– Ну, отлично, – сказала Джоанна. – Но какую роль вы отводите мне на время, пока вы играете в Шерлока Холмса?

Алекс указал на телефон, стоящий на ротанговом столике в углу комнаты.

– Вам надо сделать пару важных звонков.

– Кому?

Алекс снова улыбнулся.

– Лондонскому поверенному по имени Вулрич…

– Который на самом деле не существует?

– Верно.

– Тогда зачем…

– На его уведомлении есть телефонный номер, – сказал Алекс. – Мы обязаны попытаться. Любой приличный детектив сделал бы так. Это перво-наперво.

– Кому еще я должна позвонить?

– В Лондонское отделение Объединенной Британско-Континентальной страховой ассоциации.

– С ограниченной ответственностью?

– Да.

– Зачем?

– По той же самой причине, зачем любопытный маленький мальчик сует острую палку в гнездо шершней: посмотреть, что получится.

Японскому оператору понадобилось более двух часов, чтобы связаться с Англией.

Джоанна села за ротанговый столик, а Алекс рядом с ней. Пока они ждали, он прочитал еще несколько протоколов из досье.

Когда пробился первый звонок, в Киото была полночь, но в Лондоне было два часа пополудни.

Телефонистка страховой компании обладала приятным, но немного детским голосом. Она звучала слишком молодо, чтобы быть служащей.

– Чем могу помочь вам?

– Это Британско-Континентальное страхование?

Пауза. Затем:

– Да.

Джоанна сказала:

– Мне надо с кем-нибудь поговорить из вашего искового отдела.

Другая пауза, еще длиннее, чем первая. Затем:

– Вы знаете имя адвоката, с которым вы хотите поговорить?

– Нет, – сказала Джоанна, – мне все равно.

– Какого сорта претензию содержит ваше заявление?

– Страхование жизни, – сказала Джоанна.

– Минутку, пожалуйста.

Некоторое время трубка молчала, но определенный звуковой фон был все время: упорный свист, прерывистое шипение и любопытные гудки переговаривающихся компьютеров.

Наконец, человек из искового отдела вышел на связь. Он отрывисто бросал слова, как будто его голос был ножницами.

– Филлипс говорит. Чем могу быть полезен?

В качестве извинения Джоанна рассказала Филлипсу историю, которую они сочинили с Алексом, пока ждали звонка.

Ее отец был застрахован этой компанией, и после его смерти страховка была выплачена незамедлительно. Вскоре после этого она переехала в Японию, чтобы начать новую жизнь. Теперь, объясняла Джоанна, у нее возникли заморочки с японской налоговой инспекцией. Они хотят быть уверены, что капитал, с которым я начинала, мой собственный. И что-то там еще с налогами. К несчастью, я выбросила письмо, пришедшее с чеком этой страховой компании, которое могло бы подтвердить происхождение этих денег.

Джоанна говорила очень убедительно. Даже Алекс подумал так. Он постоянно кивал ей в подтверждение, что она делает все правильно.

– Так вот, мистер Филлипс, не могли бы вы, если это возможно, выслать мне копию того письма.

Филлипс спросил:

– Когда вы получили свой чек?

Джоанна назвала ему дату.

– О, – сказал Филлипс, – тогда я не могу помочь. Наши записи не идут так далеко.

– А что с ними случилось?

– Выбросили их. По закону мы обязаны хранить их только семь лет. А вообще-то удивительно, почему это до сих пор вас беспокоит. Разве в Японии нет срока давности?

– Но не в налоговых делах, – сказала Джоанна. Она ни малейшего понятия не имела, правда это или нет. – Наученная горьким опытом, теперь я век ничего не выброшу.

– Да, но все это занимает место, – сказал Филлипс.

Немного подумав, Джоанна произнесла:

– Мистер Филлипс, а вы работали в этой компании, когда оформлялось мое дело?

– Нет. Я здесь только восемь лет.

– А другие служащие в вашем отделе? Может быть, кто-нибудь из них работал десять лет назад?

– О, да. Есть несколько таких человек.

– А как вы думаете, кто-нибудь из них мог бы помнить?

– Помнить о выплате десятилетней давности? – недоверчиво спросил Филлипс. – Что-то не верится.

– Но все равно, не могли бы вы любезно поинтересоваться о моем деле?

– Вы имеете в виду сейчас, когда вы звоните из Японии?

– Нет, – ответила Джоанна, – это будет несколько дорого. Если бы вы собрали нужные сведения, когда у вас будет время, я бы оценила это. И если кто-то что-нибудь помнит, пожалуйста, напишите мне немедленно.

– Воспоминания – не официальная запись, – с сомнением произнес Филлипс. – Я не уверен, что чьи-то воспоминания принесут вам пользу.

– Но они не принесут и вреда, – сказала Джоанна.

– Ну, конечно.

– Так вы похлопочете?

– Договорились.

Джоанна дала Филлипсу адрес, куда писать, поблагодарила его и повесила трубку.

– Ну что? – спросил Алекс.

Она рассказала, что ей сказал Филлипс.

– Убедительно, – уныло сказал Алекс.

– Это ничего не доказывает.

– Точно, – сказал Алекс. – Это ничего не доказывает – так или иначе.

Двадцать минут первого ночи по времени Киото телефон зазвонил снова. Японский телефонист связался с лондонским номером, который был указан в официальном письме от Дж. Комптона Вулрича.

Женщина, ответившая на другом конце провода в Лондоне, никогда не слышала о поверенном по имени Вулрич. Она была владелицей и менеджером антикварного магазина на Дермин-стрит, и этот телефонный номер принадлежал ей уже более десяти лет. Она не знала, кому он мог принадлежать раньше, до открытия здесь магазина.

Еще одна глухая стена.

"Прогулку в лунном свете" закрыли полдвенадцатого ночи, почти час назад, и весь персонал уже ушел домой, когда Джоанна была занята переговорами с Лондоном. Музыка больше не доносилась с первого этажа, и без этого звукового сопровождения зимняя ночь казалась сверхъестественно тихой, невыносимо темной и угрожающей.

Джоанна включила стерео. Бах.

Она села на диван рядом с Алексом, продолжавшим пробираться через серо-зеленые папки досье, лист за листом.

Внезапно Алекс воскликнул: "Черт побери!" – Он достал из папки пару черно-белых снимков восемь на десять дюймов.

– Что это? – спросила Джоанна.

Алекс поднял их повыше, чтобы она смогла получше рассмотреть изображенное.

– Увеличенные снимки отпечатков больших пальцев Лизы Шелгрин. Мы получили их с ее водительских прав, а другие – с часов-радио в ее спальне. Я совсем забыл, что они здесь.

Со смешанным чувством смотрела Джоанна на эти фотографии. Либо они разрушат, либо утвердят теорию Алекса, что она – Лиза, и, наконец, решат, ждет ли их впереди долгое и, возможно, опасное тяжелое испытание.

– Веское доказательство, – кратко сказала Джоанна.

– Нам понадобится чернильная подушечка. И лист бумаги… но не слишком впитывающей: надо, чтобы отпечатки были ясными, а не смазанными, без значения. И еще нам надо увеличительное стекло.

– Бумага у меня есть, – сказала Джоанна, – чернильная подушечка тоже найдется. А вот увеличительного стекла, кажется, нет.

Алекс поднялся в порыве внезапно нахлынувшего возбуждения.

– Где мы можем купить его?

– В такой час? Нигде. По крайней мере до утра. – Джоанна заколебалась. – Подождите, дайте подумать. У меня, кажется, есть что-то вроде увеличительного стекла. Идемте.

Они вышли из гостиной и по узкой лестнице спустились вниз, в кабинет, расположенный на первом этаже.

Увеличительное стекло лежало на ее большом письменном столе. Оно служило пресс-папье – чистая линза в дюйм толщиной и четыре дюйма в диаметре. У него не было ни рамы, ни ручки, но, что касается оптики, оно было безупречным. Когда Алекс поднял его над бухгалтерской книгой, заполненной мелким почерком Джоанны, буквы и цифры стали крупнее в три или пять раз, чем если бы он смотрел невооруженным глазом.

– Пойдет, – сказал Алекс.

Из среднего ящика письменного стола Джоанна достала чернильную подушечку и бумагу. После нескольких попыток ей удалось сделать два почти несмазанных отпечатка больших пальцев.