Чувствуя, что Марико сдается, Алекс ждал: ей надо было дать немного времени – только чтобы решить, откуда начать рассказ.

Отпив еще глоток виски, она произнесла:

– То, как Джоанна вела себя с вами сегодня вечером… притворялась, что не знает вас… ну, так она поступает уже не в первый раз.

Это, кажется, на нее не похоже. Она до кончиков пальцев милейший, добрейший человек, какого вы когда-либо встречали. Однако, как только у нее возникают очень близкие отношения с мужчиной, как только она начинает влюбляться в него – или он в нее – она убивает эти отношения. И в этом плане она никогда не бывает милой или нежной. В этом она всегда подлая. Как будто это не она, а совершенно другая женщина. Она обижает, мистер Хантер. Она разбивает сердца… в том числе и свое собственное.

– Я не понимаю, как это относится ко мне. В конце концов, я впервые увидел ее только четыре дня назад. У нас было всего лишь одно свидание – совершенно невинный обед.

Марико печально качнула головой.

– Она влюбилась в вас быстрее и, по-моему, намного серьезнее, чем когда бы то ни было в любого другого мужчину.

– Нет, насчет этого вы ошибаетесь.

– Как раз перед тем, как вы появились здесь, Джоанна была в ужасной депрессии, почти на грани самоубийства.

– Я этого не заметил.

– Видите ли, я хочу сказать, вы произвели на нее мгновенное впечатление. Джоанна всегда неделями или даже месяцами в плохом состоянии после того, как она порвет с кем-нибудь, кто ей был небезразличен, а с недавних пор это плохое состояние стало еще хуже. Вы же накануне вечером оживили ее.

– Если она действительно не переносит одинокую жизнь, так зачем же постоянно разрушает эти отношения? – спросил Алекс.

– Она никогда и не стала бы. Это выглядит, как будто ее заставляют.

– Заставляют? Кто?

– Это как будто она… одержима. Как будто в глубине ее прячется какая-то вторая Джоанна, внутренний демон, который и понуждает ее жить одинокой и быть несчастной.

– Она пыталась обратиться к психотерапевту?

Марико отрицательно покачала головой:

– Мой дядя очень хороший психотерапевт. Я все время ей настоятельно советую сходить к нему по поводу этого и того ночного кошмара, но она отказывается. Я постоянно беспокоюсь о ней. У меня на редкость миролюбивый нрав. Но когда ее депрессии становятся глубже и сильнее, это становится заразительным. Если бы я не нужна была ей и не заботилась о ней, как о своей собственной сестре, я бы давным-давно ушла. Ей необходимо делить свою жизнь с друзьями и партнером, любовником. Но она отталкивает любого, в какой-то степени даже меня. Последнюю пару месяцев она была более подавленной и более подавляла, чем обычно. Фактически, она была настолько плоха, что я почти решилась выяснить, в чем дело, и тогда появились вы. Она не признается даже себе, что влюбилась в вас так внезапно и сильно, как будто это был единственный шанс победить тот внутренний голос и построить на этот раз нечто более прочное.

Алексу стало неуютно сидеть. Такой оборот разговора вызывал в нем чувство неловкости. Он поменял положение.

– Марико-сан, боюсь вы склонны видеть в наших отношениях больше, чем там есть на самом деле.

– Джоанна не отшельница. Ей надо, чтобы кто-то был рядом.

– Я вам верю, но она не любит меня. Любовь не может прийти так быстро.

– Разве вы не верите в любовь с первого взгляда?

– Это выдумка поэтов, – ответил Алекс.

– А я думаю, такое может быть.

– Да? С вами уже случалось?

– Нет, но я надеюсь, что обязательно будет.

– Желаю удачи. По-моему, я не верю и в любовь вообще, а уж тем более в любовь с первого взгляда.

Его заявление явно поразило ее.

– Если вы не верите в любовь, – сказала Марико, – тогда как же вы назовете, когда мужчина и женщина…

– Я называю это похоть…

– Нет, не то.

– … и привязанность, взаимозависимость, а иногда – временное помешательство.

– И это все, что вам когда-либо приходилось чувствовать?

– Да, все, – сказал Алекс.

– Я не верю.

Он пожал плечами.

– Но это так.

– Любовь – единственное, от чего мы можем зависеть в этом мире.

– Любовь – это последнее, от чего стоит зависеть. Люди говорят, что любят, но все меняется. Единственные константы – это смерть и налоги.

– Но некоторые люди не работают, – сказала Марико, – следовательно, они не платят налоги. И есть много мудрых людей, которые верят в вечную жизнь.

Алекс открыл рот, чтобы возразить, но вместо этого усмехнулся:

– Догадываюсь, что вы прирожденный спорщик. Я лучше остановлюсь, пока недалеко зашел.

– Так как насчет Джоанны? – спросила Марико.

– А что насчет ее?

– Разве она вас совсем не интересует?

– Да, конечно, интересует.

– Но вы не верите в любовь.

– Джоанна мне очень нравится. Но что касается любви…

Марико взмахнула рукой, останавливая его.

– Подождите. Простите, Это грубо. Я ужасно невежлива. Вы не должны открывать мне так много себя. Я так дерзка. Пожалуйста, извините.

– Если бы я не хотел говорить, вы никакими мольбами не вытянули бы из меня ни единого слова, – произнес Алекс.

– Я только хотела, чтобы вы знали, что не думая о том, что вы можете чувствовать к ней, Джоанна любит вас. Вот почему она так безжалостно отвергла вас сейчас, – она боится, что это свершится. – Марико допила остатки виски и встала, чтобы уйти.

– Подождите, – сказал Алекс. – Мне надо увидеть ее.

Марико понимающе улыбнулась. Ему не хотелось рассказывать о Лизе Шелгрин, поэтому он предоставил ей думать все, что заблагорассудится.

– Это важно, – сказал он. |

– Приходите завтра вечером, – сказала она. – Джоанна не может навсегда бросить работу.

– Не могли бы вы сейчас подняться наверх и постараться убедить ее встретиться со мной?

– О, что-то вы очень беспокоитесь о ней – для человека, не верящего в любовь.

– Марико-сан, так вы поговорите с ней?

– Это не поможет. Ей сейчас очень плохо. А когда она в таком настроении, она не будет слушать ни меня, ни кого другого. Еще день или два, пока депрессия не войдет в свои обычные рамки, она будет ненавидеть весь мир.

– Я завтра приду опять.

– Она будет отвратительна с вами.

– Я очарую ее, – вяло улыбнулся Алекс.

– О, и другие достойные мужчины сдавались.

– А я не буду.

Марико положила свою руку на его.

– Надеюсь, вы действительно не сдадитесь, – сказала она. – Если бы те другие мужчины не сдались так легко, один из них, рано или поздно, мог бы пробиться к ней. Я все еще думаю, что у вас больше шансов, чем у кого бы то ни было. Вы и Джоанна во многом похожи. Вы оба приняли одиночество, как образ жизни. Долгое время вы отчаянно хотели любить кого-нибудь, но ни один из вас не сумел встретить такое чувство, чтобы оно захватило. Цените ее, Алекс-сан, она нужна вам вся, так же как и вы ей.

Марико ушла, исчезнув за дверью с надписью "Частное". Некоторое время после ее ухода Алекс сидел, задумчиво разглядывая себя в голубом зеркале бара.

Алекс был удивлен и встревожен своей собственной реакцией на поведение Джоанны. Ему было трудно поддерживать свойственное ему спокойствие, и в действительности он поддерживал его только внешне. Внутри его бушевал пожар. Ему хотелось наказать кого-нибудь. Довольно неразумно, но ему очень хотелось запустить своим стаканом с виски в голубое зеркало бара. Он сдержался, но только потому, что такой поступок был бы признанием влияния Джоанны на него. А это было то влияние, от которого, как он думал, был свободен навсегда. Сейчас ему было нелегко признать существование ответного чувства к ней и еще нежелания думать об этом чувстве серьезно.

После ухода Марико Алекс слегка поужинал и ушел еще до того, как оркестр закончил играть свое первое отделение. "Нитка жемчуга" провожала его до улицы.

Солнце покинуло Киото. Город включил свое холодное электрическое освещение. С наступлением темноты температура резко упала. В свете, льющемся из окон, открытых дверей, неоновых реклам и проходящих автомобилей, лениво кружились густые хлопья снега, но они таяли, касаясь мостовой, от ледяной корочки которой отражался свет.