– А чем вы теперь занимаетесь, мама? – спросила Синдра, проведя пальцем по каминной полке и обнаружив густую пыль.

– Больше уже не работаю, – сказала Арета Мэй, возясь с очками, висевшими на шнурке на шее. – Не имею необходимости. Есть теперь деньжата. На жизнь хватает.

– А где Харлан? – спросил Ник, с нетерпением ожидая встречи с ним, чтобы задать ему взбучку.

– А зачем тебе что-нибудь о нем знать? – спросила Арета Мэй подозрительно.

– С ним все в порядке, мама? – спросила Синдра. – Ведь ураган случился после нашего отъезда. Мы ничего не знали, мы только сегодня услышали обо всем. Все ли в порядке?

– Все обошлось, насколько это может быть с людьми, у которых был разрушен дом, – резко ответила Арета Мэй. Синдра села на старый вытертый диван.

– Если бы я знала, я бы вернулась. Арета Мэй поджала губы.

– Но ты, девушка, правильно сделала, что уехала.

– А теперь я певица, – с гордостью поведала Синдра. – У меня есть своя пластинка, они играют ее по радио. А Ник снимается в кино.

Арета Мэй покачала головой, лицо ее ничего не выражало.

– Я в этом не понимаю, ничего об этом не знаю, – пробормотала она, и ее голос опять стал еле слышен.

– Но, может быть, Харлан знает, – сказала с надеждой Синдра. – А где он?

– Я больше с твоим братом не вижусь, – сказала резко Арета Мэй.

– Но разве вы не потому переехали в Рипли, чтобы быть поближе к нему?

Арета Мэй укоризненно взглянула на них.

– Кто это вам рассказал такие басни? – отрывисто спросила она.

– Мистер Браунинг, – отвечала Синдра, несколько испуганная странным поведением матери.

– Так ты виделась с этим негодяем? Зачем ты с ним встречалась?

– Но мы должны были узнать, где вы теперь живете.

– Да как ты смогла пойти к нему? – спросила Арета Мэй, прищурившись. – Тебе не надо было этого делать.

– Но я должна была найти вас.

– Ну, вот и нашла, девушка. Вот она я.

– Мы все знаем о Примо, – сказал Ник.

Арета Мэй закашлялась. При этом все ее худое тело содрогалось.

Синдра вскочила:

– Ты здорова, мама? У тебя такой ужасный кашель.

– Я прекрасно себя чувствую.

– Но ты с врачом не советовалась относительно кашля?

– Врачи! Ха! – зашлась в пронзительном смехе Арета Мэй.

– Но тебе надо показаться врачу. Ты очень худая. Арета Мэй нахмурилась:

– Не командуй, девушка, что я должна делать. Синдра хотела обнять ее.

– Я так жалею, что оставила тебя. Я все время хотела тебе написать. Да, я не написала, но это ведь не значит, что мы должны оставаться чужими, правда?

Арета Мэй отскочила в дальний конец комнаты, не желая, чтобы дочь обнимала ее.

– Ты всегда поступала по-своему, Синдра. Ты всегда хотела поставить на своем и никого не признавала.

– Но это не так, – возразила Синдра.

– О, нет, это так.

– Нет, не так.

– Где вы живете?

– Мы живем в Калифорнии, в Лос-Анджелесе.

– А, там этот Голливуд, где полно секса, и наркотиков, и всяких плохих вещей, я читала об этом, – сказала сердито Арета Мэй.

Синдра рассмеялась:

– Да нет там ничего такого особенного, не больше, чем везде. Может быть, приедешь ко мне погостить? Я бы этого хотела.

– А я нет.

– Ну, тогда расскажи нам о Харлане. Он работает?

– Тебе незачем иметь с ним дело.

– Но почему?

– Он себе беды наделал.

– Но, может быть, мы сможем ему помочь, – предложил Ник.

– Нет, вы ему не должны помогать. Господи ты Боже мой, не надо ему помогать.

– Но мы так хотим!

Глаза Ареты Мэй сердито полыхнули.

– Вы не должны помогать парню, который дает.

– Что?

– Он дает. Продает себя на Окли-стрит. Садится с кем-нибудь в машину и дает. И он мне больше не сын. Льюк мой сын. Для меня только он существует. Он и Иисус.

– Иисус? – быстро спросила Синдра, взглянув на Ника.

– Да, девушка, Иисус. И тебе тоже лучше покаяться в своих грехах. Иначе Иисус отринет тебя, и ты будешь гореть в аду.

– Мама, но я никогда ничего плохого не делала.

– О, нет, девушка, ты причинила большое зло, – и ее глаза загорелись лихорадочным огнем. – О, да, это ты соблазнила мистера Браунинга и привела его в преисподнюю.

– Нет, – ответила Синдра, чуть не плача, – ты же знати,, что я не виновата.

Арета Мэй села на стул, скрестила руки и стала раскачиваться взад-вперед.

– Ты можешь отрицать все, но Иисус знает, Иисус все видит.

Ник взял Синдру за руку:

– Давай уедем.

– Не говори так, мама, – сказала Синдра и протянула к мой руку. – Не говори так со мной.

Но тут Арета Мэй пронзительно запричитала:

– И все грешники будут гореть в аду. И огонь выжжет им очи. А такая девушка, как ты, соблазнительница, станет наложницей дьявола. Ты такие вещи натворила, что ни один порядочный человек простить того не может. Синдра совсем обезумела:

– О чем ты? Я же ни в чем не виновата. Бенджамин Браунинг меня изнасиловал, ты же знаешь.

Странная улыбка зазмеилась в уголках скорбного рта Ареты Мэй.

– Нет, это ты согрешила, девушка. Мистер Браунинг ведь твой отец. А ты ввела его в плотский грех. – Ее голос стал громче. – И ты будешь гореть в адском пламени. О, да, будешь.

– Но он не отец мне, – сердито крикнула Синдра.

– Да нет, это он твой отец, девушка, будь уверена. И когда ты избавилась от того ребенка, ты убила собственного брата. Ты и Льюка тоже убила, разве не так?

Она подскочила к Синдре:

– Это ты убила Льюка, потаскушка!

Ник опять схватил Синдру за руку и силком вытащил ее из комнаты. Она истерически зарыдала. Он стащил ее с лестницы на улицу.

– Что это она такое говорит? – кричала Синдра. – Ник, объясни, что она такое сказала? Зачем она так со мной?

– Неужели ты не видишь, что она рехнулась? Один Бог знает, что здесь произошло.

– Я должна увидеться с Харланом!

– Хорошо, хорошо, мы его найдем.

– Когда?

– Прямо сейчас, – сказал он, заталкивая ее в машину. Они поехали на Окли-стрит, припарковали «кадиллак» и сидели в нем, ожидая. Немного времени спустя Ник оставил ее в машине и зашел в ближайший бар узнать, как оно все происходит на Окли-Стрит.

– На нашей улице вы можете получить все, что хотите, – сказал бармен. – Только надо внимательно смотреть: такие парни выглядят, как девушки, и говорят подчас, как девушка, хотя промеж ног у них подарочек, который вас очень даже может удивить.

– «Пограничники» они, милый, – сказала толстая женщина, которая сидела у двери и наслаждалась водкой. – Улица просто кишит ими. Да вы лучше присядьте ко мне, купите мне стаканчик, и я расскажу вам все, о чем пожелаете.

– Благодарю, в другой раз, – сказал он и поспешил обратно. Синдра сидела и плакала.

– Ты не должна обращать внимания на то, что болтала Арета Мэй, – сказал он, пытаясь успокоить ее. Голос у нее дрожал:

– Но она сказала, что Бенджамин Браунинг – мой отец. А это знаешь что значит?

– Да она говорила, сама не зная о чем.

– О, нет, она-то знает. Она сказала правду, я уверена.

– Тогда посмотри на это с положительной стороны. Если он тебе отец, значит, ты можешь потребовать половину наследства, когда он отдаст концы.

– Будь серьезен, Ник! Ты не понимаешь! Когда мне было шестнадцать, Бенджамин меня изнасиловал, и я должна была сделать аборт. Помнишь, когда ты к нам приехал в трейлер? Я тогда была в Канзас-Сити, поехала, чтобы отделаться от ребенка, от ребенка, которым меня наградил мой отец.

«Какая ужасная ошибка – все это путешествие, – подумал Ник. – Лучше бы не приезжать в Босвелл, оставив его в прошлом».

В сумерки «пограничники» начали заполнять улицу. Некоторые бродили парами и заглядывали в автомобиль.

– Мы ищем Харлана, – отвечала дружески Синдра. – Вы его не знаете?

– А я чем плоха? – пропищал мясистый юнец шести футов ростом, в парике и белом мини-платье.

– Ты прекрасна, – ответил Ник, – но мы хотим иметь дело с Харланом.