Мне хочется поговорить с Фэй.

Я скучаю по ней.

Мне хочется рассказать ей про Мартина и про то, каково заниматься сексом с другим после того, что было, но это невозможно – ведь тогда она начнет рассказывать мне про Нила.

Это было бы абсолютно нормально. Разве не для этого нужны подруги? С подругой всегда можно поговорить о подобных вещах.

Так почему? Почему она не рассказала мне об этом, когда познакомилась с Нилом, когда встретила его в приемной у врача и решила, что это судьба? Почему она не рассказала мне, как потом он позвонил ей и как послал открытку на Рождество, как он впервые поцеловал ее, как она решила: «Я это сделаю. Я изменю мужу. Я лягу в постель с другим мужчиной».

Но ведь она обманула и меня. Она не сказала мне ни слова. Изо дня в день мы ели ланч, ходили по магазинам, часами разговаривали о детях, о садике и школе, о деньгах и о погоде, о том, что идет по телевизору и что у нас на обед, – и все это время она скрывала от меня самое важное. Она утаила от меня то, чем жила, как будто меня не было на свете.

Разве после такого можно остаться друзьями?

Станет ли все как прежде? Как я теперь расскажу ей о Мартине, о том, как мы целовались, к чему это привело, о том, что этот негодяй до сих пор мне не позвонил и что я из-за этого чувствую, – расскажу, ожидая внимания и сочувствия, – если она не поделилась со мной?

Мне нужна новая подруга.

Я решительно снимаю телефонную трубку и набираю номер Луизы.

– Я звоню просто так. Мне нужно с кем-то поговорить, – признаюсь я. – Ты занята?

– Занята? – Она вздыхает. – Я с радостью сделаю небольшой перерыв. От этой работы голова идет кругом. Как твои дела?

– Все нормально.

Нет, не все. В этом-то и беда.

– Нет, не все, – быстро поправляюсь я. – Честно говоря, у меня паршивое настроение. Элли снова спрашивает, почему у нее нет папы. А несколько дней назад я переспала с одним парнем. Это произошло впервые с тех пор, как ушел Дэниел. И этот тип мне так и не позвонил. И я поссорилась с лучшей подругой.

Кроме того, я потеряла еще один рабочий день, потому что назвала своего работодателя ничтожеством. Но об этом я не упоминаю – Луиза и так расстроена, что из-за нее я лишилась работы.

– Мне очень жаль, – сочувственно говорит она. – Как Элли?

– У нее все прекрасно. Ее пригласили на день рождения. Она надела красное велюровое платьице – из тех, что носили твои девочки, – оно так ей идет! От новых вещей она просто в восторге.

Сказав это, я подумала, что Элли должна сама поблагодарить Луизу и ее детей. Она могла бы поговорить с ними по телефону или съездить к ним вместе со мной.

– А что насчет того парня? – спрашивает Луиза. – Расскажи мне о нем! Кто он такой?

Я рассказываю ей про Мартина, и мне приходит в голову, что я не знаю, нравится он мне или нет. Он симпатичный, приветливый, нам было легко и весело, вопрос в том, стала бы я заниматься с ним сексом, если бы не выпила и не находилась столько времени в одиночестве?

– Ну и что? – говорит Луиза. – Ты не должна оправдываться. Ты взрослый человек. Тебе этого захотелось, и ты это сделала.

– И похоже, на этом все кончено.

– Ты больше не хочешь его видеть?

– Нет, раз ему этого не хочется. Видимо, для него это был роман на одну ночь.

– Нет. Вы встречались уже три раза. А почему ты ему не звонишь?

– У меня нет его телефона.

– Ты смотрела в справочнике?

– Нет. Я хочу, чтобы он позвонил сам. Я чувствую себя брошенной.

– Бет, мы живем в двадцать первом веке. Девушка тоже может позвонить.

– Наверное, – мрачно отвечаю я. Так ли он мне нравится, чтобы звонить ему первой? Или мне просто хочется быть желанной?

– А с Фэй тебе надо помириться, – мягко говорит Луиза. – Жизнь слишком коротка…

– Похоже, она так увлечена своим новым приятелем, что ей наплевать, – резко говорю я. – Я ей больше не нужна.

– Думаю, ты ошибаешься. Она ждет, когда ты простишь ее.

– Для этого ей нужно как минимум попросить прощения.

– Разве это что-то меняет?

Повесив трубку, я задумалась. Простила бы я Фэй, если бы она позвонила прямо сейчас и сказала, что сожалеет о случившемся? Неужели я такая неумолимая и безжалостная?

Когда Дэниел изменил мне и я об этом узнала, он спросил, смогу ли я когда-нибудь простить его.

– С какой стати? – возмутилась я.

– Я ведь признаю, что не прав, – ответил он. – Я это понимаю, ты это понимаешь, и я готов валяться у тебя в ногах и молить о прощении. Я виноват, твое дело – прощать.

– Но я не желаю тебя прощать.

У меня не было ни малейшего желания отпускать ему грехи. Я не хотела, чтобы он почувствовал облегчение. Он причинил мне страшную боль, теперь пусть мучается сам.

– Все совершают ошибки, – сказал он.

– Но за них нужно расплачиваться, – ответила я.

Вот как я думаю.

Пусть расплачиваются.

Когда я привожу Элли домой с вечеринки, она в полном изнеможении. Красное платье залито чем-то липким, белые кружевные колготки сползли и собрались на щиколотках гармошкой в стиле Норы Бэтти[4], волосы взлохмачены, точно ее трясли, перевернув вверх тормашками. Она никак не может расстаться со шляпой из «Макдоналдса» и не выпускает из рук коробку с игрушкой. Приходится позволить ей взять эти сокровища с собой в постель. Она засыпает, едва ее голова касается подушки.

Я иду на кухню, беру губку и принимаюсь отчищать липкие пятна с ее платья, чтобы потом положить его в стирку. В это время звонит телефон.

Это Мартин.

– Извини. Я не мог позвонить раньше, – виновато говорит он. Наверное, я все же страдаю паранойей. Ведь прошло всего несколько дней.

«Я уж думала, ты эмигрировал», – вертится у меня на языке, но я сдерживаю язвительный тон.

– Все нормально, – говорю я, словно не ждала его звонка. Не мучилась, размышляя, как выглядело мое белье и понравился ли ему мой запах.

– Нет, не нормально, – возражает он. – Ты, наверное, решила, что я не позвоню… Но в тот вечер… знаешь… это было потрясающе.

Я чувствую, что напряжение спадает. Значит, с бельем все в порядке.

– Просто я был очень занят – на работе, – пришлось работать в ночную смену… в общем…

– Бывает, – говорю я. – Понимаю.

Я настоящая эгоистка. Думаю только о себе. Ведь ему приходится лечить больных, латать чужие сердца, спасать людям жизнь и ежедневно совершать чудеса. А я злюсь, что он не звонит и не восхищается, как я сексапильна.

– …У меня было ночное дежурство.

Он замолкает.

Ночное дежурство? Разве кардиологи дежурят по ночам?

– И это вторая причина, по которой я не звонил, – говорит он.

Я жду.

– Я тебя обманул. Но я хочу встречаться с тобой и решил рассказать правду. Но не знал, как это сделать. И теперь чувствую себя хуже некуда.

– Я слушаю, – холодно говорю я.

Все словно сговорились меня обманывать. Может быть, дело во мне? Что мешает людям говорить мне правду?

– Речь о моей работе, – говорит он. – Я не хирург и не кардиолог, Бет. Я медбрат.

Что ж, ведь я тоже его обманула.

Сегодня я снова приехала на Окли-Корт в квартиру Молодого Одинокого Руководителя. Я соврала, что снимаю квартиру и пишу там сценарий, которого ждут не дождутся на телевидении, и, само собой разумеется, продав его, я стану богатой и знаменитой.

Я погружаюсь в работу, стараясь отвлечься от неприятных мыслей. Мыслей о том, что я была несправедлива к Мартину, после того как выслушала его признание. Его ложь вполне сопоставима с тем, что наговорила я сама. Пожалуй, моя непримиримость действительно переходит разумные границы.

Я с негодованием набросилась на Мартина:

– Зачем ты мне врал? Что плохого в работе медбрата!

В работе уборщицы тоже нет ничего плохого, но этот вопрос мы не обсуждали.