— Было бы в кого влюбиться?! — презрительно сплюнул Селифан.

Минуло столько лет, а он себя все еще представлял за дядьку, приставленного к Порфирию Петровичу — малому неразумному. Но что удивительно! Порфирий Петрович почти всегда соглашался с этим. Но тут был особый случай — и капитан в отставке вышел, так сказать, из себя и заорал на Селифана:

— Ты бранись, но знай меру!

— Молчу, — поспешно ответил Селифан: понял, что перегнул палку, — и целый час они ехали в полном молчании.

— Я вот о чем думаю, Порфирий Петрович, — наконец заговорил примиряющим тоном Селифан. — Куда они лошадей дели? Ведь это целый табун! Шутка ли, семьдесят пять голов. Их в стогу сена как иголку не спрячешь! Кормить их, к тому же, тем же сеном надо. А, Порфирий Петрович?

— И овсом! — не сразу отозвался Порфирий Петрович и продолжил: — Расспросить в Торжке надо будет: не продавал ли кто недавно лошадей… или сена с овсом не покупал ли кто много?

— И в полку нашем надо расспросить.

— Почему в полку? — удивился Порфирий Петрович.

— Потому, — наставительно ответил Селифан, — что полк наш под Торжком стоит.

— С чего ты взял, что он под Торжком стоит?

— Давеча, когда через Торжок проезжали, я знакомого фейерверкера Дубова встретил. Он и рассказал.

— Так что же ты раньше не сказал, ирод?

— Хотел, да забыл. Да и некогда нам было. Думал, на обратном пути вам сказать. И сказал.

— Ну, Селифан! Ну!.. — только и смог выговорить Порфирий Петрович. — Ты у меня когда-нибудь получишь, Фигаро!

— Порфирий Петрович, гляньте-ка вправо! — остановил поток его брани Селифан. — Не ровен час, разбойники. Вон как на нас скачут!

Вдоль дороги шло поле, и по нему, наперерез их тройке, скакало три всадника.

— Эй, родимые, — стеганул кнутом лошадей Селифан, — не выдайте! — И тройка понеслась.

Прибавили и всадники.

— Пистолеты под сундучком, — напомнил Селифан Порфирию Петровичу, где хранились пистолеты, но капитан и без напоминания уже достал два пистолета — и неотрывно смотрел на всадников, готовый в любую минуту выстрелить. То, что это были разбойники, он не сомневался. И намерения у них были самые серьезные. Их лица, укрытые по самые глаза треугольниками черных платков, были в том же самом сосредоточенном ожидании того момента, когда можно будет выстрелить из разбойницких мушкетов.

«Выстрелю, когда различу их глаза, — решил для себя Порфирий Петрович. — Только бы проскочить то место».

Разбойников было трое, а пистолетов два. Необходимо было проскочить раньше разбойников то место, где они намеревались перерезать им путь.

— Проскочим, будьте покойны, Порфирий Петрович, — угадал Селифан мысли капитана артиллерии в отставке. Успеешь свои пистолеты перезарядить.

А разбойники приближались все ближе и ближе. Уже были слышны их гортанные выкрики.

— Да стреляй же, Порфирий! — не выдержали нервы у Селифана.

Порфирий Петрович даже не шелохнулся. Плавно, не целясь, он нажал на курок пистолета, который держал в правой руке; потом положил его себе за спину и сказал громко Селифану:

— Заряжай!

— Да как же!..

— Заряжай, — повторил еще раз Порфирий Петрович и переложил из левой руки в правую руку второй пистолет.

Первым же выстрелом он угодил в грудь лошади первого разбойника, вырвавшегося чуть вперед, и она рухнула на скаку на бок, придавив собой седока. Остальные два разбойника даже не посмотрели в сторону своего упавшего товарища, и один из них прицелился в Порфирия Петровича — и выстрелил!

Пуля просвистела возле его щеки. Слава Богу, не попала ни в Селифана, ни в лошадей!

Вторым своим выстрелом Порфирий Петрович снес стрелявшему с головы мохнатую кавказскую шапку и, пожалуй, не только ее. Потерявший шапку взмахнул руками и, опрокинувшись на спину, вылетел из седла. Одна его нога застряла в стремени, и лошадь, метнувшись в сторону, понеслась по полю, волоча по снегу его разбойницкое тело.

Третий разбойник тут же осадил своего коня и повернул назад. Видно, наглядный урок, продемонстрированный Порфирием Петровичем только что двумя выстрелами, остудил его разбойничий пыл.

— А ведь правда, Порфирий Петрович, меток ты! — отдышавшись и переведя лошадей на тихий шаг, проговорил Селифан.

Порфирий Петрович ничего не ответил. Они уже отъехали с версту от того места, где напали на них разбойники, а он все держал в руке пистолет. Так и доехал до расположения бывшего его полка.

Было уже далеко за полночь, когда они подкатили к дому купца Прозорова, отданному на постой командиру батальона майору Дружинину. В тот вечер все офицеры полка собрались у него по обыкновенному поводу: поиграть в карты, а потом хорошо выпить и хорошо закусить. И Порфирий Петрович вошел в прокуренную залу как раз в тот момент армейского обыкновения, когда игра в карты плавно перетекала в веселую попойку. Все офицеры обступили капитана артиллерии в отставке. Тут же начали расспросы. Как он? Откуда? По какому случаю оказался тут? И прочее и прочее! В общем, известные вопросы в таких случаях — и известные ответы на них. Слава богу, жив-здоров. В Торжке оказался случайно проездом в Москву. Узнал, что полк стоит здесь, потому и заехал. «И правильно сделал!» — сказал кто-то в ответ, и кто-то не преминул напомнить, что по этому поводу обязательно нужно выпить.

Выпили, и не один раз. Потом общий разговор, как это всегда бывает, рассыпался на отдельные разговоры. И Порфирий Петрович, улучив момент, отвел в сторону хозяина дома майора Дружинина.

— Володя, — обратился он к нему по старой дружбе, — дело… видишь ли… какое. Всего я тебе не могу рассказать. Поверь, если бы моя только воля, то бы непременно…

— Порфирий, голубчик, к чему такие политесы? — прервал Порфирия Петровича майор. — Ты же знаешь, их не люблю. Говори прямо, что ты хочешь от меня?

— Володя, ответь, никто в последнее время не предлагал вам… лошадей?

— Предлагал, но нам они не нужны пока. А что?

— Кто? Мне очень важно это знать.

— Важно? — несказанно удивился майор. — Зачем? — И засмеялся: — Молчу, молчу! Тайна же. — Майор на мгновение задумался. — Лошадей предлагал нам…

— Человек в черном!

— Помилуй, почему в черном? Ах да!.. Вспомнил! Лошадей предлагал нам управляющий князя Ростова.

— И сколько он вам их предлагал?

— Много.

— Вспомни точно, Володя, сколько?

— Извини, не вспомню. И не проси!

— Я очень тебя прошу, вспомни.

— Хорошо, постараюсь, но не сейчас. Ты же видишь, что я пьян. Завтра протрезвею — и вспомню. Ты, надеюсь, заночуешь у меня?

– С превеликим удовольствием! — ответил Порфирий Петрович, но заночевать ему у майора не пришлось. Через пять минут в дом к майору нагрянули полицейские чины и арестовали капитана артиллерии в отставке — Порфирия Петровича Тушина!

Конечно, арестовали не без некоторого замешательства, которое было устроили офицеры, разогретые вином. Пришлось самому арестованному отбивать полицейских от своих разъяренных защитников.

— Господа офицеры, это недоразумение! — кричал Порфирий Петрович весьма благородно и убедительно. — Позвольте пройти мне вместе с ними в участок и там разъяснить это недоразумение. Позвольте!

Разумеется, благородство капитана в отставке полицейские не оценили. Выяснять недоразумение с ним в участке они не стали, а тотчас с молчаливым сопением запихнули в холодную и темную камеру.

Утром его допросил с пристрастием тверской полицмейстер, Бог весть как оказавшийся в Торжке! И вообще, в этом деле было столько несуразностей и зловещих совпадений, о которых мы пока интригующе умолчим, что Порфирий Петрович поначалу принял все происходящее с ним за сон и на допросе беспрерывно тер глаза, чтобы наконец-то проснуться, — но не проснулся.

А впрочем, зачем молчать, да еще интригующе, когда такие злодеяния приписали Порфирию Петровичу?

Итак, протокольно, без эмоций. Эмоции оставим адвокатам и присяжным заседателям. Порфирия Петровича Тушина обвинили в следующих преступлениях: поджог дома помещицы Коробковой П. В., в котором она и все находившиеся на тот момент люди сгорели заживо, дотла, до белых, так сказать, косточек; потом, спасаясь от погони, которую устроили за ним люди князя Ростова Николая Андреевича, прослышав о поджигателе, убил лошадь и ранил в голову человека князя Николая Андреевича Ростова.