— Но… как же ты… БЕЗ СЕМЬИ?!

— Я справлюсь, — сурово сказал я.

Не ржать! Ты еще не менее сурово шмыгни носом и кулаком так по носу проведи.

— Ух ты, письмо!

Сразу после входа в общежитие, перед металлическим турникетом, сработанным, судя по тяжести и общей брутальности, не менее как рабами Рима, на стене висел фанерный ящик с открытыми ячейками. Под каждой — буква, и если кому надо оставить студенту письмо — приходи и клади в ячейку с нужной буквой. Сегодня в ячейке с буквой «Е» белел конверт для Ершана Ершанова. Без обратного адреса.

— Что там? — всунул свой любопытный нос Берген. Тоже поступивший, как и я. С нашей комнаты вообще все поступили.

— Не знаю, — беззаботно отмахнулся я, — В комнате прочитаю.

В комнате я шлепнулся на кровать и аккуратно оторвал полоску с края конверта. Прочитал. Медленно, нарочито медленно сложил листок бумаги, затолкал его обратно в конверт, который бросил на койку.

— Ершан, ты с нами? — Берген старательно отследил взглядом все мои манипуляции с конвертом, не менее старательно делая вид, что ему это совершенно неинтересно.

— А? — переспросил я, погруженный в мысли, — Куда?

— По пиву в честь того, что мы теперь студенты.

— Ну да… По пиву и отметим… поступление…[3] Попозже, мне срочно нужно… в одно место сбегать.

Я встал, отряхнул свой костюм-тройку — надо к одежде все же относиться аккуратнее, вон, весь измял — и неторопливо двинулся к двери.

Сто против одного: сейчас некто Берген уже открывает мое письмо, которое я совершенно случайно забыл на кровати. Письмо, в котором крупными печатными буквами написано: «Срочно явиться в отдел и доложить о продвижении расследования по делу. К.».

Я выскочил из трамвая и, насвистывая, зашагал по улице. Не слишком торопясь, а то Берген, следящий за мной, может меня потерять и все действо лишится смысла, но и не слишком уж замедляясь, я же как-никак тороплюсь. Меня же, как-никак, вызвали.

А вот и пункт моего назначения. С несколько озадачившей меня вывеской «Отдел внутренних дел исполкома Кромийского районного Совета депутатов трудящихся г. Афосина». Милиция все же МВД подчиняется, по крайней мере, должна. А здесь — исполкому Совета депутатов. Совет здесь — представительский орган народной власти, который собирается не каждый день и, для решения текущих вопросов действует тот самый исполком, исполнительный комитет, на наши деньги — администрация городского района. И вот ей здесь почему-то подчиняется милиция…[4]

Впрочем, над этим вопросом я и в прошлый раз долго не задумывался и сейчас не стал. Не до того мне.

Я подошел к крыльцу, обогнул спускавшегося гражданина в черном костюме с красной повязкой на груди, по всей видимости — дружинника… а, нет, на груди мелькнул значок в виде красной звезды, охваченной обручем. В центре — пятиугольник с каким-то человеком, а под ним, на обруче, надпись «Бригадмил». Еще что-то написано было, но не успел заметить. Не дружинник, милиционер в штатском…[5]

Козырнул милиционеру в белой гимнастерке — тот машинально взял под козырек — подошел к двери, поздоровался за руку с еще одним гражданином в штатском, в этот раз без опознавательных знаков, но с уверенным лицом сотрудника милиции, и вместе с ним вошел в здание.

Берген остался снаружи. Вот он сейчас задумался…

[1] Кодекс законов о труде РСФСР 1922 года (действовал до 1974 года) запрещал прим на работу детей младше 16 лет, но нашему герою, по документам, семнадцать.

[2] Заготконтора — заготовительная, сами понимаете, контора. Организация, принимавшая от население всё, что это самое население может сдать из того, что нужно государству. Обычно принимало так называемые дары леса: грибы, ягоды, лекарственные растения, но по факту могли принимать что угодно — от пресловутых рогов и копыт до битых патефонных пластинок, рваных калош и консервных банок.

[3] «Ну что, по пиву и оформим сделку?» — цитата из рекламного ролика, в котором Мефистофель соблазняет Фауста. Но герой искренне верит, что это — цитата из самого «Фауста». Ни на что не влияет, но забавно.

[4] С 1956 года отделы милиции имели двойное подчинение — МВД и исполкомам.

[5] Вот тут герой ошибся. «Бригадмил» или бригада содействия милиции — как раз и есть предшественница дружинников. Преобразована в народную дружину в 1958 году.

— Ты кто? — озадаченно посмотрел на меня штатский, с которым я поздоровался.

— Ершан Ершанов, — не стал врать я.

— Аа… — озадачился опер, а может, и не опер вовсе, я как-то слабо представляю себе опера, которого можно выбить из колеи таким пустяком, — Ты ко мне?

— Нет, — снова не стал врать я, — Я в паспортный.

— Туда, — махнул незнакомец рукой вдоль коридора.

Думаете, я насчет паспортного соврал? Как бы не так — я действительно пошел в паспортный стол. Кстати, показывать мне, где он, было необязательно — я так знал его месторасположение. А также то, что у паспортного торчит длиннющая очередь, которую можно беспалева занять и торчать в ней, так, что никому и в голову не придет задать мне вопрос, какого ляда я здесь делаю.

Никому, кроме вас, конечно.

Итак: какого ляда я здесь делаю? Ответ: убиваю время. Берген ведь уверен, что пришел по вызову в какой-то кабинет? Вот, значит, я не могу выскочить из дверей милиции через пять минут. А просто так торчать в коридоре — не вариант, обязательно кто-нибудь заинтересуется. А так — вон, в очереди стою, в паспортный, что, нельзя?

Как вы уже, наверное, поняли — письмо со срочным вызовом я написал себе сам. Печатными буквами, потому что почерк у меня такой, как будто писала не курица лапой, а цельный тираннозавр. Ну не могу я привыкнуть к здешним стальным перышкам, вставочкам и чернильницам! Впрочем… У меня и с шариковой ручкой почерк был не ахти. Нет в наших школах чистописания[1].

Зачем написал? Чтобы неутомимый разоблачитель шпионов, более известный как Берген, его прочитал, кинулся за мной следить… и обнаружил, что я работаю не на уругвайскую разведку, а на милицию. Надеюсь, осознания этого факта для него будет достаточно, чтобы прекратить меня подозревать. А то поподозревает-поподозревает — да и поделится своими подозрениями с кем положено (государством) и с кем не надо (мне).

Авось прокатит.

— Ага, выписался, — прогудел мощный дяденька, вышедший из дверей паспортного, — Теперь…

Что «теперь» я уже не слушал, короткая случайная фраза напомнила мне о моей проблеме с выпиской, богатырский облик дяденьки — о нашем общажном неуемном шахматисте и, как говорил Боб… впрочем, нет, это неправильная цитата[2]… просто: в моей голове начала зарождаться идея…

Я вышел из дверей милиции, потянулся с наслаждением — как-то устал я торчать в очереди — чиркнул спичкой… потом второй… тре… да что ж такое-то! Нормально, не ломаясь, зажглась только четвертая, от которой я и прикурил.

Так… Бергена не видно. То ли разочаровался в своих контршпионских способностях, то ли спрятался понадежнее — это уже неважно. Главное — он видел меня входящим в здание милиции.

— Огоньку не найдется? — подошел милиционер в белой форме. На запястье правой руки висел на ремне черно-белый деревянный жезл. Гаишник…[3]

— Отчего ж не найти? — подлые спички зажглись с первого раза и гаишник, козырнув, отправился по своим делам. Ну а я докурил — и по своим.

Как назло, пошел дождик, отчего я порадовался, что натянул свой черный костюм и кепку. Костюм я надел для солидности, а также потому что человек в костюме вызывает меньше вопросов, чем человек в старой мятой куртке. А кепку — чтобы меньше бросаться в глаза со своей тюбетейкой.

Удачно заскочил в трамвай и сел на свободное место. Раскрыл книжку — взял с собой один из шпионских романов, чтобы было не скучно торчать в очереди, убивая время — и углубился в чтение.

— Отрастил бороду, стиляга! — неожиданно услышал я над своей головой.