— Он её интроспектировал, да? Он сделал с ней это?

— Было бы очень непредусмотрительно с его стороны не воспользоваться ситуацией.

Гелька расплакалась ещё пуще.

— Это всё моя вина! Почему я не позаботилась о ней сразу, не привела к вам? Что теперь делать?

— Вы не должны ничего предпринимать.

— Я обязана всё исправить!

— Как он свяжется с вами?

— Он сказал, что позвонит, но я уверена, что он может просто прийти, влететь в окно, передать записку с Янкой! Я боюсь его — он умеет управлять мной, я уже как-то поддалась его внушению.

— Вы не должны возвращаться домой.

— Как? А Янка? Он же пьёт из неё! А её домашние? А мои? — Гелька так возмутилась, что даже перестала плакать.

— Мы найдём способ обеспечить их безопасность. Ваших родных я заберу сюда прямо с работы и поставлю "защиту". Её родные… надо подумать, но действовать буду срочно. В "пятом номере" вам тоже сейчас будет небезопасно — не представляю, как Белый сможет вывести из строя охранное устройство, но если ему это удастся, это место станет настоящей ловушкой. В больнице, к сожалению, вам тоже не стоит оставаться — он вас здесь уже находил. По-видимому, за больницей следят.

— И за вами? — испугалась Гелька.

— Моя безопасность — не в вашей компетенции, а ваша, как и здоровье, — в моей.

В форточку ворвался слепящий вихрь, и Гелька от неожиданности вздрогнула. Обернувшийся Учитель встревожено пожимал руку Борису.

— Срочный вызов? Что случилось?

— Главарь фидеров шантажирует Эльгу, угрожая жизни её подруги.

— Пусть она расскажет подробнее.

Ангелина вспоминала подробности сегодняшнего происшествия, а помнила только свой страх. Когда она рассказывала, как фидер держал её за горло, Борис, не совладав с собой, резко встал и отошёл к столу.

— Она должна исчезнуть, чтобы Белый не мог её шантажировать, — сказал он, едва рассказ был окончен.

— Это нужно было делать раньше, так мы подставляем под удар её подругу.

Ангелина с тревогой следила за разговором.

— Вы же спасёте её?

— Да, — кисло ответил Сергей Петрович, — но пока мы его не обезвредим, у него в любой момент будет возможность воспользоваться внешностью вашей подруги.

— Чудо, что он не проделал этого сегодня с Ангелиной, — глухо добавил Борис, — в её состоянии это не составило бы труда.

— Наверное, он не хотел вступать в схватку на глазах у посторонних или боялся её потенциала — однажды она ему крепко врезала, — Сергей Петрович раздумывал, пощипывая усы.

— Я заберу Ангелину к себе, — неожиданно заявил Полетаев. — Она нуждается в реабилитации.

Учитель недовольно глянул на него.

— Не очень удачное решение. Всё должно выглядеть естественно: пусть она вернётся домой, мы проследим её контакт, вмешаемся…

— Нет!

— Послушай, — Сергей Петрович поднялся и отвёл Бориса в сторонку, — ты хочешь держать её под боком и оберегать, но это хороший шанс прищучить фидера…

— Плевать!

Редик положил руки на плечи Бориса, словно проверяя, насколько велико сопротивление врача, и раздражённо спросил:

— Во что ты собираешься играть с этой девочкой у себя дома: в больничку или в дочки-матери?

Бах! Сергей Петрович отлетел к противоположной стене и упал на вторую кушетку. С трудом поднявшись, тяжело дыша, он яростно глядел на Бориса.

— Ты намерен ослушаться приказа?

— Прекратите! — не выдержала Ангелина. — Вы передерётесь, а моя подруга пострадает! Я сама помогу ей!

Она принялась выпутываться из одеяла, забыв, что раздета.

— Он же не может всё время быть с ней рядом! Я объясню… я раскрою ей глаза…

Теперь уже оба босса бросились к её кушетке.

— Ангелина, только никакой самодеятельности!

— Я не разрешаю вам вставать! — Борис схватил её за руки, пытаясь удержать, и Гелька задрыгала ногами, стараясь вырваться, но она ещё была так слаба.

— Ангелина! — увещевал Учитель. — Успокойся, ты отдохнёшь, подлечишься, мы к тому времени составим план…

— Ангелина, посмотрите на меня!

Ну, уж, нет! Зажмурив глаза, она мотала головой. Бах! Её голова дёрнулась в сторону от оплеухи. Глазами, полными слёз, она взглянула на Бориса.

— Простите, — сдавленным голосом пробормотал тот: казалось, ему эта пощёчина принесла большую боль, чем ей, — у меня не было другого выхода.

И его лицо померкло в сгустившемся мраке.

Ангелина проснулась внезапно, от холодной дрожи и сначала не поняла, где она находится — вокруг темно. Но услышав над головой пиканье прибора, вздохнула: опять больница. И тут острое, как нож, воспоминание резануло её. Она вдруг вспомнила разом всё: фидер, Янка, спор Бориса Витальевича с Учителем, пощёчина… Неужели уже ночь, и она опоздала? Сквозь плотные шторы просвечивала неопределённая серость. Он её ударил и отключил! Каков! Ничего, больше она такого не допустит — выучит чёртовы максимумы и перестанет попадать в истории.

Н-да, история с фидером только начинается, а она обещает стать самой кровавой. Ангелина вздохнула. Ладно, нечего разлёживаться: Сэм с шайкой фидеров ведёт сегодня в кино её девчонок — надо защитить Ларису и Янку. И нечего дрейфить — близится максимум, хотя пока самый что ни на есть минимум. А её комбинаторы куда-то разбежались… Тем лучше! Не будет второго нокаута.

Она осторожно потянулась: гудение Солара изменило тон. Чёрт! Если он взвоет, когда она начнёт выбираться, Полетаев мигом прибежит — и спаситель и тюремщик в одном лице! Ангелина изогнулась и вытянула руку за голову, почти дотянувшись до прибора: она отлично знала, где кнопка выключения. Ещё чуть-чуть… щёлк. Готово. Откуда этот прибор знает, что ей ещё надо полечиться?

Ангелина откинула рамку, одеяло… О, нет! Одежда! Закусив губу, Гелька огляделась: ну, ни одной тряпки, только длинное чёрное пальто Бориса Витальевича на вешалке. На пальто у неё не хватило духа покуситься, она выдернула из-под одеяла простынь и завязала её на плече. В коридоре послышались чьи-то приближающиеся шаги и голоса. Гелька молниеносно раздвинула шторы, распахнула форточку и, сверкнув в окне, понеслась по больничному парку сквозь чащу веток.

Кажется, ещё не слишком поздно (в это время года рано темнеет), она должна успеть. Борис Витальевич обещал пригласить в поликлинику её родителей, но раз всё это время под прибором лежала она, значит, рабочий день ещё не кончился или… что-то случилось и они вообще не придут. Ангелина ещё быстрее припустила к дому. На подлёте к нему страх едва не заставил её повернуть обратно. Она зависла напротив, среди деревьев сквера, разглядывая окна своей квартиры. Дыра в окне кухни темнела зловещим провалом. Выше у Янки горел свет. Немыслимо, чтобы она боялась возвращаться к себе домой, но это было так. Влетать придётся в кухню — в её комнате форточка закрыта.

Настроившись на возможную засаду, Ангелина рванула вперёд, влетела в дыру; повисев под потолком, преобразилась и прислушалась. Тихо и пусто, она чувствует — абсолютно пусто. Гелька взялась за свою потерянную пижаму и замерла: та лежала не там, где она оставила её утром. Как она оказалась на диванчике? Теряя от страха самообладание, Ангелина отбросила от себя напугавшие её тряпки, и бросилась к телефону.

— Алло, Янка, я иду, — скороговоркой объявила она в трубку. — Когда встречаемся? Через полчаса? Можно, я к тебе сейчас зайду? Если ты сама! — уточнила она торопливо, чувствуя, как холодеет в затылке от одной мысли, что Сэм может сейчас находиться в двух шагах, и сдавленным голосом пояснила. — Мне нужно кое-что тебе сказать.

— Конечно, — откликнулась беззаботно подруга.

Собираться долго не пришлось: всё, что она надевала на концерт и никакого макияжа — слишком большая честь для фидеров. Через десять минут Ангелина была готова, но куда-то запропастились её ключи: они всегда висели на крючке рядом со входной дверью, вешать их туда у неё вошло в привычку, и искать их её ещё не доводилось (не считая ключей брата, который такой привычки не имел), и вот теперь их нет. Вывод у Гельки был только один — фидер, выходя следом за Янкой, прихватил их непонятно с какой, но, несомненно, злокозненной целью. С досадой мотнув головой, она взялась за ручку двери, и тут зазвонил телефон. Сердце её, подскочив к горлу, провалилось куда-то в желудок. Кто звонил? Свои? Чужие? Это мог быть невинный звонок от Ларисы или грозный нагоняй от Учителя, а мог…