Второй раз написал, когда сам старый князь опрометью бросился спасать своего сына от смерти.

И в третий раз, когда Жаннет бросилась спасать от смерти старого князя и..!

Всех она бросилась спасать от смерти. Стотысячную армию Александра Васильевича Суворова она бросилась спасать — и, разумеется, себя, и Бутурлина, и… Поставлю многоточие. Не всех ей удалось спасти. Ведь против нее профессионал играл.

Дверь перед ней не открылась. Она даже чуть не заплакала. И тут ее за руку княгиня Вера взяла — привидение доброе и светлое — и дверь эта бесчувственная перед ними сама распахнулась!

Так, держа Жаннет за руку, княгиня Вера, привела ее в караульную — и тут же растаяла.

— Капитан Миронов! — крикнула Жаннет. — Хватит валять дурака. Ведите меня к полковнику.

Капитан Миронов посмотрел на Жаннет презрительно и сказал:

— Оделись бы, мадам, поприличнее. — И добавил строго: — К тому же, мадам, покойного Петра Владимировича сейчас в гроб кладут. Думаю, это зрелище не для ваших глаз.

— Его обязательно в гроб положат, если вы меня сейчас же не проведете к живому полковнику!

— Вы ошибаетесь… он мертв.

— Смотрите, капитан, я сама найду полковника, но тогда все будут считать, что вы с убийцей заодно.

— Я не понимаю вас, — гнул свою линию капитан Миронов.

Портрет сего капитана мы опишем позже. Пока только скажем, что смерть полковника ему сулила повышение по службе. Он, командир гренадерской роты, назначался бы командиром батальона, так как прежний командир батальона шел бы на должность полковника. И это учел убийца. Невольным сообщником своим он сделал бедного капитана Миронова.

— Не понимаете? Потом поймете, — сказала Жаннет. Капитан ей был симпатичен. Просто она хотела, чтобы он сам привел ее туда, где прятался полковник Синяков.

К сожалению, скажу я вам, что полковник в ту минуту, когда Жаннет разговаривала с капитаном Мироновым, был, действительно, мертв. Правда, капитан Миронов и Жаннет еще не знали этого.

Через пять минут об этом узнает Жаннет, а капитан Миронов до четверга все еще будет пребывать в праведном своем неведенье.

Простим ему, что он оказался невольным соучастником этого убийства. Не он ведь один был соучастником в нем.

Все до единого были!

Вот ведь какую хитроумную комбинацию удумал убийца. Все соучастники — и даже он, убийца. Попробуй отыщи меня среди всех.

Жаннет отыщет, не сомневайтесь.

И она пошла туда, где находился мертвый уже, как только что я написал, полковник Синяков Петр Владимирович.

Через два дня его похоронили, а не куклу восковую, как думал убийца — и многие другие.

Действительно, не куклу же его восковую хоронить, если тело его мертвое есть? Простите за столь циничный пассаж. Но полковник сам был виноват во всем. Не надо было быть столь доверчивым.

Ночью восковую куклу из гроба вынули и тело покойного Синякова Петра Владимировича положили. Старый князь распорядился.

Все это проделали тайно.

Полковника Жаннет нашла в комнате, где хранились восковые фигуры. Он сам себя заколол кинжалом! Или кто его заколол? Нет, пожалуй, сам себя и заколол. Записку же оставил.

Жаннет вышла из этой комнатенки и хотела было идти к старому князю, но опять на ее пути встали закрытые двери. И опять княгиня Вера ей помогла. До самого кабинета старого князя Жаннет провела.

Я все думал, рассказать вам прямо сейчас, о чем Жаннет со старым князям в кабинете говорили или нет?

Решил, не буду.

Потомлю вас до четверга, т. е. до той главы, в которой опишу тот знаменитый обед, где почти все герои моего романа соберутся — и восковые фигуры будут.

Как же без них? Никак нельзя. Ведь убийца в кресло иудино будет посажен! А пока лишь скажу, что долго они беседовали, жарко. До криков княжеских даже доходило. И Жаннет, конечно же, ни в чем старому князю Ростову не уступила.

— Осел Вы, ваша светлость! — ему она сказала. И, вы не поверите, в конце концов, старый князь с ней согласился. Не сразу, правда. Пришлось ему кое-что прочесть. И нужные слова не сам он нашел — ему эти слова подсказали. Он даже свечу над одной бумагой подержал. После этого и согласился, но согласился своеобразно. Не был бы он князем Ростовым, если бы согласился, что он осел.

— Нет, — заявил он Жаннет, — Вы ошибаетесь, мадмуазель, я не осел. Я упрямый осел!

После их разговора… жизнь в расположении поместья князя Ростова потекла зимней речкой подо льдом. Все понимали, что должно что-то случиться, но что?

Полковника похоронили. Залп оружейный над могилой дали.

Христофору Карловичу старый князь заявил, что полковник сам с жизнью своей покончил. Записку полковника предсмертную показал.

Христофор Карлович морозными глазами ту записку прочел. Ее могли запросто подделать — и он упрямо заявил:

— Не знаю, ваша светлость. Воля ваша. А я всего лишь ваш секретарь.

Истина ему, конечно, была дорога, но старый князь был ему не другом — и поэтому дороже истины.

— Моя воля, моя! — выкрикнул старый князь. — Этой запиской я своего сына не обеляю.

— А я и не обвинял вашего сына, — удивился Христофор Карлович.

Действительно, он не назвал имя убийцы старому князю. Просто изложил факты. Но эти факты с математической, я бы сказал, прицельной артиллерийской точностью, на князя Андрея наводили.

— Пошлите приглашения, Христофор Карлович, графу Балконскому, его сестре и Коробковой Прасковье. — ястребом глянул на своего секретаря князь и сух продолжил: — Я жду их в четверг к обеду. Обед состоится в три часа по полудни. Пусть не опаздывают.

— Хорошо, пошлю, — ответил Христофор Карлович — и легкая морщинка вдруг появилась у него на лбу. Задумался о чем-то наш сказочник!

Времени у нас до четверга еще много, поэтому вернемся в Москву к Ростопчину, в кабинет его сумрачно скорбящий.

Второй день Москва скорбно ликовала по случаю мнимого восшествия на престол сына государя нашего Павла Петровича.

Вот сумрак в кабинете Ростопчина и скорбил вместе с московским генерал-губернатором — не ликовал, замечу я вам.

Ростопчин искренне любил нашего императора Павла Петровича. Многое ему прощал. Простил потом и то, что он с ним проделал.

В груди Федора Васильевича клокотали рыдания траурным маршем, но голос его — как и взгляд — был твердый.

Этим твердым взглядом он встретил вошедшего в кабинет ротмистра Маркова — и твердым голосом сказал ему:

— Вчера я опрометчиво Аракчееву Порфирия Петровича отдал. Догони и верни назад в Москву его!

— Слушаюсь! — радостно гаркнул драгун. И лицо его вдруг озарилось ликующей улыбкой.

Очень не понравилось ликующее лицо это Ростопчину.

Опрометчиво, скажу я вам, начал ликовать драгун. И в третий раз употреблю это слово. Опрометчиво Ростопчин приказал Маркову вернуть мумию Порфирия Петровича в Москву.

Такие ликующие лица обычно бывают у людей, которые были на краю гибели, разорения например, а тут вдруг наследство неожиданно на голову свалилось.

Тетка какая-нибудь внезапно умерла — и наследство хорошее племяннику оставила. А племенник — картежник и пьяница. В долгах — как в шелках. Его завтра кредиторы в долговую яму собирались упечь!

Вот такое лицо, ликующее, было у драгуна Маркова.

— Рад я несказанно, ваше превосходительство, что Порфирия Петровича от поругания хотите спасти! — объяснил свое ликующее лицо ротмистр. — Не сомневайтесь, оправдаю ваше доверие.

— Именно, ротмистр, от поругания! — сказал торжественно Ростопчин.

Рассеял все его сомнения драгун, а зря.

Как спас мумию Порфирия Петровича от поругания ротмистр Марков, вы скоро узнаете. Лучше бы он ее не спасал. Ему орден за это английский дали.