И ты знаешь, дорогой, что самое восхитительное?

Это не твой ребенок.

– А если он узнает?

– Не узнает, – резко говорит Фэй, пресекая дальнейшее обсуждение.

– А вдруг он догадается? Если у ребенка не будет с ним ничего общего? – не унимаюсь я.

– Дети часто не похожи на отцов. Он может быть похож на бабушку или дедушку.

– Ты будешь это отрицать? Будешь отрицать вновь и вновь до конца жизни? Каждый раз, когда об этом зайдет речь?

– Естественно. – Она поджимает губы, взгляд твердый, как сталь.

Наверное, с первого дня задержки она думает только об этом. Зачем я лезу не в свое дело? Кто я такая, чтобы в ней сомневаться?

Господи, какой же гадкой бывает жизнь.

С тех пор как перспективная новая клиентка оказалась подружкой Дэниела, я так и не нашла работу на пятницу. Объявление на почте почему-то не вызвало шквала звонков. Бывает же такое! В городе, где живет не меньше сотни тысяч, на мое объявление откликнулся только один человек, и надо же было так случиться, что это была именно та женщина. Наверное, на мне лежит проклятие.

Мы забираем девочек из садика, и Фэй говорит, что ей надо домой. Наверное, все-таки хочет сделать тест на беременность. Или как следует подготовиться к встрече с Нилом.

От волнения я не нахожу себе места. Мне не хочется ехать домой и заниматься хозяйством. Не знаю, что со мной. Может быть, я переживаю из-за ссоры с Мартином?

– Хочу к Лорен, – хнычет Элли по дороге домой, пиная ногой переднее сиденье.

– Ты поедешь к ней вечером. И останешься ночевать.

Я надеюсь, что это ее утешит.

– А я хочу сейчас, – ноет она.

В наше время детям позволено слишком много. И это не идет им на пользу. Нужны более жесткие рамки.

– Сейчас нельзя. Мы едем домой, и ты поможешь мне навести порядок. Ведь ты уже большая девочка.

– Нет! Не большая! Я не люблю наводить порядок! Ты плохая! – Она изо всех сил пинает мое сиденье, заставляя меня подскочить прямо перед кольцевой развязкой.

– Элли! Перестань! Это очень опасно! Нельзя так делать, когда я за рулем! Ты плохо себя ведешь, и я на тебя очень сердита!

Она начинает плакать, шумно всхлипывая и продолжая время от времени тихонько тыкать в мое сиденье ногой, робко демонстрируя, что она не сломлена.

Но я не поддамся.

Это эмоциональный шантаж.

Если я пойду у нее на поводу, она будет обращаться со мной как Аттила, предводитель гуннов, и я буду извиняться перед ней за ее же капризы и предлагать отвезти ее к Лорен по первому требованию.

Именно так дети превращаются в несносных маленьких вымогателей, из них вырастают малолетние преступники, которые, сбившись с пути, попадают в колонии для несовершеннолетних правонарушителей, где становятся наркоманами и умирают от передозировки.

– Твои капризы меня не трогают, – спокойно говорю я.

– Ты плохая! Я тебя не люблю! – всхлипывает дочь.

Говорила ли я в детстве своей матери, что она плохая? Что-то не припоминаю и полагаю, что это не сошло бы мне с рук. Когда Элли этому научилась? При ней я ни разу не называла других людей плохими. Где она могла это услышать? Разве что по телевизору?

Все ясно. Телевизор она смотреть больше не будет.

– Сегодня я не разрешаю тебе смотреть телевизор, – говорю я. Мой голос дрожит – я сержусь на нее и огорчена, что она меня не любит.

Думаю, теперь она прекратит свои фокусы.

– Ну и не надо! – кричит она. – Я тебя не люблю!

Мы не поедем к Фэй.

Пусть кричит, сколько влезет, своего она не добьется.

Я не хочу, чтобы моя дочь умерла от передозировки.

Когда мы подъезжаем к дому Луизы, Элли удивленно икает и перестает ныть.

– Зачем мы сюда приехали? – сипло спрашивает она.

Потому что ты испытывала мое терпение и так вывела меня из себя своим нытьем и криками, что у меня нет ни малейшего желания ехать с тобой домой.

– Мне нужно поговорить с Луизой, – говорю я первое, что приходит мне в голову.

Да, я бесхарактерная тряпка, и хотя я отказалась везти ее к Лорен…

– И я могу поиграть с Джоди, Энни и Соломоном? – Ее голос звенит от восторга. Она мигом забывает все обиды. О, детская непоследовательность!

– Если они дома. Если ты не будешь им мешать. И если ты обещаешь, что будешь хорошо себя вести. – О, непоследовательность взрослых, которая прячется за фасадом рассудительности и здравого смысла!

Элли победила, и она это понимает. Я не подаю виду, что сдалась, и она готова мне подыграть.

– Да, мамочка, – ее уста сочатся медом. – Я буду хорошей девочкой, мамочка!

Она вылезает из машины с красными глазами и опухшим от слез лицом, приглаживает волосы и поправляет носки, точно барышня на свидании, лучезарно улыбается и протягивает мне руку, мокрую от соплей и слез, и я улыбаюсь в ответ великодушной и терпеливой улыбкой всепрощающей матери.

Ссора позади, можно продолжать дальше: мне – притворяться, ей – учиться жить.

Так мы воспитываем своих детей.

Сегодня у детей Луизы первый день пасхальных каникул – последних каникул перед тем, как они пойдут в другую школу.

Энни и Соломон с хохотом и визгом возятся в комнате Соломона. Джоди лежит на полу перед телевизором и, задрав ноги, разглядывает свои ступни.

– У меня ужасные пальцы, – сообщает она вместо приветствия.

– И что же в них ужасного? Пальцы как пальцы, – говорю я.

– Толстые как сосиски. И бедра у меня жирные. Как мне похудеть, Бет?

– Джоди, у тебя потрясающие ноги. И совсем не толстые. Кто сказал, что они толстые?

– Никто. Это и так ясно. Я пыталась делать упражнения, – она кивает в сторону журнала для подростков с глянцевой розовой обложкой, который валяется на диване. – Там написано, что, если заниматься регулярно, ноги похудеют, а зад подтянется.

Элли, остолбенев, изумленно смотрит на Джоди, и я ее понимаю.

– Тебе не нужны никакие упражнения, Джоди! – горячо говорю я. – Ты двигаешься более чем достаточно – бегаешь, занимаешься спортом, ездишь на велосипеде, ходишь в бассейн…

– Наверное, мне нельзя есть масло и сыр…

– Мама знает, что ты вбила себе в голову?

– Она только ругается и говорит, что я должна есть что дают. – Она со стуком опускает ноги на пол и оборачивается к Элли. – Хочешь посмотреть телевизор вместе со мной? – ласково спрашивает она.

Элли, посасывая палец, подходит и усаживается рядом, прильнув к Джоди. Джоди гладит ее по голове и целует в макушку, и внезапно я чувствую, что сейчас расплачусь. Я поспешно выхожу из комнаты и иду на кухню, к Луизе. Она продолжает расставлять посуду в шкафах и распаковывать коробки. Она взяла отпуск, чтобы побыть с детьми в каникулы и во время начала занятий в новой школе.

Теперь ей не по карману нанять помощницу по хозяйству.

– Не знаю, что я буду делать целых шесть недель летом. – Луиза убирает с лица волосы и прислоняется к стене. Она выглядит такой измученной, что я обнимаю ее и прижимаю к себе.

Надо бы поговорить с ней о Джоди и ее проблемах, но мне не хочется еще больше портить ей настроение.

И неожиданно для себя я произношу это вслух.

Разумеется, я думала об этом, эта мысль все время вертелась где-то там, на задворках сознания, поджидая удобного случая. И теперь, поняв, что час настал, она воплотилась в слова.

– Я присмотрю за ними, – слышу я собственный голос, который раздается против моей воли, не контролируемый разумом. – У меня все равно нет работы. Теперь я занята только по вторникам.

Я думаю про вторник. Вспоминаю квартиру Алекса Чапмэна, где убираю несуществующую грязь и пишу сценарий, получая деньги, которые не отрабатываю, и меня бросает в жар от стыда. Теперь, когда мы знакомы… когда он мне нравится… не знаю, смогу ли я продолжать это и дальше.

– А может, вторник тоже освободится, – задумчиво говорю я. – Тогда я смогу присматривать за Элли и за твоими детьми всю неделю. Элли будет в восторге.