– А что известно о Британско-Континентальной страховой ассоциации?

– Еще одна фальшивка, – ответил Блейкеншип, – в Британии нет зарегистрированной или платящей налоги фирмы с таким названием.

– И даже если они как-то хитро избежали регистрации, никто не может уйти от налоговой инспекции.

– Точно.

– Но мы разговаривали с кем-то как раз из Британско-Континентальной компании в прошлую пятницу.

– Кто бы это ни был, вас обманули.

– А как насчет адреса на их бланке?

– О, он довольно реальный, – сказал Блейкеншип, – но, черт возьми, это не штаб-квартира большой корпорации. Наши британские коллеги говорят, что это всего лишь угрюмое трехэтажное здание нежилого фонда в Сохо.

– А нет ли там какого-нибудь отделения страховой компании?

– Нет. Правда, там есть дюжина других фирм. Например, услуги, связанные с наймом жилья. Это не особенно преуспевающая фирма, по крайней мере, внешне. Еще импортеры. Экспортеры. Письмоводители. Парочка неглупых букмекеров, обслуживающих самые дешевые заведения по соседству. Но никакой Британско-Континентальной.

– А телефонный номер?

– Он числится за одним из импортеров по этому адресу. Филдинг Атисон, ЛТД. Они работают с мебелью, одеждой, столовыми принадлежностями, ремесленными и ювелирными изделиями, в общем, всем тем, что производят в Южной Корее, на Тайване, в Индонезии, в Гонконге, Сингапуре и Таиланде.

– В прошлую пятницу мы говорили по этому номеру с неким мистером Филлипсом.

– Там нет никакого мистера Филлипса.

– Это они вам так сказали?

– Да.

– Здесь что-то нечисто.

– Хотелось бы, чтобы вы рассказали мне, что здесь нечисто, – сказал Блейкеншип. – И каким образом все это связано с делом Шелгрин? Я умираю от любопытства.

– Я бы предпочел, чтобы ты еще некоторое время поумирал от любопытства, – сказал Алекс. – Мне не нравится идея разговаривать слишком много о моих планах, по крайней мере, по этому телефону.

– Прослушивается?

– По-моему, здесь это нормальное положение дел.

– Может, тогда не стоит говорить вообще? – с беспокойством в голосе спросил Блейкеншип.

– Плевать, если они услышат, что ты расскажешь мне, – уверил его Алекс. – Ничего из этого для них не ново. А что еще у вас есть на эту Филдинг Атисон, ЛТД?

– Ну… это доходное дело, но не более того. Фактически, у них настолько перегружен штат, что это просто чудо, как им удается держаться на плаву.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Смотрите сами. Другие импортирующие компании их объема имеют десять-двенадцать служащих. В Филдинг Атисон их двадцать семь, большинство из них занимается сбытом. По-моему, у них просто не хватит работы, чтобы держать всех при деле.

– Итак, значит, импортирование – это вывеска, – сказал Алекс.

– Говоря словами наших британских коллег, "существует определенная вероятность, что служащие Филдинг Атисон заняты кроме импорта азиатских товаров и еще какой-то неафишируемой деятельностью".

– Вывеска для чего? Для кого?

– Если вы захотите это выяснить, – сказал Блейкеншип, – то это влетит нам в копеечку. И потом, такие дела не так уж быстро раскручиваются, если раскручиваются вообще. Могу поставить тысячу против одного, что люди, использующие Филдинг Атисон, серьезно нарушают не один или два закона. Придется много потрудиться. И потом, ставлю две тысячи против одного, они попытаются раздавить любого, кто сунется. Черт побери, они явно не хотят разглашать свои секреты. Они занимаются бизнесом уже четырнадцать лет, и никто еще не раскусил их. Вы хотите, чтобы я послал в Лондон телекс и приказал копнуть поглубже?

– Нет, – сказал Алекс, – не сейчас. Посмотрим, как будут развиваться события в ближайшие дня два здесь. Если понадобится подключить к этому делу англичан, я позвоню тебе.

– Как Уэйн? – спросил Блейкеншип.

– Лучше. Гораздо лучше.

– Как его нога?

– Оставили.

– Слава Богу.

– Да.

– Слушайте, может, вам выслать подкрепление?

– У меня все в порядке, – сказал Алекс.

– У меня сейчас как раз два хороших человека не задействованы.

– Если они приедут сюда, то станут очередными мишенями. Как Уэйн.

– А вы – мишень?

– Да. Но чем меньше, тем лучше.

– Небольшое прикрытие…

– Я не нуждаюсь в прикрытии.

– А вот Уэйну понадобилось.

– Он сам был прикрытием.

– Думаю, вам лучше знать.

– Все, что мне надо, – печально произнес Алекс, – это божественное руководство.

– Если я услышу голос, взывающий ко мне из неопалимой купины, я сразу же дам вам знать, что он говорит.

– Я бы это оценил, – сказал Алекс.

– Можете рассчитывать.

– А кроме смеха, при всем моем желании довести это дело до конца, я совсем не хочу идти напролом с целой армией. Мне бы хотелось найти ответы таким способом, чтобы не заполнять японские больницы моими служащими.

Пять часов, в понедельник днем. Приемная доктора Инамури. Алекс – в бежевом кресле. Джоанна – в таком же кресле рядом с ним. Доктор – напротив них в одном из бордовых кресел. За окнами начинает смеркаться. В комнате включен приглушенный свет. Пахнет лимоном.

"Выглядит почти как религиозный ритуал", – подумал Алекс.

– Танцующие бабочки.

Во время последней встречи с Оми Инамури Джоанна вспомнила точные формулировки трех постгипнотических внушений, которые были сделаны ей человеком с механической рукой. Первое – предполагало блокирование памяти – "Напряжение, опасение и расхождение начались" – с этим они уже справились. Второе внушение касалось опустошающих приступов клаустрофобии и паранойи, которыми она страдала, когда кто-либо начинал намеренно интересоваться ее прошлым. Инамури закончил лечение, которое Алекс начал несколько дней назад, терпеливо убеждая Джоанну, что слова герра Доктора больше не имеют силы над ней и что все ее страхи не имеют основания. И никогда не имели его. Неудивительно, что третьим указанием герра Доктора было то, что она никогда не покинет Японию. А если она попытается выбраться из этой страны, если она даже только взойдет на борт корабля или самолета, порт назначения которого находится за границами Японии, у нее сразу же начнется сильное головокружение, расстройство желудка и нарушение координации. Любая попытка выбраться из этого заключения предназначала ей конец в ужасе и истерии. Ее безликие хозяева изолировали ее всеми доступными способами: эмоционально, интеллектуально, психологически, хронологически, а теперь даже географически. Инамури освободил ее и от этого последнего ограничения.

Искусство, с которым герр Доктор запрограммировал Джоанну, произвело на Алекса большое впечатление. Кем бы и чем бы еще он ни был, этот человек был гением, злым гением, гипнотизирующим, как кобра, танцующая танец смерти перед своей жертвой; требующим внимания, как дикая собака с человеческим детенышем в зубах – жуткая, но очаровывающая.

Когда Инамури удостоверился, что Джоанна не может ничего больше вспомнить из того, что герр Доктор сделал с ней, он обратился к другой линии вопросов. Он предложил ей продвинуться дальше в прошлое.

Она скривилась.

– Но мне некуда дальше идти.

– Конечно, есть куда. Вы же не родились в этой комнате.

– Некуда.

– Послушайте, – сказал Инамури, – вы привязаны к кровати. Там одно окно. Снаружи виднеется крыша мансарды.

– Да. Большие черные птицы сидят на трубах дымоходов, – произнесла Джоанна. – Дюжина больших черных птиц.

– Вам примерно двадцать лет, – сказал Инамури, – но вы продолжаете молодеть. С каждой минутой вы становитесь моложе. Вы уже не в той комнате. Фактически, вы еще не встречались с человеком с механической рукой. Вы еще не подвергались лечению. Вы только что проснулись в той комнате в первый раз. А теперь время бежит вспять. Вы плывете дальше против нормального течения времени… назад за комнату… а часы улетают прочь, быстрее и быстрее, часы… а теперь и дни… а вы плывете во времени… время, как большая река… несет вас всегда назад, назад, назад… Где вы теперь?