— Что-то случилось? — прямо спросил Дан.

Сонхи замялась на секунду, но Дану этого хватило: несмотря на ее уверенное «Все в порядке», он понял, что она почему-то не хочет его беспокоить.

Сонхи мастер уходить от ответов. Она умеет переводить темы, ссылаться на срочные дела,держать лицо и умело отвечать на каверзные вопросы, поэтому можно быть уверенным, что она не разболтает твои секреты. Но. Они знакомы уже два года, Дан давно понял, что врать Сонхи… не то, чтобы совсем не умеет. Скорее — не может врать тем, кто ей близок. А Дан относится к таким людям.

В машине он не стал напирать, требуя ответов, но в отеле, несмотря на усталость, пришел к ней в номер. Она попыталась сделать вид, что устала…

— Что ты пытаешься от меня скрыть? — спросил Дан, без разрешения зайдя в ее номер. — Я уже заметил, поэтому пытаться меня защитить бесполезно: психую, даже не зная, в чем дело…

Сонхи тяжело вздохнула и кивнула в сторону кресла, которое стояло у окна. Стало действительно неспокойно, но Дан послушно сел, а Сонхи примостилась на краю кровати, напротив него.

— Тетя Нари и твоя бабушка попали в аварию.

Дану показалось, что он прямо на этом жестком кресле стремительно полетел вниз. Он интуитивно сжал руками деревянные подлокотники. Сонхи уловила его состояние и тут же поспешно добавила:

— Ничего серьезного! Почти… В смысле — они в порядке. Было небольшое столкновение, сработали подушки безопасности, у тети легкое сотрясение и несколько синяков. У твоей бабушки, на первый взгляд, тоже не было серьезных повреждений… но она уже не молодая. Из-за этого резкого толчка… в общем, у нее трещина в кости… шейка бедра. Никакой угрозы жизни, она в порядке, просто… врачи настаивают на операции, и она в любом случае не сможет какое-то время ходить.

Дан вскочил на ноги. Слова Сонхи о том, что авария была легкой и жизням тети и бабушки ничего не угрожает, остановили ощущение падения в пропасть, но страх никуда не ушел. Он накрыл Дана с головой, превращаясь в настоящую панику.

Авария.

Авария, которой не было в прошлой жизни Дана. Он был уверен, что его родным и близким ничего не угрожает — в прошлом ведь все они были живы и здоровы на момент его смерти. Не было ни несчастных случаев, ни серьезных заболеваний, даже аппендицит никому не удаляли. Казалось, что так будет и в этой жизни.

Логично, что изменения в жизни Дана могут коснуться и жизней его родных, но он никогда об этом не думал. Осознание было слишком болезненным.

В номере Сонхи и ходить-то негде, поэтому за полминуты он успел раза три пройти мимо ее кровати. Куда бежать? Что делать? Что, если все его близкие в опасности? Ведь есть же все эти фильмы про эффект бабочки: опоздал на тридцать секунд — и вся жизнь пошла под откос…

— Даниэль, успокойся! — жестко сказала Сонхи, вставая. — С ними все в порядке, я не соврала в этом. Они в хорошей больнице, твоя бабуля уже наверняка довела до мыслей об увольнении всех медсестер вип-палат, так что ничего плохого с ней больше не случится. Ей сделают операцию, поставят какую-то там скобку, чтобы все быстрее зажило, через пару месяцев она уже будет снова ходить, а через полгода — бегать.

Дан тряхнул головой. Дело не только в бабушке, хотя… ей шестьдесят четыре года, в таком возрасте переломы срастаются долго.

— Даниэль! — снова окликнула его Сонхи. — Успокойся. Если хочешь — можешь сам позвонить и убедиться.

Дан замер на месте. После кивнул и убежал в свой номер.

Бабуле он действительно позвонил. Она была бодра и весела, только жаловалась на то, что ей даже сидеть не разрешают — обещали привязать к кровати ремнями, если она будет пытаться встать.

А вот тетя была не столь жизнерадостна. Она плакала, винила себя и в аварии, и в маминой травме. Кроме того, рассказала, что операция точно нужна, потому что у бабули там не крошечная трещинка, а практически полноценный перелом. Любая операция — это риск, а бабуле, оказывается, за ее шестьдесят четыре года даже наркоз ни разу не давали.

Папа был недоступен, потому что уже вылетел в Сеул — побыть с бабушкой пару дней. Дан позвонил маме, та напомнила, что в травме нет ничего критичного, смысла срываться нет, он может продолжить делать свои дела.

Легко сказать! Дан впервые осознал, насколько он сильно связан контрактами и обязательствами. Как бы хорошо Person ни заботились о своих артистах, большие концерты — не то время, когда можно взять выходной. Фанаты его ждут, внезапный отъезд Дана — если он вообще возможен, конечно, — огорчит тех, кто пришел ради него. Дан не может просто сорваться и уехать.

Он не мог сказать, сколько по времени наворачивал круги по своему номеру, но, в итоге, к нему пришла Сонхи, заставила выпить успокоительное и снотворное, да еще и пригрозила, что привяжет к кровати, если он не ляжет сам.

Несмотря на то, что он проспал всю ночь, с утра он совсем не чувствовал себя отдохнувшим. Даже завтрак не лез в горло — он немного поковырялся в омлете, но в итоге просто выпил кофе. Папа отчитался, что прилетел в Корею, а бабушку уже готовят к операции, так что Дану не нужно волноваться.

Но он волновался.

И не только из-за бабули — хотя мысли об операции приводили его в ужас, — но и вообще сразу обо всех. Он оптимистично считал, что их жизням ничего не угрожает, а теперь не мог отделаться от навязчивой мысли, что может их потерять. И — что тоже немаловажно — он отчетливо понял, что, в принципе, снова теряет семью.

Снова выбрав эту профессию в этой жизни, он как бы говорил себе, что вот годика три-четыре, они станут популярны, а потом он сможет себе позволить больше отдыхать… но что, если у него нет этих четырех лет?

Зная о том, что он переживает о бабуле, все вокруг стали очень чуткими и осторожными, что тоже раздражало. Хотелось наорать на всех, послать все обязательства к черту, сесть в самолет и улететь в Корею, чтобы немного унять свою тревогу… Но он терпел. Если сорвется сейчас — потом будет только хуже, потому что сам себя загрызет за такое поведение.

Где-то за полчаса до выхода на сцену Джинхо увел его в соседнюю комнату и громко захлопнул дверь прямо перед носом Сонхи. Дан нахмурился: он не понимал, к чему все это.

— Наори на меня, — внезапно заявил Джинхо.

— В каком смысле?

— Я тебя знаю достаточно долго, чтобы видеть: ты на взводе. Обычно в таком состоянии ты выплескиваешь злость и нервы в музыку, но сейчас такой возможности нет. Поэтому — ори.

На самом деле, Дан едва сдерживал гнев. Предложение Джинхо вызвало лишь еще больше раздражения: вместо того, чтобы оставить его в покое, он тоже лезет с какими-то странными требованиями.

— Ты не можешь вечно решать все самостоятельно. Давай, выскажись, — Джинхо несильно толкнул его в плечо. — Вечно ты со всем справляешься сам и словно не замечаешь, что тебе вообще-то готовы помочь.

— Прекрати!

— Что прекратить? Как это, по-твоему, называется?

Дан уже был раздражен. В большей степени, конечно, он был зол на самого себя, но сейчас слова Джинхо переполнили эту несуществующую чашу терпения. Дан сорвался. Правда, не орал. Сначала зло высказал все, что думает по поводу Джинхо, который лезет в душу, когда это максимально неуместно, а потом, незаметно для себя, выплеснул и то, что беспокоило его на самом деле, но что он даже в мыслях не озвучивал себе сам.

Ответственность, которую он сам на себя взвалил — перед группой, лейблами, рекламодателями — начала действительно давить на него. Бабушкина операция просто высветила саму суть проблемы: его жизнь расписана на несколько месяцев вперед, причем так плотно, что туда едва помещается пара семейных ужинов. И ведь ему казалось, что он выдерживает эту гонку: он следит за здоровьем, у него все в порядке с творчеством, но… все ли в порядке с личной жизнью?

Разумеется, не все это вылилось разом на Джинхо, что-то Дан осознал позднее. В какой-то момент его яростной тирады Джинхо все же прервал его, обняв. Дану в этот момент показалось, что как будто разом расслабились все перенапряженные мышцы. Он даже пошатнулся, практически повиснув на Джинхо.