Голубоватая бумажка аттестата зрелости, то есть, нынешнего аналога аттестата среднем образовании. «Талганская СР», «Министерство просвещения» — и перечень оценок, который говорил о том, что Ершан не очень-то дозрел — одни четверки, пятерка только по географии, по истории ОРС и астрономии — позорные тройки, а в полях «Логика» и «Психология» — пометки «нет». Надеюсь, это означает только то, что он эти предметы не проходил, а не вообще отсутствие их в голове бывшего владельца документов. Хотя…
Так, дальше.
Сероватый учебник органической химии для средней школы, изданный Учпедгизом двенадцать лет назад, отчего изрядно потертый.
Зеленоватая тетрадка в клетку, в которой написана «Автобиография» и вложена медицинская справка, заполненная классическим врачебным почерком.
Две белые майки-алкоголички, пара черных трусов-парашютов, носки, длинные, почти до колена, плоский сверток из белой тряпицы, от которого вкусно пахло копченым мясом, еще один длинный тяжеленький сверток…
Я развернул ткань и присвистнул.
Нож.
С бело-сине-красной рукоятью, набранной из цветного плексигласа. И длинным узким клинком, пальца в два шириной и сантиметров так двадцать пять длиной. В самодельных кожаных ножнах.
Солидная штука.
Был у меня сосед по комнате, бурят, так у него был похожий ножичек. Я хмыкнул, вспомнив, как один раз увидел соседа, спокойно режущего этим своим ножом сало. Ну и поедающего его, естественно. Я удивился, но мой сосед, которого я спросил «А вам разве можн?», удивился еще больше. Оказывается, прожив с человеком в одной комнате почти полгода, я не удосужился выяснить, какой он, собственно, веры, и, почему-то полагал его мусульманином, «как все буряты». А сосед оказался буддистом. По его словам, лично ему Будда никакого мяса не запрещал.
Я переложил вещи невезучего Ершана в свой чемодан, за исключением оранжевой зубной щетки с плоской прозрачной рукояткой и натуральной свиной щетиной. Щетку я выкинул в речку — если чужие трусы я еще готов надеть, то пользоваться чужой зубной щеткой — увольте.
Нож я положил во внутренний карман куртки, туда же положив вырванную из тетрадки страничку, на которой химическим карандашом, по примеру бандитов девяностых, набросал заявление «начальнику милиции» о том, что нашел вот эту страшную острую железку и несу ее, как честный гражданин, предать в руки родной милиции.
Потом я набил вскрытый чемодан камнями и, размахнувшись, кинул его в реку. Потому что если кто-то обнаружит взломанный чемодан под мостом — ну если предположить, что этому кому-то понадобится лезть под мост посреди проселочной дороги среди треклятого ничего — то это вызовет подозрение.
Чемодан плюхнулся в воду… и поплыл, как баржа по течению.
Твою ж мать…
Я покидал в проклятую посудину камнями, догоняя чемодан по берегу, но безрезультатно. Потом плюнул и забрался обратно под мост, развернуть последний оставшийся сверток.
Мяяясо! Толстый пласт умопомрачительно пахнущего копченого мяса!
Я отпластал кусочек, забросил в рот — мягкое, упругое, похоже на курицу — жадно прожевал… потом замер. Жевнул еще пару раз, неожиданно задумавшись — а чье это мясо я ем? Если вспомнить, чем славен Талган…
Похоже — да. Она.
Я сидел под мостом, жевал копченую крокодилятину, держал на коленях развернутый паспорт и думал над одним вопросом.
Я был несколько похож на фотографию в паспорте Ершана, но именно что — несколько. У обоих два глаза, нос посередине, рот снизу и редкая бородка. А так — сразу видно, что два разных человека.
Что делать?
[1] Вообще-то это не мнение, а покореженная цитата из фильма «Хоттабыч» 2006 года.
[2] Именно так и называется
[3] Ковбойка — клетчатая рубашка с длинными рукавами, для которой характерно наличие кокетки, карманов, погон. Соответственно, на рубашке, добытой героем, не было ни погон, ни кокетки.
[4] Покровитель воров в древнегреческой мифологии
Глава 21
Нет, я, конечно, не рассчитывал, увидеть в фотоателье цифровую фотокамеру, но и деревянный ящик на штативе с объективом-гармошкой — как-то тоже… А с другой стороны — почему нет? Зачем менять то, что работает, если качество от этого не улучшится?
— Подбородочек приподнимите, — выскочил из-под черной накидки фотоаппарата фотограф, развеселый низенький человечек, энергичный, как волнистый попугайчик, — Хорошо-о…
Он вынырнул снова, поднял вверх какой-то жезл, снял здоровенную черную крышку объектива…
Фигакс!
Едрит твою через коромысло. Я ждал вспышки, но, мать его, никак не магниевой! Перед глазами поплыли зайчики, в носу защекотало. Теперь понятно, почему на старых фото у всех людей такие ошеломленные лица — такого бабаха никто явно не ожидает. Интересно, электрические вспышки здесь что, еще не изобрели? Или, как я где-то, кажется, читал — магниевая вспышка давала более качественный свет[1]?
— С вас девять рублей. Через часик приходите.
Доплата за срочность. Так — три рубля шестьдесят копеек, но фото будет готово через три дня. А мне некогда ждать, меня время поджимает.
«Часик» я погулял по городу. Не просто время убивая и уж тем более не рассматривая достопримечательности — возможно, они здесь и были, но без экскурсовода фиг найдешь, да и зачем? — я прошелся по магазинам, с болью в сердце отстегивая очередные рублики.
Два лезвия для безопасных бритв — 4 рубля. В зеленых конвертиках, из плотной шершавой бумаги, с надписью «Луч». Внутри — собственно лезвие, светлое, с надписями «Луч» и «Крома», привычной формы, но с каким-то непривычным фигурным вырезом, не такой формы.
Два ластика — 4 рубля. Серо-белые, чуть меньше спичечного коробка, похожие по виду на распространенные в наше время ластики «со слоном». Только на этих слона не было, а были надписи «карандашная», «Крома» и загадочные иероглифы, которые почему-то напомнили мне тайский. Хотя, как оказалось, это надпись «Сангигиена». Какое отношение гигиена имеет к стирательным резинкам — понятия не имею[2].
Стеклянный пузырек конторского клея — 2 рубля сорок копеек. Производства министерства, ни за что не угадаете, мясной и молочной промышленности[3]. Главклейжелпром, завод «Клейтук». Что-то сразу вспомнилась шутка про фамилию изобретателя микроволновок…[4]
Чернила фиолетовые в стеклянном же флакончике с зелено-фиолетовой этикеткой и плотной резиновой пробкой — 3 рубля 40 копеек.
Как говорил домовёнок Кузька: «Ой, беда, беда, разорение»…
Для чего мне понадобилась вся эта канцелярщина? Неужели я вдруг решил заделаться студентом?
Ну, во-первых, да — решил.
Чучухая в пустом вагоне я, от нечего делать, взялся листать бумаги, которые вез Ершан для поступления… И внезапно обнаружил «зябрик».
В нашем СССР каждый достигший 16 лет — каждый мужчина, в смысле — должен был явиться в военкомат, пройти медкомиссию и получить приписное свидетельство. А в мире ОРС — после 17-и. Какой отсюда следует вывод? Что кто-то — не будем говорить кто, хотя это и так понятно — явно на почве недосыпа потерял способности к арифметике. Если некий Ершан Ершанов родился 17 июля 1080 года, а сейчас у нас — 25 июля 1097 года, то как, я вас спрашиваю, мне могло исполниться 18 лет. Мне семнадцать! Ну, в смысле — моей новой личине, конечно, вы же поняли, надеюсь? Причем 17 мне исполнилось неделю назад и встать на учет я не успел (судя по всему, Ершан почти сразу после дня рождения рванул из своего трижды любимого села и четырежды любимой крокодиловой фермы в большой город поступать). Отчего вместо приписного свидетельства у меня в бумагах — справка из военно-учетного стола поселкового совета о том, что, в силу недостижения необходимого возраста Е.Ершанов не получил приписного свидетельства, но обязан встать на учет в военкомате того города где будет учиться (справка дана для предъявления по требованию). Подписана справка «нач. ВУС» некоей А.Я. Ершановой, каковая, наверняка, если и не мама Ершана, то его родственница. Надеюсь, что справку действительна для подачи документов в вуз, а не является следствием суровости здешних законов…[5]