— Как выиграл? — улыбнулась она.

— Очень просто. Мы на одного покойника поспорили. Закрыты у него глаза или нет? Я утверждал, что закрыты, а он, — что нет. Он оказался прав. Так как тебя зовут, баба?

— Пульхерия Васильевна, — потупив глаза, ответила она. А у американцев бешено заколотились сердца. Так она была хороша — и обворожительна.

Да, господа читатели, это была она! Несравненная Пульхерия Васильевна Коробкова — Вдовушка, нет, не наша, а английская (перечитайте главу третью первой части моего романа).

А помните того фельдъегеря, у которого лошадь чуть сумку его фельдъегерскую не съела? Так вот, когда она эту сумку жевала, а фельдъегерь в баньке придорожной парился, Пульхерия Васильевна поинтересовалась, что за документы он везет?

Времени у нее было мало — она лишь один документик прочитала, но какой! С этого документа и началась та игра английская (смотрите ту же главу первой части моего романа).

Прочитала она письмо генералиссимуса нашего непобедимого Александра Васильевича Суворова к нашему императору Павлу Ι.

Что это за параграф такой?

Не знаю, к сожалению, его, господа читатели. Сей Договор до сих пор под грифом «совершенной секретности» находится.

— Дик, — сказал Боб Дику по-английски, — у нее под сарафаном ничего нет.

— Как нет? — засмеялся простой американский парень. — Посмотри на ее пышную грудь! А ее живот, а — ниже. И ты говоришь, что у нее ничего там нет.

Сарафан на Пульхерии Васильевне был столь воздушно прозрачен — и бесстыден, что тело ее, действительно, можно было узреть во всех ее откровениях!

Налитую грудь ее с крупными сосками, хищные бедра и, разумеется, все остальное — дьявольское, не побоюсь этого слова, — и соблазнительное.

Где же были твои пророческие, Порфирий Петрович, глаза? Да и где ты сам теперь? Может, ты сейчас с высоты уже небесной смотришь на нее и на американцев?

Смотри на свою Психею, на свою Афродиту, смотри, как теперь она Дика Рузвельта своими прелестями соблазняет!

— Как раз об этом, Дик, я тебе и говорю. У этой русской бабенки, кроме ее тела, ничего нет! — И Боб спросил Пульхерию Васильевну: — Ты женка нашего хозяина?

— Нет. Я у них в гостях. — Ей было смешно, как они откровенно смотрят на ее грудь.

— А мужик твоей где?

— Умер, — потупила она свой взор, — но тотчас и улыбнулась загадочно.

— Дик, — перешел на английский Боб, — тебе повезло. Мужа у нее нет. — И по-английски сказал Пульхерии Васильевне: — Он теперь будет твоим мужиком. — И кивнул головой на Дика. — Понимаешь? — это уже он спросил ее по-русски.

— Понимаю, — кивнула головой Пульхерия Васильевна. — Кобели американские. — И засмеялась своим обворожительным серебряным смехом: — Баню русскую мы вам давно натопили! Кто первым мыться со мной будет? — И она посмотрела на Дика. И тот неожиданно покраснел, потом побелел — и сгреб в кулак свою рыжую шкиперскую бородку.

— Я же сказал, — надменно посмотрел на нее Боб, — Дик тебя, бабенка, выиграл.

— Ну тогда пошли, Дик! — дернула за лапшу его рукава Пульхерия Васильевна — и перышком полетел за ней американец в нашу русскую баню!

— Хороша ли я для тебя, Дик? — вошла к нему в баню Пульхерия Васильевна.

Американец посмотрел на ее роскошное тело — и ничего не ответил.

— Неужели, — продолжила она, — ваши американки лучше нас? — И обняла его Пульхерия Васильевна — и крепко, до дрожи своей жаркой и ознобной (во, как!) поцеловала. — Разве они могут так целовать?

— Но — но, — отстранился от нее Дик. — Русские бадьи так скоры на любовь. Мой мустанг за тобой не поспевает!

— Мустанг? — поняла его американский лепет Пульхерия Васильевна — и весьма больно ухватила его «мустанг». — Что ж он у тебя такой квелый? Вот мы его сейчас на дыбы поднимем!

— Но-но! — закричал Дик дико по-русски: — Больно!

— А мне, Порфирий Петрович, разве не больно было, когда ты со своим Селифаном в горнице передо мной комедию свою стали ломать? — гневно спросила она его.

— Пульхерия Васильевна, так вы нас узнали? — со слезами на глазах проговорил Порфирий Петрович. — Прости! — И его «мустанг» встал на дыбы — чуть не до кратера ее пупка подпрыгнул.

— Конечно, узнала, как вы из саней вышли — я к тебе и выбежала. Думала, обрадуешься. А ты… — Ее сахарная грудь тяжело ударилась в его подбородок — и затрепетала.

— Прости-прости, Психея моя, Афродита, Пульхерия моя ненаглядная! Прости. — Покрыл поцелуями ее дивное тело Порфирий Петрович. На колени встал — нос свой в ее сокровенное, женское, уткнул.

— Бог простит! — засмеялась Пульхерия Васильевна. — А мы давай с тобой будем мыться… как тогда… помнишь?

— Помню! — ответил Порфирий Петрович — капитан артиллерии в отставке.

Повторяться не буду. Перечитайте, если хотите, главу восьмую первой части моего романа. Кстати, когда они тогда в баньке любви предавались, в дорожном сундучке Порфирия Петровича Матрена секретные документы искала, а драгун Марков из-под своих пьяных век на нее смотрел.

— Что, Матрена, нашла секретные документы? — спросил он ее и засмеялся. — Так нет у него никаких секретных документов. Он по другой, сыскной, части. Розыск он пропавших фельдъегерей ведет!

— Ой! — вскрикнула она. — Как ты меня испугал.

— Тебя испугаешь, — усмехнулся драгун. — Водку мне отдай, а то боюсь, что действительно белой горячкой заболею. Да пошли человека к графу Балконскому. Вот это письмо пусть он ему передаст. — Отдал Матрене драгун письмо.

— А что в нем?

— Не все тебе следует знать! — ответил ротмистр Марков строго. — А когда Порфирий сыск учинит, кто его водку украл, скажешь, что я… Соври, что в лунатизме я у него ее стащил. Поняла? А вот второе письмо твой человек пусть в Тверь к полицмейстеру отвезет. Немедля! А то нам всем от Порфирия Петровича гибель придет. Поняла?

Всех обыграли граф Ростопчин и Порфирий Петрович, всех за нос обвели — и генерала Саблукова, и графа Аракчеева — и даже меня!

А где же тогда настоящие американцы — Боб Вашингтон и Дик Рузвельт? А нигде! Их вовсе не было. Придумали их капитан в отставке и граф Ростопчин.

Французский изобретатель Леепих, действительно, был, а вот продолжение воздушного анекдота для графа Аракчеева наши, воистину, русские «воздухоплаватели» сочинили! И про мумию Порфирия Петровича сочинили, хотя, конечно, мумия, т. е. восковая фигура Порфирия Петровича была изготовлена для отвода глаз.

Потому такой маскерад граф Ростопчин с Порфирием Петровичем и устроили.

Посвящен ли был в этот маскерад драгун Марков? Посвящен, к сожалению. Но вот ведь какая закавыка, господа читатели, он их никому не выдал.

Почему не выдал?

Некогда ему было — да и на Пульхерию Васильевну понадеялся. Но ведь и она, кажется, тоже его не выдала. Влюблена была в Порфирия Петровича.

И все-таки кто-то Порфирия Петровича и Селифана выдал старому князю?

Кто?

Знаю — и скажу.

Жаннет их выдала. Вот кто!

Помните, она к старому князю в кабинет зашла и долго с ним там разговаривала. Ну и сказала, кто к нему под личиной американцев приедет.

Впрочем, кроме любви, было тут еще что-то такое, что для меня до сих пор тайна великая.

А как попалась Пульхерия Васильевна в английские сети, сейчас вам расскажу.

Это произошло весной 1804 года.

Очередная тройка пьяно рухнула возле придорожной баньки — и три голых девки закружили свой «весенний» хоровод вокруг Человека в черном.