С другой стороны — почему бы и нет? Я же хотел свитер на время холодов, это потом у меня желания начали скакать. Если недорого…

— За пятьдесят отдам.

Значит, беру.

Я подхватил свитер и на секунду задумался над тем, как я все это теперь потащу…

— Подвинься, — меня чуть толкнул парнишка в узких, высоко поднятых брюках и белых носках. Он, взмахнув рукой, юркнул за угол приземистого склепа с купольной крышей, почти сразу же туда двинулся еще один, одетый примерно так же…

— Шар! — вдруг крикнул кто-то.

Я посмотрел на небо, но никаких шаров не увидел. Зато почувствовал какое-то нездоровое оживление среди торгующих, покупающих и праздношатающихся.

— Глин! — не менее понятно уточнил кто-то.

Из-за склепа выскочили двое узкобрючных — один их них прятал за пазуху какой-то сверток — и рванули, чуть не сбив меня с ног. Я отшатнулся… И налетел на дядю Степу.

Нет, правда. Милиционер, на которого я наткнулся, ростом был никак не меньше легендарного дяди, метра два точно, а то и больше. Он посмотрел на меня сверху, как будто из окна второго этажа, смерил взглядом, а потом бросил руку к фуражке:

— Ваши документики, гражданин.

Надеюсь, я не слишком сильно изменился в лице. Вот теперь проверим насколько надежен мой паспорт, вернее, насколько качественно я переклеил фото… Я полез в нагрудный карман рубашки…

И мое сердце чуть не остановилось. Паспорта не было. Я забыл его в общежитии.

[1] Статья 107 Уголовного кодекса РСФСР от 1926 года (действовал до 1960 года) — скупка и перепродажа частными лицами в целях наживы (спекуляция) продуктов сельского хозяйства и предметов массового потребления наказывается лишением свободы на срок не менее 5 лет. Не менее.

[2] Несмотря на то, что герой использует слово «кадавр» в значении «нечто уродливо-искусственное», слово «кадавр» означает «труп, мертвое тело (в том числе — оживленное)». Хотя… Нельзя сказать, что он совсем уж неправ…

[3] Чугунок — круглый горшок из чугуна или алюминия для приготовления пищи в русской печи

[4] Артель — объединение группы лиц для совместной работы с определенным по договору участием в доходах и общей ответственностью, товарищество. В СССР — этакое последние убежище частного капитала: артели не были связаны планом и могли выпускать, в принципе, все, что хотели (в рамках законов, конечно), деятельность которых практически прекратилась с 1960 года. И да, артель — разновидность производственного кооператива. Просто в перестройку на слово «артель» налипли отрицательные коннотации и оно, как и у героя, вызывало ассоциации с чем-то устарелым и замшелым.

[5] В пятидесятые годы в СССР действовало 12 тысяч артелей, на которых работало 2 миллиона человек, 2 научно-исследовательских института, 22 экспериментальные лаборатории и 100 конструкторских бюро, артели выпускали десятки тысяч наименований товаров на сумму в 30 миллиардов рублей.

[6] Корабль — спичечный коробок с коноплей

[7] Пиджак по моде 1930х годов

[8] Двубортный пиджак

[9] В сороковые действительно носили брюки с отворотами. Даже с костюмом.

[10] Термин «водолазка» появился в СССр в конце 1960х гг

— В общежитии… забыл…

Дядя Степа смерил меня задумчивым взглядом, перевел его на тючки с одеждой в руках…

— Спекулируете? — с интересом спросил он.

— Покупаю. Я из Талгана… этта… — от нервов я вспомнил, что вообще-то должен, хотя бы иногда, говорить как талганец.

— У вас в Талгане одежды нету.

— В Талгане есть. У меня нету. Обокрали меня в поезде.

— Обокрали, значит…

Милиционер задумался. Судя по всему, какой-то своей ментовской интуицией он чувствовал, что с этим парнем в зеленой тюбетейке что-то не так, но не мог сформулировать для себя — что именно. Здесь на рынке он прогуливался явно не столько для того, чтобы поймать кого-то конкретного — или неконкретного — сколько по принципу «Не дремай, карась — щука плывет».

Я улыбнулся, чувствуя, какая жалкая улыбка получилась. Промах: если человека обокрали в поезде — откуда у него деньги на покупку одежды, которая здесь дорогая?

— Обокрали, значит…

— Обокрали, обокрали, товарищ старшина, — раздался за моей спиной уверенный голос, — Я подтверждаю.

Рядом со мной появился человек, смутно знакомый: белый костюм, сухощавое загорелое лицо, соломенная шляпа… Кто это?

— А вы, товарищ, кто будете?

Товарищ показал милиционеру какое-то удостоверение синего цвета:

— Аа, — дядя Степа внезапно улыбнулся, — Тот самый? Дело Мальчикова?

— Точно, — усмехнулся знакомец-незнакомец.

Кто это?! Откуда его знает милиционер и… откуда этот тип знаетменя?! И что там за дело он упоминает?! Синее удостоверение — голубые фуражки НКВДшников — чекист?!

— Ну, раз вы, товарищ Птичкин, говорите, что это честный парнишка…

— Уверяю, — товарищ Птичкин — знакомая фамилия… — коснулся пальцами полей шляпы и, повернувшись ко мне, быстро подмигнул, — Ершан закон нарушать бы не стал.

Загадочный незнакомец, видя, что я и шагу не могу ступить от непонимания происходящего, ноги стали в буквальном смысле ватными, подхватил меня под локоть, другой рукой поймал падающий свитер, взял его под мышку и повел меня к выходу из рынка.

— Что ж это ты, Ершан, катишься по наклонной? Сначала в поезде безбилетником едешь, а потом на рынках воруешь?

Твою мааать…

— Товарищ Птичкин?!

Это же тот самый, кто один раз помог мне в моих поездках, спрятал в свеем купе от контролеров, когда я без билета пытался проехать. Только…

— Вы же тогда говорили, что писатель?

— Я и сейчас не отрицаю, — усмехнулся он.

— А как же… вы… удостоверение…

Птичкин хмыкнул и протянул мне упомянутое удостоверение. Синяя корочка, по ширине чуть больше, чем привычные узкие удостоверения полицейских и им подобных. На обложке — надпись «Союз советских писателей ОРС». Внутри — фото моего собеседника, разве чуть более молодого, и упоминание, что передо мной — членский билет.

— А как же вы старшине приказали?

— А никак. Просто попросил. Меня в милицейской среде немножко после дела Мальчикова знаю и уважают.

— Раскрыть помогли?

— Что? — поднял бровь Птичкин и тут же рассмеялся — Да нет же. «Дело Мальчикова» это название моей повести про работу сотрудников милиции. Не самой известной, фильмы по ней не снимали, но в милиции меня знают.

— Зачем вы меня забрали?

Мы вышли с территории превращенного в барахолку кладбища и пошли воль по улице, мимо огромного котлована будущей станции метро.

— Из любопытства. Уж больно мне интересно стало, что с тобой произошло.

— Как вы меня вообще вспомнили?

— У меня хорошая память, — неожиданно мрачно произнес писатель и тут же улыбнулся, — Некоторые вещи и хотелось бы забыть, да не получается.

— Понятно…

В подробности биографии Птичкина я вдаваться не стал. Мало ли что там у него за душой, может, война, может, лагеря… Советский писатель, особенно в нынешнее суровое время, это, знаете ли, не кабинетный сиделец, который на улицу носа не кажет, многие, даже известные до войны, писатели и в бою с немцами погибали, и в самолете оказывались сбиты, и в концлагерях замучены… да и в лагерях успевали посидеть.

— Так, Ершан, ты мне расскажешь, как же так твое путешествие закончилось, что ты на барахолке вещами торгуешь?

— Не торгую, а покупаю.

— Это второй вопрос: точно помню, что у тебя денег даже на билет не было, а тут вдруг на такой шикарный костюмчик хватило… У меня у самого такой в семидесятых был. Откуда деньги?

И, хотя вопрос был задан веселым голосом, но мне почему-то показалось, что врать не стоит.

— А вы обещаете не вставлять меня в какую-нибудь свою книгу? Мне не очень нравиться быть литературным героем.

— Обещаю, что если и вставлю, то так, чтобы никто не понял, что это ты.

Успокоил, блин…

— Ну? Я жду рассказ о необыкновенных приключениях, погонях, схватках, найденных кладах и обретенной любви. Или все гораздо банальнее и ты просто по карманам смыкал?