В завещании же было черным по белому написано, что ему, князю Ростову, родитель его, князь Ростов Андрей Николаевич, все отписал, а не его блудной сестрице, что ослушалась его воли родительской — и за отца этого графа Ипполита замуж вышла.
К тому же Христофор Карлович знал, что по завещанию князя Ростова Николая Андреевича этому глупому графу ничего не достанется. Князь все свое богатство на три равные доли поделил между сыном своим князем Андреем, графом Денисом Балконским и графиней Марией Балконской. А этот глупый Ипполит, если бы не затеял свою подлую интрижку против князя, тоже бы свою долю получил. Но не зря, видно, Бог его глупостью чрезмерной наградил. Не зря, добавлю от себя. Ох, не зря. Потому он и спросил высокомерно Христофора Карловича:
— А каких лошадей вы хотите у меня сыскать? — Сей его неожиданный вопрос по пословице был — да не по одной! Я приведу только одну, перефразировав ее несколько.
Что у умного вора на уме, то у глупого — на языке.
В общем, выдал он сам себя, хотя, замечу, вором и тем английским злодеем (Человеком в черном) он не был.
Или все-таки какое-то отношение он к нему имел?
На дураках, как известно, не только воду возят!
С Человеком в черном мы скоро познакомимся. И вы несказанно удивитесь. Я, по крайней мере, в полное замешательство пришел, когда узнал, вернее — догадался, кто этот Черный человек!
В замешательство пришел и от ответа нашего сказочника на вопрос графа: «Каких лошадей он у него хочет сыскать?»
— А я разве вам на прошлой неделе не говорил? — сухо посмотрел на него Христофор Карлович. — Фельдъегерских!
— Избавьте меня от ваших подозрений, господин секретарь. Этих лошадей мне ваш управляющий продал.
— А вот мы вас сегодня обоих и спросим, — все так же холодно улыбнулся Христофор Карлович. — Кто кому их продал? И за сколько?
— Ваша немецкая фантазия неистощима, — ядовито возразил ему граф Ипполит и крикнул своему кучеру: — Поехали! — И его тройка понеслась к княжескому дворцу.
К дворцу князя Ростова его тройка подкатит непозволительно дерзко… к самому крыльцу. Это был, так сказать на языке дипломатическом, некий демарш со стороны графа, — нота протеста!
Только на таком языке решил разговаривать со старым князем Ростовым граф Ипполит Балконский. Решил, скажу вам, довольно глупо и опрометчиво. За этот свой «лошадиный» демарш (тройку к самому крыльцу даже Суворов Александр Васильевич в прошлом году не позволил себе подкатить) граф будет князем наказан, наказан весьма и весьма строго — и весело.
Под гильотину русскую, т. е. под насмешку русскую, скоморошью, князь его голову положит. Вся Тверская губерния над графом будет потешаться!
Но пока граф Ипполит в полном своем дипломатическом блеске выплывает из своей кибитки. Разумеется, он не замечает ни князя Андрея (бастарда этого незаконнорожденного), ни Жаннет — и ни Бутурлина.
Они в десяти метрах от него стоят.
Жаннет князю Андрею сказала, кого отец его на обед пригласил. И юный князь задохнулся от счастья: «Парашу? Зачем?» Жаннет ответила: «Не знаю!» — и улыбнулась загадочно.
Вот они и вышли на плац Парашу встречать.
Но какое было разочарование у князя Андрея, когда из кибитки выплыл только один граф Ипполит.
«Не беспокойся, Андре, — утешила его Жаннет, — приедет». — «Не с ним же, графом этим, — насмешливо добавил Бутурлин, — твоей красавице приехать!»
А граф уже во дворец вошел, дежурному офицеру крикнул решительно: «Ведите меня к князю!» — «Князь вас потом примет, а сейчас прошу следовать за мной!» — сказал дежурный офицер графу и повел его…
Куда?
Под гильотину русскую, читатель мой любезный!
А Христофор Карлович спокойно продолжил обыск дорожных сундуков наших американцев.
Через какое-то время мимо него проехала тройка, в которой ехали драгун Марков (за кучера), Параша и Мария.
Как встретились князь Андрей с Парашей, я не буду описывать.
Почему?
Сам не знаю почему.
Больно мне сцену их встречи описать.
Все-таки подгадило письмо Катишь Безносовой — да и подруга ее лесбийская Мария постаралась.
Скажу только, что огненно посмотрела Параша на князя Андрея и на Жаннет — и отвернулась, чтобы слезы свои от них скрыть. А Мария ей прошептала: «А эта француженка ничего. Вкус у твоего Андре есть!»
А что Марков? Он как? Как он себя повел с Жаннет и с Бутурлиным? И как они себя повели с ним? Что ему сказали?
А ничего они ему не сказали, так как тройку драгун остановил, где Христофор Карлович ему указал — за полверсты от дворца, а потом тройку на конюшню отогнал. Там, на конюшне, и пробыл. Чай с княжескими конюхами пил. Правда, Христофор Карлович на эту конюшню заглянул. На Маркова цепко глянул, но к нему не подошел, а ведь были они знакомы. При каких обстоятельствах познакомились, вы узнаете потом.
— Вот все птички и залетели в нашу клетку! — сказал вслух Христофор Карлович — и тут же к нему подкатила его тройка. Он сел в нее, и она неспешно поехала к княжескому дворцу.
Христофор Карлович не любил быстрой русской езды. По дороге он захватил, как я уже написал, наших американцев.
Интересный разговор произошел у него с ними. Правда, Дик в этом разговоре почти не участвовал. Уж больно о высоких материях, философических, разговорились между собой Христофор Карлович и Боб Вашингтон, то бишь Селифан! Кстати, они друг другу понравились.
Вечером в своем дневнике Христофор Карлович записал: «Сегодня имел разговор с одним умнейшим американцем. Он со мной согласен, что немецкая нация всему миру еще явит не только свою мощь философской мысли, но и мощь государственную — и на колени всю Европу поставит. Будут и среди немцев свой Бонапарт и свой Суворов! Будут».
Селифан, что ли, пророчествами Порфирия Петровича с Христофором Карловичем поделился?
Вот дурак, прости меня Господи
Глава пятнадцатая
Из нашей последней встречи, ваша светлость, вывел я, что тебе будет недосуг мои письма читать, а мне недосуг — тебе их писать!
И все же прочь наши обиды, коли дело страдает. Ради дела пишу я это письмо.
Конечно, сквозь анфиладу турецких крепостей мои чудо-богатыри шутя прошли. Только они двери крепостей не паркетным твоим механизмом открывали, а ядрами — да штыком нашим — русским!
И как соглядатаи ни пытались подглядеть, распознать наш сей батальный механизм, чтобы поломать его, — ничего у них не вышло.
И стоим мы теперь под стенами Константинополя.
Но вот ведь какая напасть, ваша светлость.
Я подозревал, что за моей спиной соглядатай этот стоит — и в карты мои смотрит.
Ан нет!
Он за твоей спиной, князенька, чернильница ты высохшая, стоит — и подглядывает.
Исключительно поэтому письмо это написал.
Приглядись хорошенько. Может, чего и поймешь.
А умирать, ваша светлость, мне не страшно!
Это соглядатаю своему и передай. Армию свою я ему, подлецу, на позор и поражение не отдам!..
Это то самое письмо, которое у старого князя на столе три месяца пролежало.
Прав оказался Суворов. Недосуг ему было его прочесть. А в прошлую пятницу он все-таки его прочел. Прочитал — да опять запечатал — будто и не читал его вовсе!
В этом письме еще приписка была. Из-за этой приписки князь его опять запечатал. Тайная та приписка была. Над пламенем свечи письмо нужно было подержать, чтоб ее прочесть.
Держал ли князь письмо это над пламенем?
Держал!
И что же там он прочел?
Пока скажу, что оскорбительной и дерзкой та приписка была!
Князь, когда ее прочитал, так обиделся на генералиссимуса нашего непобедимого, что тотчас ответ ему написал.
Смерти и я не боюсь!
А шпионов в моем доме нет. Я еще из ума не выжил — как выжил ты. И в подкидного дурачка с твоими императорами — и с тобой, главным дураком в этой игре, — играть не буду.
Ишь, чего вознамерились! Полсвета Божьего завоевать!
И хорошо, если турок с англичанами тебя под Константинополем побьет. Может, на старость лет они тебя уму-разуму научат.
И не пиши мне больше. Читать твои пакости я не буду!
Капрал лейб-гвардии Семеновского полка князь Николай Ростов.
P. S,
