– Если не можешь плавать без нарукавников, нечего их снимать.

– Я могу. Я умею плавать. Дурацкие нарукавники. Я не маленькая.

– Никто не говорит, что ты маленькая. Ты просто не умеешь плавать. Пока. Но скоро научишься.

– Умею. Я умею плавать. Посмотри на меня. Я умею плавать, как Лорен. (Буль-буль, кхе-кхе, а-а-а-а!)

– Нет, не умеешь! Сколько можно повторять! Не реви! Сама виновата! Лорен, хватит плавать вокруг с таким видом! Все видят, что ты отлично плаваешь, и ты молодец, но…

Домой мы возвращаемся рано, девочки на заднем сиденье хранят гробовое молчание, они не разговаривают ни со мной, ни друг с другом.

– Может быть, возьмем видео и купим чипсов? – с наигранной бодростью спрашиваю я. Мне неловко, что я привезу Лорен в дурном настроении.

– Я не люблю видео, – угрюмо говорит Лорен.

– А я не люблю чипсы, – Элли бросает на меня гневный взгляд.

В следующий раз возьму с собой Джека.

Сегодня пятница, последний день каникул в детском саду, а пятница – это Кэнэл-стрит. Я не люблю работу по пятницам. Все дома на Кэнэл-стрит одинаковые – типовые домики на две спальни, судя по всему построенные в 1940-е годы, сзади крохотный палисадник, перед домом сада нет – дверь открывается прямо на улицу. Но первое впечатление обманчиво – увидев цены на эти дома в витринах агентств по недвижимости, я не поверила своим глазам. На самом деле отсюда очень удобно добираться на вокзал и в центр города, а для жильцов есть парковка. Дом номер 73 по Кэнэл-стрит сдается внаем, и в нем живут Оливер и Натан, два молодых человека. Домашнее хозяйство их не занимает, и они не дают мне никаких указаний, относясь к моей работе в высшей степени безучастно. Это была бы неплохая работа, если бы не Оливер. С Натаном проблем нет – его никогда не бывает дома. Вроде бы он работает в студии звукозаписи в Лондоне, и, наверное, я бы заинтересовалась этим обстоятельством, если бы узнала об этом не от Оливера. Оливер бо?льшую часть времени работает дома. По-видимому, оставаться там по пятницам он считает своим долгом.

Увидев их впервые, я решила, что они геи. Поэтому, когда Оливер начал заигрывать со мной, я была, мягко говоря, ошарашена. Сначала я отнесла это на счет собственного разыгравшегося воображения. Начиталась всякой ерунды. Давно не занималась сексом. И вот теперь, стоит мне увидеть симпатичного парня, в голову лезут глупые фантазии! Но на следующей неделе он выразил свои намерения совершенно недвусмысленно. Например: «Эй, зачем застилать постель? Может, лучше немного порезвимся?»

Мало того что гнусное предложение а) было сделано работодателем в рабочее время, б) поступило от того, кого я считала геем, и в) потрясло меня до глубины души, поскольку единственная любовь моей жизни покинула меня, вдребезги разбив мою уверенность в себе, – кроме всего перечисленного он на несколько лет моложе меня, с умопомрачительным телом и внешностью, которые можно увидеть только в кино или телесериалах про врачей.

Я не сомневалась, что любой, кто выглядит подобным образом, обычно оказывается геем, даже если не живет в одной квартире с лучшим другом. Так или иначе, жизнь втроем никогда меня не прельщала. Если бы я была в состоянии делить мужчину с кем-то еще, будь то мужчина или женщина, я лучше попросила бы Дэниела привести его новую подружку и пригласила ее к нам в постель.

Я объяснила Оливеру, что предпочла бы заняться уборкой и что я благодарна за лестное предложение, но не может ли он оставить меня в покое?

– Жалко, – улыбнулся он. – Ничего. Может быть, в следующий раз.

С тех пор каждую неделю повторялось одно и то же.

– Может быть, хоть разок, пока ты не начала пылесосить?

– Сегодня жарковато, верно? Не хочешь раздеться? Мы могли бы вместе принять душ…

– Сегодня ты выглядишь усталой, Бет. Как мне хочется тебя поцеловать…

– Мы здесь одни. Нам никто не помешает. Мы никому не скажем…

Я прошу его заняться своим делом и позволить мне заняться моим. Он идет на кухню, раскладывает на столе книги и бумаги, варит кофе и включает радио. Некоторое время он работает, но не проходит и получаса, как он снова справляется у меня, «как идут дела». Угадайте, чем он зарабатывает на жизнь. Он ландшафтный дизайнер, проектирует сады. У него диплом по садоводству, и он – частный предприниматель, сам себе хозяин. Разве не странно, что подобным занимается тип двадцати трех лет, который живет в доме без нормального сада? Я допустила ошибку, проявив интерес к его работе. Теперь он постоянно покупает мне саженцы и цветы. Мой задний дворик мог бы превратиться в настоящий ботанический сад, но я не умею ухаживать за растениями, и добрая половина уже погибла. Я стараюсь вести себя как можно сдержаннее, когда он рассказывает мне о работе Натана, а то, чего доброго, он попросит Натана снабжать меня компакт-дисками. А что подумает Натан?

– А что подумает Натан? – спросила я однажды, отразив особенно настойчивую атаку.

– При чем тут Натан? – удивился он.

Я замялась. Не задашь же такой вопрос в лоб. Смешно спрашивать того, кто беспрерывно пытается затащить тебя в постель, не гей ли он.

Он понимающе улыбнулся:

– Мы с Натаном просто друзья. Друзья и соседи по квартире, больше ничего. Неужели я похож на гея?

Как бы это сказать…

– Разумеется, нет, – поспешно говорю я.

Еще одну ошибку я сделала, признавшись Фэй, что на самом деле хочу его.

– Неужели? – восклицает она. – Бет! Господи!

– Не стоит поднимать из-за этого такой переполох, – огрызаюсь я. – С гормонами у меня все в порядке. А он просто красавчик.

Она поднимает бровь и улыбается.

– И…

– Никаких «и». Я не собираюсь ничего предпринимать. Не желаю иметь дела с мужчинами, не важно, как они выглядят.

– Но ведь он… умирает от желания тебя трахнуть.

– Благодарю покорно!

– И ты можешь каждую пятницу без всяких хлопот иметь потрясающий, сногсшибательный, невероятный секс…

– А когда я буду убирать?

– Бет! Убирать? Ради бога!

– Мне платят не за секс, Фэй. Это унизительно.

– Тогда сначала уборка, а потом секс.

– Но я не собираюсь заниматься с ним сексом! Господи! Зачем я только рассказала!

– Я не понимаю, почему ты отказываешься. Если он тебе нравится и если он так… так настойчив.

Она права. С каждым разом мне приходится все труднее. Он выматывает меня и понимает это. Я боюсь идти туда, зная, что меня ожидает, но невольно начинаю представлять, каково заниматься этим с ним. В душе. На ковре, который я столько раз пылесосила. На диване. На кухонном полу. На лестнице. И в постели. Каждую неделю я застилаю постель – при этом он обычно наблюдает за мной.

Ни за что. Этому не бывать. Но бросить эту работу я не могу, пока не найду другого клиента на пятницу.

И я продолжаю ходить туда каждую пятницу, работать, отводя глаза от обнаженной груди Оливера – в последнее время он решил, что работа над планами садов будет продвигаться быстрее, если он обнажится до пояса, – и делать вид, что не замечаю, как он пытается коснуться меня, проходя мимо, и дотрагивается до моей руки, передавая мне чашку кофе. И изо всех сил избегаю смотреть ему в глаза.

В этот раз все идет своим чередом.

– Бет, привет, дорогая, – проникновенно говорит он, открывая дверь. – Ты выглядишь просто потрясающе.

Это не так. Я надела самые потрепанные джинсы и коричневый джемпер с пятнами на рукавах. Я сделала это нарочно, давая понять, что не расположена к сексу, что во мне не кипит кровь и я всего лишь машина для уборки, робот с тряпкой в руках, который машинально перемещается из комнаты в комнату и не способен испытывать вожделение при виде его соблазнительной задницы, обтянутой шортами.

С каждым разом одежды на нем все меньше. Между тем стоит февраль.

– Может, поцелуешь меня, прежде чем займешься работой? – ласково спрашивает он, наклоняясь ко мне.