Не исключено, что любовь – это всего лишь галлюцинация, а быть чем-то бо?льшим она просто не заслуживает. Она так часто портит счастливый конец и ломает столько жизней, что едва ли может претендовать на нечто большее. Наверное, ее вообще не нужно принимать всерьез. Посмотрите, что она с нами творит! Добра от нее не жди. Лучше держаться от нее подальше. А может, я нарочно пытаюсь убедить себя в этом?

Я стараюсь не сидеть без дела. Это очень помогает.

Я работаю в рекламной компании. Пока у меня совсем небольшая должность, но мне нравится моя работа, начальство относится ко мне с пониманием и готово пойти навстречу по части каникул, праздников и отсутствия по болезни. Через полгода я рассчитываю на прибавку к зарплате, а если Кейт из соседнего офиса уволится, могу претендовать на ее место. Кто знает? Может быть, мне не исполнится и сорока, а я уже стану владельцем этой компании. Почему бы не помечтать? Все должны к чему-то стремиться.

Мой сценарий закончен, и его уже смотрели в издательстве. Сара Чапмэн не перестает твердить, что возлагает на него большие надежды. Она говорит не только об этом. Как только я перестала встречаться с Алексом, мне стало легко с ней разговаривать, и мы почти подружились.

– Однажды, – сказала она, когда мы встретились в баре, чтобы обсудить мою работу, – я почувствовала, что у моего мужа есть другая женщина.

Мы сидели в том самом баре, где состоялось наше первое свидание с Алексом, свидание, после которого мы впервые занимались любовью. Я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо.

– И что же? – с усилием спросила я. – У него и правда был роман?

– Не знаю, – ответила она, вертя бокал. – Если и был, то теперь он закончился, в этом нет никаких сомнений. Впрочем, это не важно.

Я не осмелилась спросить, почему это не важно, но она пояснила:

– Мы… у нас странные отношения. То ли женаты, то ли нет. Мы разведены, но живем вместе. С этим нужно что-то делать. Едва ли кому-то из нас это идет на пользу.

– Ну и?

– Мы говорим об этом. Нам обоим нужна свобода, настоящая свобода. Пора что-то решать.

Должно быть, остаток вечера она недоумевала, почему я так рассеянна. С тех пор она неоднократно возвращалась к разговору об Алексе и их отношениях и каждый раз качала головой, вздыхала и сетовала, как трудно подыскать подходящее жилье и как много времени требуется, чтобы во всем разобраться, после чего пожимала плечами и меняла тему.

Думаю, они решили пустить дело на самотек. Наверно, это куда проще, чем преодолевать разного рода трудности и препятствия. И чем дольше так продолжается, тем прочнее привычка.

Особенно если ни один из них не заводит романов на стороне.

Думая о том, что ни один из них не заводит романов на стороне, я плачу в подушку, потом в ярости бью по ней кулаком и ругаю себя за слезы. Я набрасываюсь на подушку, обзываю ее мерзавцем и негодяем, проклятым негодяем, вопрошая, почему этот негодяй не может уладить свои проблемы, расстаться с женой и вернуться ко мне. После этого я обнимаю подушку, прижимаю к себе и, ласково поглаживая, прошу не обижаться, потому что моя любовь не прошла, и я готова ждать хоть всю жизнь… и снова заливаюсь слезами.

Похоже, с головой у меня по-прежнему неважно.

Сегодня на работе я сталкиваюсь с вечно недовольным клиентом, который пользуется дурной славой. Я беседую с ним сдержанно и терпеливо, и мой босс, легонько похлопав меня по плечу, говорит, что я отлично справляюсь. По пути в закусочную в обеденный перерыв я продолжаю сиять от удовольствия. Я сижу на скамейке у реки, освещенной осенним солнцем, и любуюсь лебедями и лодками и думаю, как изменилась за этот год моя жизнь. Я почти счастлива. Почти. Набравшись храбрости, я осторожно спрашиваю себя, что будет, если Алекс не вернется. Смогу ли я пережить это? Буду ли счастлива? Привыкну ли довольствоваться тем, что имею, если в моей жизни будут лишь Элли и наш пес?

Способно ли на это мое новое я – самодостаточное и уверенное в себе? Смогу ли я, не опуская глаз, сказать: иди к черту, я обойдусь без тебя, мне не нужен мужчина, для того чтобы быть счастливой.

Я поднимаю голову и чувствую легкий ветерок. Я представляю, как говорю это вслух. Звучит неплохо, и все же это игра, попытка скрыть от себя правду. Пока я не могу с этим справиться – а значит, не могу одержать полную победу.

Всю дорогу Элли тараторит без умолку. Один мальчик из ее класса прищемил палец дверью туалета, и его пришлось отправить в больницу.

– Знаешь, как он кричал! – с удовольствием сообщает она. – А его палец был такой помятый и весь в крови, и теперь он, наверное, отвалится.

– Не думаю. – Я пытаюсь ее утешить, но она явно разочарована моими словами и упрямо повторяет:

– Все говорили, что теперь он отвалится!

– Может быть, и отвалится, – уступаю я, – а может быть, и нет. Наверное, бедному Томасу было очень больно.

– Томас такой противный, – заявляет Элли. – Он все время бегает по классу и всем мешает.

Тогда ему повезло, что он всего лишь прищемил палец.

Дома мы продолжаем говорить про палец Томаса и о том, какой Томас непослушный. Пока я кормлю Тоссера, мы обсуждаем последние приключения Роберта и Бениты, а за чаем беседуем об осеннем коллаже, который ученики должны выполнить в классе и для которого Элли должна заготовить листья, сосновые шишки и желуди. Она сообщает мне, что все это мы найдем в парке, когда поведем Тоссера на прогулку. Все это она должна принести в школу в полиэтиленовом пакете размером двадцать на тридцать сантиметров, на котором будет белая наклейка с ее именем.

– Думаю, не беда, если листья и шишки нам не вернут, – говорю я.

– Но там должно быть написано мое имя. Так сказала миссис Уильямс.

Я умываюсь, раздумывая о миссис Уильямс, которая обрела статус божества, облеченного властью заставить тридцать с лишним родителей прочесывать парк в поисках листьев, рыскать по супермаркету в поисках пакетов нужного размера, а потом наклеивать на них этикетки, словно кому-то нужно, чтобы ему вернули лишние шишки. Звонит телефон, и я рассеянно снимаю трубку, продолжая размышлять про шишки и желуди.

– Здравствуй, Бет. Это Сара.

Мое сердце радостно подпрыгивает. Желуди забыты. Наверное, речь о сценарии. Решение издательства? Так быстро? Нет, вряд ли.

Она опережает меня:

– Я не про сценарий. Пока ничего неизвестно.

– Я понимаю, еще слишком рано. А о чем ты хотела?..

Секунд десять она молчит, а потом произносит судьбоносные слова:

– Я знаю, Бет. Про тебя и Алекса. Он мне рассказал.

Она спокойна.

Она не злится.

Она знала, что у него кто-то был, она говорила, что догадывалась…

– Ты догадалась, что это я? – тихо спрашиваю я.

– Такие вещи чувствуешь. Когда имеешь дело с человеком изо дня в день, замечаешь разные мелочи… Видишь, как он меняется…

– Но мы больше не встречаемся, – поспешно говорю я. – Я отказалась встречаться с ним, когда поняла, что он продолжает жить с тобой.

– Я знаю. Спасибо.

Спасибо? Черт возьми, она говорит мне спасибо за то, что я вытолкала из постели ее мужа? Ну и разговор!

– Извини, – говорю я, не зная, что еще сказать.

– Тебе не за что извиняться. Я его не держу. Я знала, это лишь вопрос времени. Не то чтобы у нас были ужасные отношения – мы не препирались и не ссорились. Но больше у нас ничего не было. Мы привыкли быть вместе. Так мы чувствовали себя уверенней. Нам было проще жить вместе, чем расстаться. Понимаешь, о чем я?

Вообще-то не вполне, и все же я мямлю что-то невразумительное, пытаясь выразить понимание.

– Мы давным-давно говорили, что пора все решить и разойтись как положено. В конце концов я решила ускорить процесс. Я сказала: послушай, это смешно и глупо. Ты объяснишь мне, наконец, что происходит? У тебя кто-то есть? Собираешься уходить или нет? Ты же знаешь, Бет, квартира у него уже есть. Осталось решить финансовые вопросы. А потом – развод.