— Спортсы??!! Откуда?!

Я дернул плечом:

— Дядя привез.

Он схватил меня за плечо:

— Продай! Сколько?!

ПО лицу было понятно, что денег у него больше нет, где найти — не знает, но если я откажусь — он меня в этой реке утопит.

Про реку — шутка. Наверное.

— А пойду я в чем?? — возмутился я, сбрасывая ладонь с плеча, — Босиком?

— Меняемся? — в этот раз меня схватили за грудки, — Что хочешь? Что там в вашей деревне носят? Сапоги? Хочешь сапоги?! Настоящие, хромовые!

Глаза горели так, что становилось страшно. И немного противно. А еще говорят: "Откуда у молодежи эта страсть к потребительству, айфонам, лейблам? У нас такого не было!" Ага. Не было.

— Ну? Давай!

— Черт с тобой. Тащи сапоги.

Желудок взревел.

— И пожрать чего-нибудь притащи.

Нашел у кого спрашивать… У студента, который, небось, все деньги тратит на вот эту стиляжью мишуру. А, ладно, что принесет — то и будет. На халяву и хлорка — творог.

— И это! — крикнул я вслед убегающему, — Портянки не забудь!

Стиляга скривился — видимо, слово "портянки" было для него совершенно негламурным — но кивнул.

Уже стемнело, когда я, помахивая авоськой и поскрипывая новенькими сапогами, подходил к уже знакомой стройке, имея в виду переночевать.

С сапогами стиляга не обманул. Может и не хромовые, но явно не кирзачи — кожаные, начишенные до блеска. К ним в качестве бесплатного бонуса прилагались полулысая щетка, банка черного вонючего гуталина, замазанная тряпка-бархотка для наведения блеска и две белые портянки, судя по всему, в прошлой жизни бывшие простыней.

Похоже, какой-то солдат, поступивший после дембеля в институт, сегодня обнаружит пропажу…

Желудок слегка тянуло, как бы намекая, что плотная пища — это хорошо, но регулярное питание — еще лучше. Вместе с сапогами общажный стиляга притащил завернутые в ту же газету полбуханки хлеба, шмат сала, слегка пожелтевшего и тягучего и головку лука. Все это я порезал ножичком — спасибо, товарищ Жанар, — и схомячил прямо там, у реки, после того, как мои кроссовки убежали от меня, прижатые к груди.

А жизнь-то налаживается…

Вот и знакомый заборчик, окружавший бесплатную гостиницу имени товарища Хрущева (или как там его здесь зовут). Я слегка пнул по нему ногой.

— Гав! — сказали из-за забора.

Серьезно так. Весомо. Сразу стало понятно: мест в гостинице нет.

А где же мне ночевать?

[1]Водоросль, выглядящая как длинный тонкий стебель с множеством маленьких листочков. Чаще всего именно эта сволочь щекочет ноги пловцов

[2]Водоросль, с суставчатым стеблем и широкими относительно редко расположенными листами, немного похожими на небольшие листья подорожника. Если ноги вам щекочет не элодея — значит, это рдест. Или кувшинки. Или дельфины

[3]Не тот, что на камбузе, а тот, что на голове. Прическу Элвиса Пресли видели? Что-то около

[4]На толстой микропористой подошве, по виду действительно напоминающей застывший пласт манной каши. Считались очень модными

[5]Цитата из "Понедельник начинается в субботу" Стругацких — "Стиляга! Тонконогий! Папина "Победа!", в свою очередь Стругацкие взяли эту "Победу" из карикатуры на стиляг, которая так и называлась. Имелось в виду, что родители заслужили право на автомобиль, а катаются на ней не имеющие заслуг бездельники-дети

[6]Имеется в виду герой фильма "Унесенные ветром" в исполнении Кларка Гейбла

Раннее утро. Просыпается Раниманский колхозный рынок. Появляются первые продавцы, раскладывают по дощатым прилавкам товары. Бродят сонные покупатели, пытающиеся вспомнить, зачем они пришли в такую рань.

Визжат поросята в мешке.

Звонко тивкают цыплята в коробке.

Ахнула выроненная косорукой девчонкой банка сметаны, разлетевшись густыми молочными брызгами.

— Лук зеленый! Лук! — послышались первые зазывные вскрики.

— Редиска! Редиска!

— Каротель! Каротель! Сладкая, как мед.

На рекламируемую каротель[1] — похожа на морковку, такая же оранжевая, только не моркововидная, совсем короткая, цилиндрической формы, с тупым носиком и тонким хвостиком — смотрит хмурый парень с красными глазами и помятым лицом.

Это, если кто не понял, я.

Выспаться в эту ночь мне не удалось от слова "совсем". После того, как мне отказали в "гостинице", я даже растерялся. Надо будет в следующий раз иметь в голове несколько запасных вариантов лежки. Но это будет в следующий раз. А сегодня где спать?

На лавке? Заметут за бродяжничество.

Под мостом? Честно говоря, я подумывал пойти стопами Незнайки[2], но у того, видимо, был какой-то особый мост, где можно примоститься на ночь. А здесь под мостом проходит пешеходная часть набережной. На асфальте спать?

В кустах? Холодно и неудобно, а в случае дождя — совсем тоскливо.

Попроситься в гости к добрым людям? Люди, разбуженные темной ночью неизвестно кем, по определению не добрые.

Напроситься к студентам в общагу? Хорошая мысль, жаль, поздно пришла: общежитие уже закрыто.

Гостиница? Без паспорта — не вариант.

Съемная квартира? Без денег — не вариант. А денег у меня уже нет.

Вообще, походив по базару и немного — по магазинам, я пришел к выводу, что здешний мир отличается копеечными ценами на еду и совершенно конским ценником — на все остальное.

Было у меня, до похода по рынку, двести тридцать девять рублей ровно: тридцать девять остались от товарища Жанара, дай Бог ему здоровья и жену ласковую, да двести рублей мне принесли джинсы. Можно было бы, конечно, и кроссовки продать, а не менять на сапоги, вот только тут обувь стоит минимум двести рублей. И за эти деньги я смогу купить либо тряпочные тапочки — парусиновые, как их назвали — либо детские сандалики, либо сапоги, но такие растоптанные, что я побоялся бы их покупать. Как бы не развалились. А сапожки мне достались отличные. Как раз моего размера — хорошо иметь среднестатистические габариты — мягкие, легкие, просто мечта. В таких хоть летом, хоть зимой… А я ведь не знаю, смогу ли до зимы раздобыть новую обувку.

Между прочим, ходили здесь в самой разнообразной обуви: и сапоги, и ботинки, и кеды — по крайней мере, что-то спортивное — и сандалии и босоножки и тапочки и валенки — на одном дедке — разве что лаптей ни на ком не видел. А так, на рынке, продавались… Может, конечно, мои кроссы и не очень бы бросались в глаза… А может и бросились бы. В общем, поздно жалеть, поменял и ладно. Сапоги точно ничье внимание не привлекут.

Итак, вернемся к финансовому вопросу. У меня было двести тридцать девять рублей:

— минус сто рублей, которые я сразу отложил на непредвиденные расходы;

— тринадцать рублей пятьдесят копеек — зубная щетка с желто-бурой щетиной. А то я зубы не чистил уже почти пять дней и изо рта пахнет так, что самому противно;

— сорок копеек — плоская баночка с зубным порошком. Может, здесь и есть зубная паста, но мне она не попадалась. А порошок — попался. По запаху и вкусу похожий на толченый с мятой мел. Или на таблетки "Маалокса". Толченые;

— десять копеек — коробок спичек;

— семьдесят копеек — пачка папирос "Штольня". Самые дешевые. "Беломор", который здесь называется "Канал" — но пачка-то узнаваемая — и которые я считал дешевым куревом, на уровне махорки, здесь стоит аж в три раза дороже. Кстати, благодаря пачке "Канала" я узнал, как здесь называется столица. Крома. Она была выделена синей восьмиконечной звездочкой. Еще бы знать, где в этом слове падает ударение… Вообще, изучать географию по пачке папирос — не самое умное занятие. Надо книги. Вот после рынка и займусь;

— рубль — коричневый брусок хозяйственного мыла. Пахнет, оно, конечно…

— три с полтиной рубля — расческа из темно-коричневого пластика. Иначе у меня на голове скоро собьются колтуны;