Так, значит, Дон Ковак, школьная потаскушка, заграбастала самого главного богача. Значит, она заграбастала ее Папочку! Ну что ж, сейчас они все очень удивятся.
Она увидела, как Сток работает локтями, чтобы подойти Поближе. Сток, когда-то красивый парень, футбольная знаменитость, теперь весил на тридцать фунтов больше, чем положено, лицо у него обрюзгло, налилось кровью. Такая же толстая Мег висела на его руке.
Телевизионная команда запечатлевала каждый момент их приближения к Синдре.
– Я всегда знала, что ты будешь звездой, – сказала Мег, задыхаясь. – Когда ты приезжала несколько лет назад, я тогда еще сказала Стоку: она будет настоящей звездой. И я люблю твои пластинки. Знаешь, мы собираемся приехать на каникулы с детьми в Лос-Анджелес. Как ты бы к этому отнеслась? Очень хочется посмотреть, как ты живешь.
Сток похотливо ее разглядывал. Он больше всех оскорблял ее в школе, называл черным мясом и другими оскорбительными кличками. Интересно, как бы он отреагировал, узнав, что она его сводная сестра?
– А папаша твой здесь? – спросила она.
– Ты слышала новость? – ответил, нахмурясь, Сток. – Он женился на Дон. Он просто маразматик.
– Это такой срам, – прошипела Мег. – Ведь она вышла замуж только из-за денег. Но мы наймем адвоката. Мы не позволим ему изменить завещание. Сток должен получить
Синдра улыбнулась: «Вы так думаете, ну что ж».
– Мы долго здесь пробудем, беби? – спросил Марик. – Мне это все не нравится.
– Ну, только на ленч останемся, – заверила она его. – А затем они вручат мне ключи от города, и мы уедем.
– Не понимаю все же, зачем тебе это понадобилось, – проворчал он. – Здесь с тобой плохо обращались. Зачем ты приехала?
– Увидишь зачем, – сказала она и очень мило улыбнулась.
Она не рассказывала Марику о своих планах. Но собиралась их осуществить, уж очень они подходящие.
Наконец все уселись. Ленч был долгий и утомительный. Люди поочередно вставали и произносили маленькие спичи о том, какой она была замечательной ученицей и как все они были уверены, что она добьется успеха. И даже директор школы говорил о ее школьных днях с большим пафосом.
Наконец наступило время передачи ключей. Встал начальник полиции, произнес краткую речь и вручил ей ключи от города. В комнате раздались дружные аплодисменты.
Она улыбнулась и встала.
– Давным-давно этот город был мне родным, – сказала она очень внятно, – я жила в трейлерном парке. И никто тогда не обращал на нас особого внимания, а мы едва сводили концы с концами. Моя мать работала горничной. Она работала на славную семью Браунингов, которую, как я думаю, вы все знаете. – И она бросила многозначительный взгляд на Бенджамина, сидевшего рядом с молодой женой. – О, Браунинги обращались с моей матерью очень хорошо. Они отдавали ей свою старую одежду и объедки со своего стола.
В зале послышался ропот.
– А когда я была еще маленькой девочкой, мать часто брала меня с собой на работу. В доме было забавно. Позвольте мне выразиться так: я была слишком мала, чтобы понимать, в чем суть этих забав, но полагаю, мистеру Браунингу они очень нравились. Он имел обыкновение захаживать в одно из служебных помещений, когда я была маленькой девочкой, и шлепал меня по моей хорошенькой попке и иногда запускал руку мне в штанишки и даже поднимал мне платьице, чтобы получить зримое удовольствие.
В ропоте теперь слышался неподдельный ужас. Синдра остановилась, чтобы удостовериться, что телекамеры все исправно записывают. Да, они записывали.
– Итак, этот грязный ублюдок наносил мне оскорбление действием, когда я была ребенком. А затем, когда я была молодой девушкой, он меня изнасиловал. – И она замолчала, наслаждаясь эффектом. – Мне было шестнадцать лет, и я была девственница. Его жена в это время ушла за покупками, а его испорченный, лицемерный сын был в школе, охотясь за очередной девушкой. Мистер Браунинг, насилуя меня, сыпал всякими грязными ругательствами и оскорбительными словами, какие только знал. Мне пришлось поехать к Канзас сделать аборт. Перед смертью мать рассказала мне всю правду о своей жизни.
Когда она только начала работать у Браунингов, она тоже была молода и невинна. Бенджамин Браунинг и ее изнасиловал. И хотите знать самую красочную деталь этой чудесной американской народной были? Я его дочь. Я дочь Бенджамина Браунинга. И у меня есть письмо, доказывающее правоту моих слов.
Зал бушевал.
– О, беби, беби, уж если ты за что возьмешься, то обязательно доведешь это до конца, – пробормотал Марик. – Давай выбирайся отсюда, и поскорее.
Но Синдра еще не кончила.
– Я вернулась в этот город, – сказала она чисто и звонко, – потому что знаю: вы больше всего на свете любите, когда вам рассказывают чудесные байки об Американском Успехе. И я думаю, вы получили полное удовольствие, выслушав мой правдивый рассказ о том, как мне повезло!
Рассказ Синдры был передан по всем телевизионным каналам Америки, и она была в восторге:
– Я должна была об этом рассказать, – объясняла она Марику. – Мне это было необходимо. Он хотел погубить меня. Разбить мне жизнь. Теперь я разбила ему жизнь. Я победила! Я выжила! Но кругом есть много ребят, которые никогда не смогут оправиться от зла, им причиненного, потому что их ежедневно таким образом оскорбляют отцы, дяди и всякие мерзавцы. И мы не должны молчать об этом. Я отказываюсь отныне скрывать свое прошлое и стыдиться его.
– Ты права, беби, – ответил Марик. – И я с тобой навсегда.
Марик доблестно ее поддерживал. Когда они отправились обратно в Лос-Анджелес, она заставила его сделать остановку в Рипли и с помощью двух телохранителей выследила Харлана и выкрала его именно так, как поклялась это сделать. Они нашли его в баре, в лохмотьях и почти невменяемого от наркотического опьянения. Он не узнал ее сначала, а потом расплакался и не оказал никакого сопротивления. Он был такой
жалкий. И она опять поклялась, что будет заботиться о нем и поможет ему стать человеком, способным заработать себе на жизнь честным трудом. Он был ее братом, и она любила его.
Вернувшись в Лос-Анджелес, она поместила его в частную клинику, где его стали лечить от дурных привычек. Синдра часто его навещала.
Через три недели после возвращения в Лос-Анджелес они с Мариком поженились. Церемония, пышная и торжественная, совершилась в Беверли-Хиллз.
О Рисе Уэбстере она забыла. Для нее он давно уже не существовал.
80
– Она хочет пять миллионов долларов в швейцарском банке, и это помимо того, что она получает по соглашению о разводе.
– Черт! – воскликнул Ник.
– Да, знаю, – согласился Керк. – Очевидно, это цена молчания – оно того стоит, или ты будешь рисковать?
– Не знаю, – ответил Ник, шагая по комнате. – Скажи, что ты думаешь обо всем этом?
– Ты знаменитость. Ты еще сделаешь много фильмов. В конце концов, пять миллионов не так уж много должны для тебя значить. Мой совет – уплатить.
– Иисусе! Она и так возьмет у меня половину денег за развод, да еще сверх того пять миллионов баксов! Как можно быть такой жадной?
– Я встречал кое-кого похуже. В Голливуде часто так поступают. Когда муж знаменит, а жена нет, между ними всегда возникают трения. Обычно девушка приезжает в Голливуд, чтобы стать актрисой. Вместо этого она выходит замуж за знаменитого актера и компенсирует свое положение жены его славой. Ну а когда у нее отнимают его славу, она хочет отомстить – и месть обычно выражается в финансовых требованиях.
– А как с Лиссой? – спросил Ник. – Смогу я с ней проводить столько времени, сколько захочу? Я не желаю спрашивать разрешения, чтобы видеться с ней. Я не желаю быть приходящим отцом, отцом на уик-энды. И я хочу, чтобы она могла иногда жить у меня, когда я не работаю.
– Если ты согласишься на финансовые условия, я думаю, мы сможем и это обговорить.
– А хватит у меня денег?
– Я говорил с твоим бухгалтером. В настоящее время все вложено в акции, но он может кое-что предпринять. Ты, черт Возьми, процветаешь.