— Что? — Спайк схватил его за ворот бушлата, — что с ним?
— Ничего, серьёзного, шеф. Навылет прошло. Говорят, ничего такого не задело. Так, шкуру на боку продырявило. В больницу его отправили. Бошу охрану поставил.
Спайк отпустил его и облегчённо вздохнул:
— Жив, говоришь? — И пошёл в дом.
В подвале Бошу устроил экзекуцию захваченным диверсантам. Спайк застал его за изуверским занятием. Заложив пальцы диверсанта в дверь, Бошу медленно закрывал её и орал диверсанту в его побитую физиономию:
— Говори, падла, кто послал! Ну? На куски буду рвать, сволочь!
Спайк бросился к нему и оттолкнул его в сторону.
— Не смей! — Крикнул он. — Слышишь, оставь его!
Бошу зло сплюнул под ноги и отошёл к стене.
— Любезничать будешь, да?
Второй диверсант лежал на полу и был без сознания. Он был до пояса раздет. Всё его тело было покрыто кровавыми полосами: видимо, бедолагу избивали шомполами, или металлическими прутьями.
— Врача сюда, — сказал Спайк и вдруг заорал на подвернувшегося коперийца, — быстро!
Тот бросился к выходу, но вдруг остановился:
— А какого?
— Любого! У Кривого возьми.
Коп выбежал наверх. Громыхнула дверь и в подвале стало тихо. Спайк подошёл к опустившемуся на пол диверсанту и посмотрел на наручники, которые приковывали его вмурованному в стену кольцу. Отсюда, если протянуть руку, диверсант как раз доставал до двери, в которой Бошу ломал ему пальцы.
— У кого ключ? — Спросил Спайк.
Бошу молча бросил ему ключик. Спайк быстрым движением поймал его. Отстегнув наручники, помог диверсанту подняться и препроводил его на лавку.
— Кто Гавшара подстрелил? — Спросил Спайк.
Бошу указала на диверсанта, лежавшего на полу.
— Этот.
— И потому вы так усердствовали?
— А что прикажешь делать? — Вопросом на вопрос ответил Бошу, — я не кисейная барышня любезничать с ними. Они взрослые люди и знали на что идут. От того заговорят ли они, зависит, будут в городе новые жертвы, или нет.
— Это ты прав, — согласился Спайк и, присел против диверсанта, — нам интересно, кто тебя послал. Но самое главное, что вы должны были сделать? Подстрелить кого-нибудь, или взорвать? — Он взял его за волосы и повернул голову так, чтобы смотреть ему в лицо, — что взорвать? Дом? Машину? Что?
Диверсант молчал. Спайк оставил его в покое.
— Заприте его, — сказал он, поднимаясь, — и второго тоже. Придёт врач, пускай осмотрит обоих.
Два копа подхватили диверсанта под руки и повели в камеру.
Бошу неодобрительно смотрел на него:
— Напрасно ты так. Надо знать, с кем имеем дело.
Спайк пропустил его слова мимо ушей:
— Значит, я был прав: готовится масштабная акция. Две пары мы уже обезвредили, а сколько их ещё?
— Вот у них и спросим. Если ты мешать не будешь.
— После, — Спайк направился к выходу, — пусть отдохнут.
— Ага, сил наберутся, — не скрывая своего недовольства, подхватил Бошу, — додумают чего нам врать.
Спайк остановился и повернулся к нему:
— Додумают? Точно! Додумать, значит и подумать, тоже. Вот пускай и подумают. А мы пока с остальными разберёмся.
— Разбирайся, — Бошу сел на лавку, — пока ты будешь разбираться, у тебя дом взорвут. Кто будет виноват? Зато мы гуманные! Пленных жалеем и трогать их не позволяем!
В словах Бошу звучала истина. Пусть жестокая и неприятная, но истина. И Бошу заметил, что зацепил Спайка за больное место. Спайк постоял на месте, задумчиво, склонив голову на бок и пошёл в камеру, в которую поместили пленного диверсанта.
Копы только что захлопнули дверь и задвинули засов, когда Спайк подошёл к ним.
— Откройте.
Спайк вошёл в камеру и остановился возле двери. Диверсант сидел на нарах. Он поднял голову и взглядом обречённого на смерть, посмотрел на Спайка. Но в этом взгляде была и решимость терпеть всё до конца. Видимо, у человека имелись основания молчать и не выдавать своих хозяев. Но не за идею же он сражается! Наёмник. Наверняка, самый обыкновенный наёмник. Человек, который ничего не умеет делать, кроме как стрелять, взрывать и убивать. Для него это тоже работа. Это как для крестьянина землю пахать и зерно сеять. А может быть, молчать и не признаваться — тоже работа. Ведь есть же у людей свои принципы.
— Сидишь? — Спросил Спайк, — геройствуешь? Молодец. Может, так оно и надо. Мы все уважаем бойцов, которые не сдаются и не продают тех, кто их послал. Но несколько дней назад, у нас в городе кто-то взорвал жилой дом. Со всеми его обитателями. Там было тридцать два человека. Из них девять детей. Мы потом их из-под обломков вытаскивали. Ручки — отдельно, ножки отдельно. Вместо туловища — кровавая каша. А ведь тоже, какой-то «герой» пришёл и заложил фугас. А поймали бы, сидел бы вот так же и молчал бы. Небось, где-то семья есть, дети. Боишься, что если рот раскроешь, твои хозяева их достанут? Или думаешь, мы мстить станем? За твоих хозяев не скажу, а мы не станем. Не такие мы суки, как некоторые. Встать!
От его резкого окрика диверсант не вздрогнул и не испугался. Но приказу подчинился. Встал и молча уставился на Спайка.
— Пошли, — сказал ему Спайк, — покажу кое-что.
Копы надели на пленного наручники и Спайк сам повёл его наверх. Ничего не понимающий Бошу, пошёл за ними. Уже на улице, когда Спайк усадил пленного в «Фор-джип», спросил, что всё это значит.
— Поеду в больницу. Пускай посмотрит.
— Вряд ли, это он взорвал.
— Какая мне разница? Пускай посмотрит и подумает. Может, совесть у него есть.
— Какая там совесть, Спайк! Что ты говоришь?
Спайк пристально посмотрел на него:
— Ты когда у Регента служил, людей убивал?
Бошу нехотя кивнул:
— Убивал.
— А если бы тебя послали дом взорвать, взорвал бы? Только не врать!
С ещё большим нежеланием Бошу согласился:
— Взорвал бы.
— Вот и они так же, — ровным голосом произнёс Спайк, — но ты сейчас здесь и с нами. Как знать, может и в нём что-то проснётся. Пускай посмотрит на результаты работы его коллег.
— Я с тобой!
— Нет! — Отрезал Спайк, — я сам. Один повезу.
Он захлопнул дверцу и вывел «Фор-джип» со двора.
Возле больницы, ухватив диверсанта за шиворот, Спайк вытащил его из машины.
— Не вздумай бежать, — предупредил он, — пока ты со мной, у тебя есть шанс выжить. А если копы поймают, шансов не будет. Пошли!
На встречу вышел больничный охранник. Увидев Спайка, почтительно поздоровался и вернулся на своё место. Подталкивая пленного в спину, Спайк повёл его по коридору. Через два десятка шагов остановился и открыл дверь палаты.
— Заходи!
Диверсант вошёл. Спайк зашёл следом и закрыл дверь.
Здесь было тепло. Посреди палаты стояла кровать, а рядом с ней — штатив с капельным прибором, да два табурета. Позади кровати, ближе к окну, торчал кислородный баллон с редуктором. От этого баллона, тянулся шланг к кислородной маске, которая скрывала под собой лицо десятилетней девочки. Увидев Спайка, девочка узнала его и слабо шевельнула пальцами левой руки. Поздоровалась.
— Привет, Саманта, — сказал ей Спайк, — не спишь? Надоело спать, наверно?
В знак согласия, она прикрыла глаза. Спайк повернулся к диверсанту и шёпотом сказал ему:
— Это твои коллеги, такие же наймиты, как ты рванули. Пять часов, она лежал задавленная кирпичами в собственной постели. Раненая, с перебитыми ногами и поломанными рёбрами. Иди, подойди ближе, посмотри на неё.
Он стал подталкивать его к кровати и диверсант вдруг чего-то испугался. Он начал упираться. Спайк всё же сумел подвести его ближе.
— Саманта, — ласково сказал он девочке, — ты не сердись, но мы посмотрим на тебя. Хорошо?
Девочка сама насторожено смотрела на них. Особенно на диверсанта и на его наручники. Но на вопрос Спайка, снова прикрыла глаза. Разрешила.
Спайк осторожно стал снимать с девочки одеяло. Он сдвинул её лишь до живота, когда с пленником случилась истерика. Он увидел свежий шов, синяки и ссадины, блестящие железки, входящие ей в грудь и фиксирующие обломки ребер.