– Ну? – спросила женщина отрывисто. – Вы с нами или нет?

– А какое у вас жалованье?

– Недостаточное, – ответила резко женщина.

– Но мне надо жалованье приличное. Мне надо снимать жилье и есть.

– Жилье вы можете снимать с кем-нибудь пополам и можете поголодать. Закаляет характер. Дайте мне знать, когда решите. У вас всего пять минут, чтобы обдумать мое предложение. После этого, дорогуша, предложение отменяется.

Она была там, где он, Рис Уэбстер, этого хотел, – распластана под ним, вся в ожидании главного момента, вся – его раба. Он знал, что дает ей по высшему разряду, как никто еще до него, так что пусть помается.

Он все медлил, еле-еле дотрагиваясь до нее.

– А как зовут вас, дамочка? – спросил он.

– Синдра, – ответила она, задыхаясь. Он все отдалял главный момент:

– Синдра, а дальше?

– Не мучь меня, Рис!

– Синдра, а дальше как?

– Синдра Уэбстер.

Он засмеялся и сомкнулся с ней.

– А кто ныне твой хозяин?

Она простонала, еще чуть-чуть, и момент настанет.

– Ты.

– И кто тебя ласкает до полусмерти?

– Ты!

Он поддал жару:

– А кто я такой?

– Ты… мой… муж.

Черт тебя возьми, беби, вот уж точно – он пронзил ее плоть, и ома, догнав его, обрела то, к чему стремилась.

Какой же он неукротимый! Ни у кого это так не получается, как у него.

Дрожь прошла по телу Синдры, и она откатилась в сторону. Ее прекрасное тело сжалось в тугой комок. Другие мужчины, может, оскорбились бы таким немедленным откатом, но не Рис Уэбстер, потому что он мужчина, настоящий мужчина, и может такое понять.

По правде говоря, так даже лучше: когда женщина после секса хотела уютно угнездиться и поворковать по душам, у него всегда возникало желание поскорее дать деру.

Хорошо, что он наконец нашел ловких адвокатов и сумел отделаться от первой жены, бесперспективной блондинки, и через два дня жениться на своей черной певчей птичке. Она обязательно взлетит высоко, и он, Рис Уэбстер, вместе с нею. Синдра Анджело – выгодное вложение. И он женился на ней, чтобы обеспечить себя.

Рис Уэбстер, рост пять футов десять дюймов, волосы желтые, маленькие светлые усики и наклонность к ярким ковбойкам, несмотря на то что родился он в Бруклине. Ему тридцать восемь, на шестнадцать лет старше Синдры, но, насколько он мог судить, это как раз то, что требовалось. Это значило, что она не так опытна, как он. Он мог лепить ее так и этак, и этим он как раз сейчас занимался.

Они встретились в Нью-Йорке, в клубе, где ее приятель работал вышибалой. Джои не мог выдержать соперничества с Рисом Уэбстером.

Представившись профессиональным шоу-менеджером, он осведомился, чем она занимается.

– Я собираюсь стать профессиональной певицей, – ответила она очень самонадеянно.

– Значит, вы встретили именно того человека, который сделает из вас звезду, – ответил он столь же самоуверенно.

Самый мошеннический прием на свете, и каждый раз этот номер удается.

Сначала его интерес к ней был чисто сексуальный. Быстренько уложить и затем смыться. Но ей вовсе не интересно было сразу же тащиться к нему домой. И у нее не было никакого желания вступать в молниеносную связь, даже когда он сказал, что занимается производством пластинок и имеет кое-какое отношение к быстрой карьере Джона Таволты. Он врал, конечно, в обоих случаях, но кто мог проверить?

Вообще-то он не слишком любил молоденьких, но в Синдре было что-то особенное, так что он продолжал преследовать ее, искусно затягивая петлю. Он платил за уроки в студии по два часа в день, за постановку речи и дикции. Она во всем этом совершенно не разбиралась, но ведь голос у нее был, и он решил, что если удастся его разработать, они будут купаться в долларах.

– Я опять уезжаю в Голливуд, – сказал он ей однажды как бы между прочим. – Да, в Голливуде такая девушка, как вы, могла бы преуспеть.

– Ну, – сказала она нерешительно, – мы с Джои тоже…

– Забудь о Джои. Он неудачник. И если ты останешься с ним, ты тоже ничего не добьешься. А с другой стороны, если ты со мной поедешь, я кое-чем тебе помогу, в смысле карьеры.

И так оно, в конце концов, и случилось. Она бросила Джои и покатила с Рисом через всю страну в его ярко-розовом «кадиллаке» образца 1969 года, и они сблизились в гостинице «Холидей», где-то недалеко от Альбукерке.

Когда они обосновались в Лос-Анджелесе, Рис стал платить за уроки пения. И не прогадал. У нее был настоящий талант.

Теперь, два года спустя, все его усердные труды и с умом вложенные средства скоро начнут приносить вожделенные ди-виденты. Ему удалось заинтересовать ею две компании грамзаписи, и обе они подумывали назначить деловую встречу и, может быть, записать ее.

А тем временем он на ней женился. Он понимал, что с ней ему светит пожизненная жратва.

Свернувшись клубком, подтянув колени к груди, Синдра никак не могла понять, почему она сегодня чувствует себя так же, как вчера. Ведь теперь она замужем, слава Богу! Замужем! Но она ничего особенного не ощущала.

Правда, она замужем всего один день, рассуждала она, и, может быть, завтра все будет иначе.

Тут она подумала об Арете Мэй: интересно, а что бы сказала она? Впервые после бегства из Босвелла она всерьез подумала о том, чтобы наведаться туда. Просто наведаться, конечно, очень ненадолго. Она приедет в большом старом «кадиллаке» Риса, и Харлан выбежит встречать их. Господи, он, наверное, уже совсем большой мальчик – ведь ему шестнадцать. Арета Мэй приготовит своего замечательного цыпленка с жирной жареной картошкой. Как же будет вкусно!

Затруднение состояло в том, что она никогда не рассказывала Рису о своих бедных родственниках. Он думал, что она родилась в респектабельной буржуазной семье. Насколько ему было известно, ее мать была домохозяйкой, а отец занимался продажей автомобилей. У нее не хватило духу сказать правду. Дело в том, что она стыдилась своего низкого происхождения.

Рис Уэбстер вошел в ее жизнь в самый подходящий момент, когда они с Джои стали постоянно ссориться. В Нью-Йорке им приходилось туго, она сменила семь мест работы, и настроение у нее было хуже некуда. Ей стало казаться, что если она подаст в ресторане хоть еще одну тарелку бобов с бараниной, то просто рехнется.

Впервые увидевшись с Рисом Уэбстером, она решила, что это еще один дерьмовый хвастун.

– Вы даже не слышали, как я пою, – сказала она презрительно, когда он объявил, что сделает из нее звезду.

– А мне этого и не надо, – ответил он. – С твоей красотой тебе нужно просто открывать рот, и парни, все до единого, пойдут танцевать вокруг тебя фанданго. Понимаешь?

Да, она понимала. Ему незачем было много рассказывать ей о мужчинах и об их реакции на нее.

Джои взбесился, когда она сообщила ему, что уезжает.

– Что ты знаешь об этом парне? – сказал он.

– Достаточно, – ответила Синдра.

– Ты делаешь большую ошибку.

Может, да, а может, нет, но она не станет упускать этот шанс. Время уезжать. Она уложила вещи и ушла, несмотря на все возражения Джои.

В Лос-Анджелесе Рис поместил ее в условия, которые ей показались просто роскошными. В приятной квартирке на Фа-унтейн-авеню, без тараканов и крыс. И прямо напротив ее окна росла пальма. Пальма! Глядя на нее, она подумала, что попала в рай.

Рис жил с ней, но иногда уезжал на некоторое время к жене в Тарзану. Два года он обещал развестись, наконец, сделал это, и они прыгнули в его «кадиллак», поехали в Вегас и там зарегистрировались.

– Подожди немного, – приговаривал Рис, – когда ты станешь богатой и знаменитой, мы устроим торжество. И тогда на свадьбу к нам придут все знаменитости. Вот ты сама увидишь, медочек. Увидишь!

Первое, что поразило Ника, когда он сошел с самолета в Лос-Анджелесе, так это сияние солнца – казалось, оно брызжет лучами, оно ослепляет. А второе его впечатление – неторопливое, словно само собой разумеющееся дружелюбие; такого на улицах Чикаго не наблюдается.