За разговором мы прошли вдоль побережья залива и начали подниматься в гору, где, за небольшим еловым леском, прятался колхозный поселок.

Я вам уже говорил, что при слове «колхоз» каждый представит свое — и в случае с дядькой Ниты напрочь ошибется? А что вы представите при словах «дом колхозника»? Лично у меня было две ассоциации: небольшой деревенский дом, обитый досками, такой, в каком я жил, когда «уезжал в Талган» или белокирпичный дом комнаты на три, с шиферной крышей, уже из нашего времени.

Дом дяди Драка смог меня удивить.

Он был деревянный, все правильно. И досками был оббит, пусть не крашеными, а черными, возможно, просмоленными, а может, просто почерневшими от времени. Вот только величиной этот домик был… хорошей такой величины.

Шесть окон в ряд, и это только на торце здания, вокруг которого оббегала этакая галерейка с низкими перильцами, высокое крыльцо, вообще деревянный фундамент поднят так, что скорее уже похож на недоразвитый первый этаж. Окна, соответственно, получается — этаж второй. А над ними, под самой крышей в вернем углу фронтона — балкон и еще несколько окошек.

Неплохо живут рыбаки…

Как я успел заметить, второго такого большого дома в поселке нет. Хотя и остальные непохожи на крохотные хибарки, вполне себе приличные домики.

А за домом росли яблони. Деревьев так десятка три. И это еще не считая огорода и хозпостроек. Соток так на сорок пять-пятьдесят, точнее не скажу, у меня глазомер не очень. Неплохо так для колхозника, которому, насколькопомню, разрешали не больше шести соток приусадебного хозяйства[5].

— А разве можно столько яблонь? — у меня в голове всплыла где-то прочитанная или услышанная информации о том, что колхозникам и сады нельзя было держать, отчего они их вырубали.

— Ну… — замялся дед Паич, — Отчего ж нельзя… Налог плати, да и хоть всю землю засади. Ох, грехи наши тяжкие… Раньше-то, при товарище Силине, налог от дохода платили. Считали, что на один гектар яблоневого саду — 4200 рублей дохода. А на наши десять соток — четыре сотни с небольшим. У кого доход меньше семисот рублей — 50 рублей налога[6]. Заплатил — и гуляй себе. Потом, в войну, подняли, значит, налог подняли, по 160 рублей дохода на сотку насчитывать стали, и по 8 копеек налога с каждого рубля дохода. Наш сад на сто двадцать восемь рублей потянул[7]… А после войны — одиннадцать копеек, это уже, сам считай, сто семьдесят шесть[8]. Нее, ну тут, конечно, тоже можно, продал блоки на рынке, значит, по два рубля за кило, вот тебе и, значит, девяносто килограммов продать надобно, а с одного дерева мы больше сотни снимаем. А их у нас, тридцать два, как никак…

— Дедушка, — я слегка ошалел от легкости, с которой старый дедок оперирует цифрами, — А сколько будет 32 умножить на 58?

— Так это… Тыща восемьсот пятьдесят шесть. А что?

— Нет. Ничего. Больше вопросов не имею.

Ничего себе калькулятор с бородой!

— Я ж, внучок, у нас в колхозе счетоводом был, меня просто так цифирью не собьешь, — Паич хитро прищурился и тут же задумался, — А о чем это я говорил?

— О налогах.

— А, ну да! Так вот яблоки, конечно, продавать можно, только они ж у всех, цену хорошую не возьмешь, да и у нас — белый налив, он лежит плохо, гниет быстро. Не, ну, конечно, выкрутиться можно и тут…

Дед подмигнул мне и тут же получил тычок от почему-то рассердившейся Нитки:

— Ты же обещал! Когда налог снизят!

— Ну так… Обещал, конечно… Когда снизят…

— Его уже пять лет как снизили!

— Ага… — дед повернулся ко мне, — Теперь, значит, считают не от дохода, а от площади[9]. Девять рублей с сотки, с нашего садика всего-то девяносто получается… А не пятьдесят! — торжествующе повернулся он к Нитке, — Вт когда до пятидесяти скинут — тогда и брошу, вот как бог свят — брошу!

Нитка только вздохнула.

Причину ее недовольства дедом я понял чуть позже. Когда меня припрягли — кто бы сомневался — помочь по хозяйству.

В доме кипела работа: несколько женщин разных возрастов, с которыми меня по быстрому познакомили и чьи имена и родственные связи я тут же забыл, таскали яблоки из сада, быстро их сортируя, одни укладывая в деревянные ящики, другие, битые и мятые, наскоро обтирали тряпкой и толкли в кашу увесистым пестом в деревянном бочонке. Ящики нужно было таскать в одну сторону, бочонки — в другую. Нитку отправили «на родник за водой», с двумя ведрами на коромысле, а мне доверили перетаскивание ящиков с яблоками в кладовку.

Пройдя темным узким коридором, я занес ящики в помещение, которое можно было бы назвать просторным, если бы в нем были окна и свободное пространство — все было забито яблоками, от которых одуряющее пахло, собственно, яблоками и чуть-чуть — кислятиной.

— Дедушка Паич, — спросил я вынырнувшего откуда-то старика, — Тебе не кажется, что яблоки подгнивают?

— Нее, — хитро усмехнулся дедок, — Не успеют.

Он оглянулся, подмигнул мне и подвел за руку к висевшим на стене той же кладовки тяжеленным даже на вид тулупам. Засунул за них руку, чем-то щелкнул — и часть стены, вместе с тулупами, отошла в сторону, открывая проход еще в одно помещение, в котором тихонько побулькивали бочонки, источавшие знакомый запах браги.

— Я, — прошептал дедок, — с каждой яблони по пять четвертей[10] чистого получаю. Одна бутылка по десять рубчиков идет. Вот и считай.

Четверть — это литра три. Пятнадцать литров самогона с дерева, умножить на два, чтобы получить бутылки, умножить на десять, умножить на тридцать два дерева… Десять тысяч. С округлением.

— Пусть поднимают налоги, черти.

Ай да дед Щукарь, ай да старый бутлегер!

Улыбаясь своим мыслям и хитрости старика, я подошел к входной двери, чтобы выйти на крыльцо, открыл ее — и замер.

На меня смотрело черное дуло пистолета.

[1] Как считает Гугл по запросу «мотоботы»

[2] Старое название рыболовецкого траулера. Сейчас так называют только военные корабли, предназначенные для поиска морских мин

[3] Из капрона, конечно. Производство капрона в СССР начало в 1948 году.

[4] В нашем мире такая нить называется фильдекос — тонкая хлопчатобумажная нить, произведенная по особой технологии. Замена названия обусловлена тем, что фильдекос означает «шотландская нить». А в мире ОРС нет Шотландии.

[5] Герой путает с размерами дачного участка для горожанина. Размер земель под личное хозяйство колхозника ограничивался половиной гектара.

[6] Закон СССР о сельскохозяйственном налоге от 01.09.1939 года

[7] Указ Президиума ВС СССР от 03.06.1943 года

[8] Указа Президиума ВС СССР от 13.07.1948 года

[9] Закон СССР о сельскохозяйственном налоге от 08.08.1953 года

[10] Четверть — мера объема, примерно в три литра

— Ух ты, какое у тебя оружие! — проговорил я, быстро отводя ствол вверх и извлекая пистолет из руки напавшего.

— Ага, мировой! — довольно подтвердил тот.

Нет, я, конечно, вижу, что «нападающему» — лет семь-восемь от силы. Белобрысый круглоголовый мальчонка, в широченных черных штанах на лямках и белой — ну, когда-то — рубашке. Вот только я, знаете ли, не ясновидящий. И не могу с первой же секунды определить, игрушечный у него пистолет, или он у папы-милиционера его взял поиграться. А то и просто — играли в лесу, да и нашли под елкой. С войны всего-то чуть больше десяти лет прошло, мало ли что здесь немцы с финнами под елками забыли…

Нет, все же игрушечный. Тяжеленный, литой, то ли свинцовый, то ли, что вероятнее — оловянный. Покрашен черной краской и на первый взгляд и вправду похож на карманный «браунинг».

— Держи, — я вернул оружие владельцу, потрепал его по стриженой голове и шагнул на крыльцо. Там ящиков с яблоками еще… Немало.

— А ты кто?

— Ершан.

— А ты откуда?

— Из Талгана.

— А что ты здесь делаешь?

— Яблоки ношу.

Мальчишка бежал за мной короткой рысью и вопросы сыпались из него, как из прохудившегося мешка.