В Академии курсантов учили не просто спасать. Их учили противодействовать террористам, которые могут устраивать аварии на космических объектах. Учили пилотировать катера, учили навигации, рукопашному бою, стрельбе из любого оружия и… много ещё чему. Жаль, после суда над ним, Академию закрыли. Психологи убедительно доказали, что Академия с её «варварскими» методами подготовки, сломала психику молодого человека и подготовила почву для чудовищного преступления. Суд принял эту демагогию за истину и вынес частное определение: академию закрыть. Частное определение, конечно, не прямое руководство к действию, но чиновники раскричались, что есть училища по подготовке спасателей и Академия никому не нужна. Да и дорогое это удовольствие: содержать Академию. На каждого курсанта та-кие деньги тратятся. Та-кие огромные, что в училищах на эти деньги можно сотню курсантов подготовить. Зачем, нам эта Академия с её «варварскими» методами обучения?

А, правда, зачем? Для чего? Пять лет бесконечных тренировок, теории и практики.

Он повернулся и посмотрел вниз. Поверженные уголовники всё ещё не подавали признаков жизни.

Для этого его учили? Чтобы он мог набить им морды? Едва ли.

И вдруг, как-то само собой, в памяти всплыли слова одного из инструкторов: «Очень может быть, что кто-то из вас окажется в опасной ситуации и тогда, вам придётся принимать жёсткие решения. Так что будьте готовы покалечить, или даже убить человека. Убить, защищая себя. Космоспасатель должен уметь спасти себя. Прежде всего, себя. Иначе, грош цена ему. Он и сам погибнет и людей не спасёт». Ну, спасать ему сейчас некого, а себя… Себя он будет спасать всегда.

Дверь распахнулась и в камеру вломились надзиратели. Спохватились.

— Ты что, падла, тут вытворяешь? — Они бросились на него. Спайк не стал с ними драться. Ни к чему. Рано ещё. Не сейчас. Он соскочил на пол, согнулся и напряг тело.

Учили. В Академии учили и этому. Напряжённые мышцу отражали удары не хуже кованой брони. Ближе к выпуску, некоторые курсанты выдерживали удар ножа в живот[1]… Он просто не втыкался. Пробивал кожу и останавливался, словно наткнулся на металл. Пусть потешатся, пусть… А потом сделаем вид, будто ему так плохо, что он не может сам ходить.

— Хватит с него, — выкрикнул кто-то, — а то помрёт, мороки не оберёшься.

Кто-то ухватил Спайка за шиворот и поднял на ноги.

Спайк падал, словно не мог стоять.

— Стой, гадина, — его встряхнули, — на ногах стой.

Но он падал. Падал и цеплялся руками за кровать.

— В седьмую, — приказал старший из надзирателей.

Его вытащили в коридор. Потащили в другую камеру. Спайк висел у них на руках и его ноги волоклись по полу. Склонив голову, он незаметно осматривал коридор, в поисках чего-либо, для себя полезного. Он ещё сам не знал, что он может найти тут полезного, а главное — зачем.

Остановились перед дверью, разделявшей коридор на две половины. Надзиратель стал быстро набирать код. Спайк поднял голову и, матерно, назвал их всех гомосексуалистами. Один из надзирателей встряхнул его:

— Заткнись!

А другой с размаху ударил дубинкой по рёбрам.

Больно. Но Спайк мог радоваться. Он успел заметить набираемый код и был весьма доволен этим обстоятельством. Наверное, в этот момент он и определился зачем ему замечать что-то «полезное». Чёрт возьми, космоспасатель он, или нет? А где он находится? На космическом корабле. В космосе. А где лучше всего работает космоспасатель? Правильно: в космосе. Значит, что?

А что?

Его бросили в камеру. Надзиратель напоследок пнул его и дверь захлопнулась.

Как и положено страшно избитому человеку, Спайк с видимым усилием перебрался на кровать и лёг лицом вниз.

— А лихо он их, — двигаясь по коридору, сказал один надзиратель другому, — ты видел?

— Откуда? Я на кухне был.

— Зайди, запись посмотри.

— Вот оно мне надо! — И они разошлись каждый по своим делам.

Через час, этапный транспорт Корвет «С-716», отделился от Морловийского орбитального комплекса «Криогелис» и начал разворот. На границе искусственного гравитационного поля, корвет качнуло.

— Придурки, — пробормотал Спайк, — компенсатор отрегулируйте.

Короткой вспышкой маневрового двигателя, корвет толкнул себя дальше от «Криогелиса» и, спустя несколько минут, запустил маршевый двигатель. Оставляя позади себя огненный факел, сошёл с орбиты и двинулся прочь от планеты. Заработал гравируль, корректируя курс. Через пол часа, мощность двигателя резко возросла. Гравитационный компенсатор изменил направление гравитации и увеличил поток. Этим, он компенсировал перегрузки, которые неизбежно возникают при ускорении. Люди, внутри корабля ничего не заметили. Не будь этого компенсатора, людей бы просто размазало по стенам. Да и сами стены расплющились бы в лепёшку.

— Эй! — По радио крикнул кто-то с «Криогелиса». — Мартера живым довезите!

— Довезём! — Отозвался вахтенный офицер.

Мощность двигателя возрастала. Радары щупали впереди себя пространство, экраны тускло светились, мигали индикаторы и шелестела вентиляция. Было спокойно и обыденно.

— Корректировка, — доложил навигатор.

Автопилот чуть дёрнул гравирулем, поворачивая корабль на нужный курс.

Ничто не предвещало неприятностей…

Принесли обед. Через открывшееся окошко подали пластмассовую миску с супом, ложку из того же материала и стакан прозрачного компота.

— А хлеб? — Спросил Спайк.

— Обойдёшься, — ответили ему и захлопнули окошко.

Он сел на кровать, неспешно съел суп и посмотрел на маленькую видеокамеру, что торчала в углу камеры. Рано ещё. Нужно выждать пару дней. Корвет отлетит от Морловии и тогда он может что-то предпринять. А сейчас ещё рано. Терпение превыше всего.

Он выпил компот, поставил посуду на пол и лёг. Жаль, туалет в камере свой. Было бы, как на старых кораблях: для одиночных камер один, общий в коридоре. Тогда он мог бы выйти из камеры на вполне законных основаниях. А так, придется прорываться. Трудно. Одно неверное движение обернётся провалом его замысла.

— Посуду давай! — окошко вновь открылось и в камеру заглянул раздатчик. Он был из числа заключённых, которому за хорошее поведение, разрешили летать на корвете и быть почти что частью экипажа. Он раздавал пищу, носил книги, стирал бельё и убирал помещения.

Спайк подал посуду.

— Скоро у тебя срок?

Раздатчик посуду забрал, а на вопрос не ответил. Захлопнул окошко и пошёл дальше. Спайк вернулся на место и покосился на видеокамеру. Она мешала его замыслам, но не настолько, чтобы он не смог выполнить задуманное.

На ужин принесли кашу. Спайк взял миску и, прежде чем есть, замазал кашей объектив. Возможно, в камере есть другая система наблюдения, но будем считать, что её нет.

Он не успел доесть свою порцию, когда в камеру ворвался разъярённый надзиратель.

— Ты чё, падла? — И с размаха ударил его дубинкой.

Спайк поспешно упал на койку и скорчился, но за первым ударом, второго не последовало. Надзиратель подошёл к объективу и тряпкой стёр кашу.

— Падла, — он направился к выходу, — ещё раз — и я тебя, сука, изувечу.

Дверь грохнула и Спайк сел. Усмехаясь, смахнул кашу с постели и облизнул пальцы. Итак, здесь нарушают правила. Позволяют себе войти в камеру без сопровождения, значит, не чувствуют опасности. Возможно, это потому, что они наивно полагают, будто бежать заключённому некуда. Это хорошо.

…Ему не пришлось ещё раз мазать объектив, или как-то дразнить надзирателей. Они сами вывели его из камеры.

— Мартер! — Крикнули они через раскрытую дверь, — на «прописку».

— Куда?

— На «прописку»! Оглох?

Спайк вышел. Что значит, «на прописку», он не знал. В коридоре стояли четверо надзирателей, раздатчик и несколько заключённых из соседних камер. Один из заключённых был небольшого роста, востроносый и с чёрными волосами. Он был испуган и Спайк не представлял себе, чего он мог натворить такого из-за чего оказался в компании особо опасных преступников. Чуть в стороне стоял заключённый явно из другой категории. Это был крупный мужчина с мясистым лицом. По пояс голый и весь в наколках, он стоял с невозмутимым видом, словно всё происходящее его не касалось.