Последствия этого серьезные, как и всего, что касается Китая. Увеличивающийся класс китайских художников насчитывает миллионы. К ним относятся 20-летние, продающие фотографии разыскивающим таланты европейцам по 10 тысяч долларов за штуку, и 30—40-летние, родившиеся в эпоху культурной революции и сегодня создающие картины, по выражению одного обозревателя, «на пересечении авторитаризма и неистового потребительства», а также 50- и 60-летние, достигшие зрелого возраста во времена культурной революции и сейчас имеющие перспективу и определенную свободу, чтобы критиковать ее.

Существует даже огромный рынок произведений и репродукций массового искусства. В китайском городке Дафене, расположенном совсем рядом с южным городом Шеньчжэнь, есть сотни мастерских, в которых тысячи рабочих могут за несколько минут, как на конвейерной линии, воссоздать любой шедевр по вашему желанию — китайский или зарубежный, классический или модернистский. Вот и пример предпринимательского фундамента художественного выражения.

Посмотрите на переживающую бум индустрию китайских торговцев искусством, торговцев, посредников и, конечно же, мошенников. Государственные органы культуры вынуждены были в 2003 году принять закон, обязывающий все аукционные дома и персонал проходить ежегодное освидетельствование с целью предотвращения мошенничества на еще только зарождающемся, но уже огромном рынке произведений искусства.

Увеличивается и армия поклонников искусства: Молодежь Китая явно обожает быстро разрастающиеся картинные галереи, превращая просмотр произведений искусства в одно из самых популярных время препровождений в стране. В результате американский музей Гуггенхайма и французский музей мадам Помпиду надеются открыть свои филиалы в Китае.

Несомненно, рынку необходимо становление как в плане свободы художников, так и вкуса покупателей. Правительство все еще подвергает некоторые работы цензуре, особенно если это касается современной политики, оно не часто дает разрешение на вывоз из страны отечественных произведений искусства. Со стороны покупателей и критиков также необходимо внести ясность — некоторые галереи все еще платят художникам только за величину полотна.

Но думаю, что расцвет китайского искусства — хорошая новость для каждого. Не только для китайцев с творческими способностями, которые отвоевали определенную долю свободы для эстетического самовыражения, и не только для многочисленных слоев китайских и международных торговцев предметами искусства, что строят свой бизнес в соответствии с интересами публики. И даже не для народов мира, у которых сегодня есть возможность найти общий язык со многими китайскими гражданами на многих уровнях. Совсем нет, потому что расцвет искусства — самая значительная хорошая новость в первую очередь для самого Китая, если нарастающее раскрепощение художественного выражения знаменует развитие политической и экономической свободы.

Во времена «холодной войны» чешский поэт и драматург Вацлав Гавел использовал искусство (прежде чем перешел в политику), чтобы бросить вызов коммунистическому правительству своей страны. В ряде пьес, получивших международное признание, Гавел призывает к свободе и открытому чешскому обществу. В 1989 году Гавел без применения силы становится президентом новой демократической Чехословакии (позже Чешской Республики). Когда-нибудь китайские художники могут стать глашатаями нового периода реформ не только в искусстве, но и в экономической и политической жизни Китая.

И наконец, если вы хотите стать членом подающего надежды сообщества людей искусства, займитесь бизнесом — профессиональным, процветающим бизнесом. Джон Адаме, возможно, считал, что обращается к жене с размышлениями о своей семье, однако его проницательное суждение применимо ко всему обществу. Масштабы Китая и его богатая история эстетических инноваций могут стать почвой для быстрого расцвета искусства. Таким благоприятным местом могут стать и другие страны, валовой внутренний продукт которых неуклонно растет: Азербайджан, Эстония, Тринидад и Тобаго, Гана и другие. Возможно, эстонский экспрессионист, чьими работами восхищается публика, может стать привлекательным объектом инвестиций. Ну и конечно, в этот список нужно включить Вьетнам.

Там, где есть процветание, есть искусство. А где есть процветание и стремительные социальные перемены, там все более важную роль будет играть искусство, обладающее влиянием и ведущее к преобразованиям.

Эта тенденция относится к средней части российского электората, к русским, которые в 1990-х годах качнулись в сторону демократии, а сейчас меняют свое мнение. Они не только держат в руках будущее России, но сообщают нам нечто важное о демократии и процветании, которые на Западе воспринимаются как единое целое.

В конце 1980-х годов демократы Восточного блока переживали бурный период роста. Движение «Солидарность» в Польше вело настоящие двусторонние переговоры с коммунистическим правительством, в Венгрии вводились выборы на многопартийной основе, а в Восточной Германии устраивались уличные демонстрации за право свободного передвижения. Затем рухнула Берлинская стена, уступили власть коммунистические партии Чехословакии, Румынии, Болгарии и Албании. В 1990 году воссоединились Восточная и Западная Германия, и наконец распался сам Советский Союз.

У россиян появилась надежда. После семидесятилетнего господства коммунистического режима (а до него столетий самодержавия) большинство русских граждан в опросе, проведенном в 1991 году организацией «Пульс Европы», говорили, что, по их мнению, государство при решении важных проблем прежде всего должно полагаться на демократическое правительство, а не на сильного руководителя. Почти каждый шестой из десяти русских молодых людей в возрасте от 18 до 34 лет заявляли, что предпочитают демократию, а не властную руку. Трепетные надежды на экономические и политические свободы были вполне реальными и оправданными.

И по многим параметрам они оправдались. После начать-ной депрессии 1990-х российская экономика растет вот уже восемь лет подряд, опережая средние темпы роста стран «большой восьмерки». Благодаря повышению цен на энергоносители и огромные запасы нефти и природного газа в России увеличиваются доходы россиян, становятся широкодоступными потребительские кредиты, переживает подъем фондовый рынок, увеличивается потребительский спрос. Развивающийся в России средний класс насчитывает от 40 до 50 миллионов человек. В этом смысле падение коммунизма было великим достижением демократии и даже капитализма.

Однако сегодня в опросах общественного мнения русские говорят удивительные вещи. Согласно данным исследовательского центра «Пью глобал этитьюдз», наследнику службы опросов «Пульс Европы», только 28 процентов россиян отдают предпочтение демократии по сравнению с 51 процентом в 1991-м. В 2002 году число граждан, одобряющих демократическое правительство, снизилось до рекордного уровня — 21 процент. Поразительное количество россиян (81 процент), включающее все демографические подгруппы, заявляют сегодня, что сильная экономика для них важнее демократии.

Отметив сдвиг от демократии в пользу сильного вождя, «Пью глобал этитьюдз» сравнивает такое изменение отношения с тенденциями мусульманского мира, где авторитарный правитель представляет собой типичное явление. В пяти из шести мусульманских государств — Марокко, Ливане, Турции, Индонезии и Иордании— большинство респондентов ответили, что в решении государственных проблем предпочли бы участие демократических институтов, чем сильного руководителя. Какие, по вашему мнению, государства в большей степени преданы демократическому управлению: те мусульманские страны, которые многие американцы вряд ли найдут на карте, или наш европейский союзник Россия, которой США предоставил в качестве помощи 2 миллиарда долларов, с тех пор как более 15 лет назад она разделалась с коммунизмом?

Похоже, сегодня начинает возникать класс российских колеблющихся избирателей. А тот электорат, который раньше поддерживал демократию, сегодня решительно выступает за авторитарного правителя с централизованной властью.