Тишина.

В номере горел свет.

Алекс тихо позвал:

– Сенатор?

Никакого ответа. Он переступил через порог.

– Нет! – произнесла Джоанна, но последовала за ним.

На полу в гостиной в луже крови лежал лицом вниз Томас Шелгрин.

Сенатор Шелгрин был одет в голубой махровый халат, впитавший в себя много крови. На его спине выделялись три кровавые дыры. В него выстрелили трижды: в основание позвоночника, затем в середину спины и еще между лопатками. Его левая рука была выброшена вперед, пальцы вцепились в ковер, а правая рука была подогнута под него. Голова повернута набок. Видно было только одну половину лица, да и та затушевывалась пятнами крови и густой прядью волос, упавшей на глаза.

Алекс осторожно обследовал маленький номер, но убийц там не было.

Когда он вернулся в главную комнату, Джоанна стояла на коленях у трупа.

– Не касайся его! – произнес Алекс.

Она взглянула вверх.

– Почему нет?

– Будет нелегко выбраться отсюда и добраться до нашего отеля, если ты будешь в пятнах крови.

– Я осторожно!

– Ты уже посадила пятно на край полы.

Джоанна посмотрела вниз.

– О, черт!

Алекс поднял ее на ноги и отвел от тела. Достав из кармана носовой платок, он стал оттирать пятно на ее пальто.

Через некоторое время он сказал:

– Выглядит не очень хорошо, но должно пройти.

– Алекс, может быть, надо осмотреть его?

– Зачем?

– Но вдруг он еще живой?

– Живой? – недоверчиво спросил он. – Посмотри на эти раны. Посмотри на размеры этих дыр. Стреляли из пистолета с чертовски пробивной силой. Это были профессионалы. Иисус. Пули должны были прошить его навылет. Должны были прорвать его грудь, как будто это был всего лишь кусок гнилья. Посмотри на всю эту кровь. Слишком много. Слишком много крови. Его сердце разорвано, позвоночник сломан. Он мертв на сто процентов, Джоанна, как только может быть мертв человек.

– Как ты узнал, что он будет здесь в таком состоянии? Как ты узнал, что мы найдем здесь?

– Предчувствие, – натянуто сказал Алекс.

– Но как?

Алекс вздрогнул.

– Хотел бы я знать.

От его недавнего ясновидения у него мурашки побежали по спине.

Джоанна смотрела на тело и печально покачивала головой.

– Я ничего не чувствую.

– А почему ты должна что-то чувствовать?

– Он был моим отцом.

– Нет. Не был. Он отказался от своих прав и привилегий много лет назад.

– Думаю, он не плакал о Лизе, – сказала Джоанна.

– Правильно. Ты не должна ему никаких слез.

– Но почему?

– Мы узнаем.

– Узнаем ли?

– Обязательно.

– Я так не думаю. Мне кажется, что мы находимся в чем-то вроде гигантской китайской головоломки. Мы постоянно попадаем во все меньшую и меньшую коробочку. – Мгновение Алекс смотрел на нее, размышляя, могла ли она после всего, что было, порвать с ним. Она была удивительно спокойна, но это означало только то, что она держала свои чувства при себе, подавляя их. Спокойный взгляд, губы крепко сжаты и не дрожат, но она была. бледна.

Джоанна поняла, что он беспокоится о ней, и изобразила на лице подобие улыбки.

– Не беспокойся обо мне. Как я и сказала, я ничего не чувствую. Давай выбираться отсюда.

– Не сейчас.

– Но что если они вернутся и…

– Они не вернутся, – сказал Алекс. – Если бы они знали, что сенатор связался с нами, и хотели убить нас, они ждали бы здесь. Идем. Нам надо обыскать номер.

Идея обыска не понравилась Джоанне.

– Это мерзко.

– Это необходимо.

– Что будем искать?

– Что-нибудь. Все. Любую маленькую зацепочку, которая могла бы помочь нам решить эту безумную проклятую головоломку.

Джоанна бросила взгляд на входную дверь, которую они закрыли и заперли.

– Нам не помешают, – заверил ее Алекс, хотя сам не был настолько уверен.

– А если придет горничная…

– Горничная уже была здесь этим утром. Постель убрана.

Джоанна глубоко вздохнула.

– Давай покончим с этим как можно быстрее.

– Ты пойдешь за мной, когда я буду перебирать все вещи, – сказал Алекс. – Проверяй все за мной: я могу что-нибудь просмотреть. Но я не хочу, чтобы ты чего-нибудь касалась, по той же причине, почему я не хочу, чтобы ты касалась тела. Нам надо быть осторожными и не оставить отпечатки или какие-нибудь другие улики, которые могли бы указать на нас. Если полиция подумает, что это сделали мы, то это только прибавит путаницы.

– А мы и так достаточно запутаны.

– Точно. Мы не можем убегать от полиции и в то же время вести следствие по этому делу.

В спальне на складной подставке для багажа стояли два чемодана из телячьей кожи. Чемоданы принадлежали Шелгрину, один из них был открыт. Алекс порылся в одежде, пока не нашел пару черных носков сенатора. Он натянул их себе на руки, соорудив импровизированные перчатки.

Бумажник Шелгрина с банкнотами и кредитными карточками был на тумбочке. Алекс просмотрел его содержимое, Джоанна – сразу за ним, но там не оказалось ничего необычного.

В гардеробе висели два костюма и пальто. Карманы были пусты.

На полу гардероба стояли две пары свежевычищенных легких кожаных туфель от Гуччи. Алекс вытащил из них распорки и обследовал внутри. Ничего.

В ванной комнате около раковины лежал набор для бритья также от Гуччи. В нем ничего не было, кроме электробритвы, порошка для бритья, одеколона, расчески и дезодоранта.

Алекс вернулся к открытому чемодану. Из него тоже ничего нельзя было выжать.

Второй чемодан был заперт. Алекс открыл его и по мере просмотра стал выбрасывать одежду на пол, пока не обнаружил манильский конверт 9х12 дюймов.

– Что-нибудь нашел? – спросила Джоанна.

– Надеюсь на Бога, это то, что надо, – сказал Алекс, – потому что, если это не так, мы возвращаемся на исходную позицию в этой игре.

В конверте находились несколько пожелтевших вырезок из "Нью-Йорк Таймс" и "Вашингтон пост". Еще там было незаконченное, адресованное Джоанне письмо, написанное явно рукой сенатора. У Алекса не было времени прочитать письмо или заметки, но при беглом просмотре он заметил, что все они были двенадцати – или тринадцатилетней давности и связаны с именем немецкого доктора Франца Ротенхаузена. В одной из статей была фотография доктора: вытянутое лицо, резкие черты, залысины, глаза такие бледные, что казались бесцветными.

Джоанна открыла от изумления рот.

– О, Бог!

– Что случилось?

– Это он.

– Кто?

– Человек из моего кошмара.

– С механической рукой?

– Да.

Она была ошеломлена.

– Его зовут Ротенхаузен, – сказал Алекс.

– Я никогда не слышала это имя раньше.

Джоанну била дрожь. Сильная.

– Спокойнее, – произнес Алекс.

– Я никогда не думала, что снова увижу его.

Ее глаза были широко открыты.

– Это то, что мы хотели, – имя.

– Пожалуйста, – сказала Джоанна, – пожалуйста, Алекс, идем отсюда.

Лицо на шероховатой фотографии было тяжелым, костлявым, как лицо вампира. Его глаза, казалось, смотрели в другое измерение, куда не могли заглянуть обыкновенные люди. Это были холодные глаза. У Франца Ротенхаузена был взгляд маньяка.

Алекс почувствовал, как у него на затылке волосы встают дыбом. Возможно, настало самое время убираться.

– Мы прочитаем это позже, – сказал Алекс, запихивая вырезки и незаконченное письмо обратно в конверт.

Когда они шли через главную комнату номера и обходили тело, у Алекса было такое чувство, что сейчас дверь распахнется перед ними. Но этого не произошло.

Несмотря на всю ту кровь, что они видели в "Чечиле", они были чрезвычайно голодны. На самом деле, подумал Алекс, они были так голодны именно потому, что они видели, а не несмотря на то. После столкновения со смертью большинство людей испытывают резкий приступ звериного аппетита. Они стали грубыми, были голодны и хотели пить. Потакая себе, они бросили громкий, ликующий, но неосознанный вызов всей вселенной: