— Тогда я найду ту дырку — предупреждаю честно! — воскликнула Ангелина.

— Что ж, поищите, у вас будет хоть какое-то занятие, — улыбнулся Борис и кивнул на миску с кашей. — Съешьте!

Дверь за ним закрылась, а Ангелина тоскливо откинулась на подушку. Мысли, одна беспокойнее другой, начали одолевать её. Ей уже казалось, что она использовала не все аргументы в разговоре с Борисом Витальевичем, что она могла настоять на своём и заставить его себя освободить. Что, если с ним что-то случится, или с родными, оказавшимися в западне? Её разум отказывался принять и рассмотреть такую возможность. Просто входил в ступор, будто натыкался на стену.

В бесплодных раздумьях прошло время. Она съела немного холодной овсянки, побродила бесцельно по квартире — у неё не было энтузиазма искать дыру — и заглянула в кабинет, в котором она ещё не бывала. Письменный стол у окна, компьютер и стеллажи с книгами от пола до потолка по всем стенам.

На столе возвышалась стопка знакомых учебников. Ангелина взяла верхний, подержала на весу, словно примеряясь, под силу ли ей эта ноша, и со вздохом положила обратно. Ведя рукой по корешкам книг, она обошла кабинет вокруг и села за компьютер. Она искала файлы, связанные с больницей и неожиданно наткнулась на один, названный её именем. Любопытство пересилило. В нём с врачебной дотошностью перечислялись все полученные ею травмы и применённые способы лечения. Здесь же красовалась таблица её минимумов, из которой она узнала, что ночью её ждёт очередной спад, и ещё кое-что, написанное таким медицинским языком в смеси со множеством заклинаний, что она ничего не смогла понять.

Найдя нужный раздел, Ангелина погрузилась с головой в схемы человеческих проток, не замечая, как бежит время. Отвлёк её неожиданный телефонный звонок. Звонил вернувшийся с занятий Гоша.

— Гелька, — осторожно спросил он. — Алло… это ты?

— Да я, конечно. Как вы там?

— Ух…

— Что случилось?

— Как "что случилось"? А это действительно ты?

— Да кто же ещё?

— Поверить не могу: ты — тут, и там. Значит это всё правда?

— Гоша, не пугай меня. Разве Борис Витальевич тебе ничего не объяснил?

— Объяснил, но от этого не легче! Ты как будто дома, но это вовсе не ты. И подзатыльник тебе не дашь! Спятить можно! Вон "оно" сидит сейчас на кухне с родителями, обедает, а я с его телефона звоню.

— Целуй их всех за меня! Будьте осторожны и… Гоша, прости меня.

Брат промолчал.

— Я знаю, что все неприятности из-за меня и просто с ума схожу от того, что вы по моей вине в опасности, а я сижу здесь, обложенная ватой, и ничем не могу вам помочь!

— Говорил я тебе!.. Дома не сиделось, теперь под арестом посиди и вообще — поздно пить Боржоми! Не передать, что я пережил, когда "оно" перед матерью из доктора вашего в тебя превращалось. Думал, спячу — до сих пор как-то "не так" в голове. Не знаю, как мать это перенесла: сидит, вроде, общается, а ну, как сорвётся? Я же вижу, что она едва сдерживается. Спать не могу — кошмары мерещатся, а днём спрашиваю себя: может, я сплю? Просто в голове вся эта мистика не укладывается. Я же физик, я знаю, что можно, а что нельзя системам этим биологическим. Так вот, такого не бывает! Я уже своим глазам не верю, себе не верю! Чему же тогда верить? А если это правда, то я должен принять за правду, что и ты тоже… уже не Ангелина.

— Гоша, дорогой! — в ужасе вскричала Гелька, напуганная этим полусумасшедшим монологом. — Я — Ангелина, я — твоя сестра, я та же самая, поверь мне! Только я теперь немного больше могу. Я думаю, любой человек при определённых условиях способен к этому. Мы просто слишком мало знаем о самих себе, а об окружающем мире — ещё меньше. Твоей науке, Гошка, просто пока ещё не известно о таких эффектах. А когда станет известно, она их обязательно объяснит! Вот ты и объяснишь, чтобы не пугаться. Но, во что бы я не превратилась, я всегда буду твоей младшей сестрой, понимаешь? Этого ничто не изменит.

— Гешка, а ты что… — начал Гоша дрожащим голосом, словно боясь задать вопрос, — ты тоже можешь вот так, как "оно"?..

Гелька замялась, не зная, что лучше — сказать правду и напугать брата ещё больше, или соврать и бояться, что он узнает об этом нечаянно? Гоша, восприняв её молчание, как подтверждение, застонал и ощутимо стукнулся головой обо что-то твёрдое.

— Гоша! Гоша! — закричала в трубку перепуганная Ангелина. — Послушай! Всё это глупости! Выкинь из головы. Помни только, что есть плохие люди, которым я перешла дорогу, и будь осторожней. Я умоляю, поговори с… — Ангелина хотела предложить Бориса Витальевича, но для брата это было слишком, — …с Нюсей, прямо сейчас, слышишь? Позвони ей. Обещаю, тебе станет легче. А Борис Витальевич — прелесть, не надо делать из него монстра!

— Прелесть… — хмыкнул с отвращением Гоша.

— Познакомься с ним поближе — увидишь. Передай ему, кстати, что я ищу дыру.

— Какую дыру? — машинально переспросил брат.

— Такую — чтобы сбежать отсюда!

— Сбрендила? — пришёл вдруг в себя Гоша. — Впервые твоя "шарага" что-то стоящее придумала, а ты опять на рожон лезешь? Сколько ты мне за последнее время крови попортила — ни в сказке, ни пером!.. Вчера, хотя бы! Я приятеля домой привёл, чтобы с тобой познакомить, а тебя нет. Ты целый день отлёживаться собиралась, а тебя нет! На полу в кухне твоя пижама с халатом почему-то валяются, и окно вдребезги. Что мне думать? Что матери говорить? Ты вообще ни о ком не думаешь!

— Я думаю! Думаю! — расстроено прервала его Ангелина. — Я вас всех люблю! Простите! Простите!

Гелька расплакалась, а Гоша бормоча недовольно: "Борис Витальевич — прелесть! Кому сказать…", отключился.

Ангелина, выплакавшись, чтобы отвлечься от грустных мыслей, вернулась к компьютеру, засиделась и, когда вышла в гостиную, её поразили тишина и пустота огромной квартиры. Ей, как маленькой девочке, стало страшно в молчаливой темноте. И она, на цыпочках перебегая из комнаты в комнату, словно тьма могла нагнать её и схватить, и, шаря по стенам в поисках выключателя, зажгла свет во всём доме. А потом в полумраке Борисовой спальни, освещённой переливчатым зеленоватым свечением аквариума, улеглась на краешке кровати, чтобы спокойное копошение подводного мира развеяло её одиночество.

Проснулась она внезапно, с ощущением, что в доме кто-то есть. Она испуганно приподняла голову и с облегчением расслабилась: кто ещё, кроме Бориса, мог укрыть её пледом? Соскочив с кровати, она отправилась на поиски и услышала щёлканье компьютерной мыши, доносящееся из кабинета. Заглянув туда, она увидела Бориса Витальевича, сидящего за компьютером. От радости, что он уцелел и вернулся, она, не раздумывая, кинулась ему на шею. Борис опешил от неожиданности, но быстро взял себя в руки.

— Оказывается, вы боитесь темноты? — иронично спросил он. Гелька немного смутилась, поэтому нахально воскликнула:

— Замкнутого пространства я боюсь гораздо больше! Кстати, я могла бы изобразить убедительный приступ клаустрофобии, и вам пришлось бы меня выпустить. Но я хочу, чтобы вы это сделали сами — мы же договорились не воевать!

— Ценю ваше благородство! — усмехнулся Борис.

— Почему вы не спите? Правда, я заняла вашу кровать. Извините! Вы расскажете мне, как всё прошло? — глаза её горели любопытством.

— С одним условием — пока я буду рассказывать, вы будете есть.

— Я не ем в такое время! — возмутилась Гелька. — А какой, кстати, час?

— Вы ни в какое не едите! А сейчас пять утра. Вы умудрились не съесть даже ту овсянку, которую я оставил вам утром.

— Но мне не хочется: я здесь мало двигаюсь… — вдруг Ангелина побледнела. — А что если мне не хочется есть, потому что… потому что я…

— Что? — нахмурился Борис. Гелька развернулась и выбежала из комнаты. Обеспокоенный Борис нашёл её в кухне, где, стоя у распахнутого холодильника, плачущая Ангелина запихивала в себя всё подряд, и в настоящий момент давилась плавленым сырком, держа наготове палку колбасы.