– Какой потрясающий вид, – сказала она, когда они вышли из дома.

Он положил ей руки на плечи и повернул к себе:

– Ты мне так и не позвонила тогда, в Нью-Йорке, а я сидел в том чертовом гостиничном номере пять дней и ждал.

– Я бы позвонила, если бы мы могли когда-нибудь быть вместе.

– Но почему же это невозможно? – сказал он страстно. – Давай покончим со всем, что нам мешает. Ты же прекрасно знаешь, мы хотим этого, и я, и ты.

– Ник, будь ты серьезным человеком. Я ведь еще замужем, а теперь и ты женился.

– А ты счастлива, Лорен? – спросил он, неотрывно глядя ей в глаза.

– Нет, – ответила она, утонув в его зеленом взгляде. – Но какое это имеет значение?

– А как насчет такого вот плана, – сказал он, – мы оба разведемся.

Она покачала головой:

– У тебя все так просто. Но жизнь сложна.

– Жизнь такова, какой мы ее делаем, Лорен. Мы пережили много тяжелого. Ну, почему нам теперь не быть вместе?

– А ты предлагаешь мне явиться домой и сказать: «Эй, Послушай, Оливер, я ездила в Лос-Анджелес, встретила там друга юности и решила с тобой развестись». Ты думаешь, он вот так просто согласится? А как насчет тебя? Что ты скажешь своей жене? «Эй, послушай, ко мне вернулась Лорен. Прощай». Она же мать твоего ребенка, Ник. У тебя есть обязанности по отношению к ней.

Но он ничего не хотел слышать:

– Если бы мы действительно захотели, мы бы нашли выход.

Она снова покачала головой, отчаянно пытаясь сохранять спокойствие:

– А я не знаю, Ник, хочу ли я этого. Как бы у нас с тобой все сложилось? Ты стал знаменитостью, я тоже работаю все время. Мы бы и не виделись никогда.

– Ну, почему ты так все осложняешь?

– И не думаю осложнять. Мы просто два разных человека. не Босвелл, и мы уже не подростки.

Но он внезапно ее поцеловал.

Она не сопротивлялась. Они стояли на склоне холма, крепко обнявшись. Уста слились с устами.

– Я люблю тебя, – сказал он очень спокойно и тихо и отклонился назад, чтобы посмотреть на нее, – я всегда любил тебя и всегда буду любить. И ничто и никогда этого не изменит.

Она почувствовала, что слабеет.

– Ник, не надо так говорить…

– Но я должен это сказать, ведь это правда.

И они снова начали целоваться. Она сделала еще одну слабую попытку отстраниться:

– Надо идти. Мой самолет…

– К черту твой самолет. Ты останешься со мной. Мы проведем такую ночь, которую никто из нас никогда не

забудет. «О, да, этого я и хочу. Только этого и хочу».

– Ник, ты не понимаешь, я не могу…

– Эй, Лорен, так должно быть и, значит, будет, – сказал он властно.

Она еще пыталась возражать:

– Не знаю, я…

Но он ничего не хотел слышать, никаких возражений и доводов.

– Зато я знаю.

И опять поцеловал ее. И все вокруг исчезло.

После того случая, с ложной беременностью, она дала себе обещание, что больше не обманет Оливера. Но такова ее жизнь, и она требовала совсем другого. Ей хотелось жить. И к черту последствия. Ник прав. Они заслужили хоть одну чудесную ночь вдвоем.

Ник проснулся первый. Повернувшись на бок, он смотрел на Лорен, спавшую рядом с ним. Иисусе! Она самая замечательная, самая красивая женщина на свете, других таких нет.

Он встал, осторожно и тихо двигаясь, чтобы не потревожить ее. Когда Ник покупал этот дом, он был уверен, что однажды он пригодится. Единственный человек, который знал о покупке, это Фредди, он и оформил сделку, и заплатил из гонорара, о котором Энни не знала.

Господи, Энни! Он ей не позвонил, и она, наверное, сходит с ума. Уже, наверное, звонила в полицию и сообщила о его исчезновении. Он уже видел воображаемые газетные заголовки: «Ник Эйнджел исчез!», «Жена – единственная наследница». О, да, Энни бы с удовольствием все унаследовала и была бы наконец в центре внимания. Может быть, это даже дало бы толчок ее карьере.

Он знал, что несправедлив к ней и она не виновата, что ему мешает. Это все от того, что произошло в Вегасе, и от чувства вины, которое тяготило их и Синдру.

Ник прошел на кухню. В холодильнике ничего не было, кроме шампанского и «севен-ап». Он открыл шкаф и обнаружил банку апельсинового сока. Затем взял телефонную трубку и позвонил домой.

Энни ответила жестко:

– Да?

– Это я.

– Где ты?

– У друга.

– О? – сказала она ледяным тоном. – И что это за друг?

– Не задавай мне вопросов, Энни, – предупредил он.

– А ты не держи меня за дуру. Ты с женщиной, да?

– Э, где бы и с кем бы я ни был, я дам тебе знать потом, со мной все в порядке и через некоторое время приеду домой.

– Но, может быть, не стоит беспокоится и приезжать?

– Это угроза, Энни?

– Мне не нравится такое обращение!

– Нам надо поговорить, – сказал он.

– Может быть, мне надо было поговорить несколько лет назад!

Он очень хорошо понимал, что она имеет в виду, и пришло |ремя, когда об этом надо сказать, но не сейчас, не по телефону.

– Я через некоторое время буду дома, – повторил он. И повесил трубку.

Наливая апельсиновый сок, он вдруг осознал, что впервые за много лет ему не хочется добавлять в стакан водку.

Он вернулся в спальню, где все еще спала Лорен, сел на Постель и опять стал смотреть на нее. Она спала нагая, укрывшись только тонкой простыней. Кожа у нее была гладкая, белая и очень нежная. Он коснулся пальцами ее сосков. Она вздохнула, застонала и медленно открыла глаза.

– А я думала, что мне это все снится, – сказала она, потягиваясь с наслаждением.

– Да, наконец-то мы провели вместе ночь, – ответил он, – первый раз в жизни.

Она села, держа простыню на груди:

– О Господи, я же опоздала на самолет.

– А я тебя люблю, – сказал он, поглаживая ее руку. Она попыталась воззвать к его здравому смыслу:

– Ник, ведь это безнадежно!

– Что безнадежно? Я поговорю с Энни, ты поговоришь с Оливером. Мы найдем выход из положения, Лорен. Мы так долго этого ждали.

Она вздохнула:

– Все у тебя просто.

– Но это может стать просто, если мы оба этого захотим.

– Я не очень уверена.

– Ты неправа.

– Все это гораздо сложнее, чем ты думаешь, Ник. Мы же известные люди. Нас замучает пресса, следя за каждым нашим шагом. И все, что бы мы ни предпринимали, сразу же станет достоянием широкой публики.

– Но в мире нет ничего нового.

– И дело не только в тебе, ведь есть ребенок, о нем надо подумать. И что будет с ней, с женой?

– Лорен, поверь мне, мы все устроим.

Она опять вздохнула, опять совершенно им покоренная, – да, он обладал какой-то гипнотической властью над ней. Она не могла ему противостоять и, что важно, не хотела этого. Ее обволакивала его любовь, и ей хотелось в ней раствориться.

– Ну, если так… – тихо сказала она.

– Да, так, – ответил он, обнимая ее и очень-очень медленно и нежно целуя. – И я хочу, чтобы ты знала: эта ночь – самая лучшая в моей жизни, она просто неповторима. И ты – самая неповторимая женщина в мире.

– Но этой ночью я должна была быть в самолете, – сказала она покаянно.

– Но ты не улетела. Ты была в постели со мной, где тебе и надо быть всегда, и ты должна признать, что это прекрасно.

Почему каждый раз в его присутствии сердце так стучит и все тело напрягается до дрожи? Да, он правду сказал, что ночь была самая прекрасная, этого она отрицать не могла. Вместе им как-то особенно хорошо.

Они все целовались, сначала медленно, потом все чаще, все жарче, и его руки были повсюду. Она жаждала этих касаний. Они словно посылали ток по нервам.

Объятия Лоренцо были приятны. Объятия Ника заставляли ее чувствовать себя невероятно счастливой. Он возносил ее на новые вершины, оставлял там и возвращался за ней снова.

Объятия были и стремительны и страстны. Он немного поддразнивал ее, он подводил ее к черте блаженства, но не давал ступить на нее, опять уводил, и она умоляла, чтобы так было еще и еще.