе что-нибудь про свои ноги?

– Ноги? При чем здесь ее ноги?

– Я просто спросила. – Я не решаюсь сказать Луизе, что ее дочь рассказала мне то, чем не поделилась с ней. – Ты же знаешь, у девочек это бывает – им кажется, что они слишком толстые, у них некрасивая фигура…

– Бет, ей десять лет!

– Вот именно.

В последнее время Луиза так поглощена своими проблемами, что ей не до Джоди.

– Она взрослеет, Луиза. Она становится девушкой.

– В десять лет?