Гельке уже нечем было дышать, в глазах прыгали разноцветные пятна. Она рванулась из рук взбесившегося Бориса Витальевича, отбиваясь от его хватки. Удар Егоровой руки оказался неожиданно сильным — врача отшвырнуло к перилам, и лестничный пролёт отозвался гулким эхом. Вместе со спасительным глотком воздуха к горлу Ангелины подступили слёзы — от испуга, неожиданности и обиды.

Вскочивший Полетаев схватил было опять её за рукав, но увидев её лицо, брезгливо поморщился и разжал руку. Крутанув ею в воздухе, он сказал, отворачиваясь:

— Здесь вы уже можете принять собственный вид. Если Егор узнает, что вы его заставили лить слёзы, он вам спасибо не скажет.

Вытирая рукавом нос, Гелька крутанулась на месте и, давясь слезами, поддёргивая сваливающиеся штаны и волоча огромные кроссовки, двинулась следом за Борисом Витальевичем вниз по лестнице, и дальше по коридору — к его кабинету, под удивлёнными взглядами персонала и посетителей.

Первое, что предстало перед её глазами, едва отворилась дверь, оказалось лицо Сергея Петровича. Зарыдав в голос от обиды и облегчения, что она не останется уже наедине со своим мучителем, Гелька, выпрыгнув из кроссовок, кинулась к Учителю на шею. Тот растерянно обнял девочку и вопрошающе уставился на Бориса. В ответ врач желчно скривился, а Учитель, поняв всё, хмуро похлопал Ангелину по спине.

— Ну-ну, хватит… хочешь водички?

Гелька замотала головой. Она ни за что не хотела отцепляться от Сергея Петровича, чтобы попасть опять в лапы и на ядовитый язык к Полетаеву. Тот уселся за свой стол, с отвращением разглядывая эту картину.

— Что же это такое? Ангелина, ради Бога!.. Расскажи нам, что случилось? Как ты очутилась в лесу? Зачем ты вообще сбежала?

При упоминании о лесе Гелька зарыдала ещё пуще. Воспоминания и обида нахлынули разом ужасные и яркие. Слезам стало тесно в горле, они не могли выйти. Ангелина давилась ими и задыхалась, а потом закричала и забилась в руках у Учителя, так, что он не мог уже её удержать.

— Борис!

Врач подскочил к ним и помог усадить сползающую на пол Гельку.

— У неё истерика. Давай сюда! Держи ей руки!

Ангелина не могла остановиться: казалось, что с её захлёбывающимся криком из неё выходит всё, что ей пришлось пережить, как будто наружу, выворачивая её естество, рвётся вся накопившаяся боль. Но Борис Витальевич уже вводил ей в вену иглу. Привет, забытьё!

Она парила в каком-то удушливом мареве, а на границе её сознания не совсем отчётливо слышались, сопровождаемые звонкими отзвуками, голоса:

— Что с ней было?

Она различила хмыканье Бориса:

— Я немного перегнул палку.

— Что? Это ты её довёл?..

— Ну, положим, довёл её ты: я предупреждал — это особа с неустойчивой, ещё детской психикой!..

— Подожди, сколько ей?

— Пятнадцать, — ядовито процедил Борис Витальевич.

— Я думал больше…

— Ты не удосужился узнать, сколько ей лет, но втянул в смертельно опасное дело и ещё наверняка потребовал полной конспирации. Такой груз оказался неподъёмным для её психики. Это должно было вылиться или в бунт против нас (вспомни вчерашний разгром и побег из больницы), или в нервный срыв (его мы получили сегодня).

"С побегом всё было не так", — хотела сказать Ангелина, но не могла проснуться.

— Что же ты советуешь? — глухо спросил Учитель.

— Отпусти её.

— Поздно, она уже в игре, и она мне нужна.

— Нужно ли ей всё это? С её полем тоже не всё просто, — продолжил врач, помолчав, — то чрезмерный запас энергии и постоянный приток извне, то упадок, из-за которого она едва не погибла. Теперь прибор снова показывает наличие источника. Прибор исправен, — предупредил он возражения Сергея Петровича, — и до, и после её обследования я провожу контрольные тесты.

"Они успели обследовать меня Соларом! — догадалась Гелька. — Хорошо, что я этого не почувствовала".

Она долго не приходит в себя, — задумчиво заметил Борис Витальевич, подходя к Ангелине и поднимая ей веко.

— Что-то не в порядке? — забеспокоился Учитель.

— Я попробую привести её в чувство, а если не получится, тогда придётся действовать тебе.

Учитель вопросительно молчал.

— Инвертируешь и закрутишь её в "поле", а потом обратно — должно сработать, — пояснил врач и всадил в Ангелину ещё один жгучий укол, от которого кровь толчками стала расходиться по телу. Потом ей в ноздри ударил отвратительный запах нашатыря, после чего её ещё похлопали по щекам. Девочка поморщилась и нехотя открыла глаза. Над ней склонилось туманно размытое лицо Бориса Витальевича.

— С возвращением, — холодно приветствовал он и отошёл от кушетки. Его место занял встревоженный Сергей Петрович. "Интересно, это он так за меня переживает или перепуган после выговора Бориса Витальевича, возложившего на Учителя ответственность за моё здоровье? Умеет Полетаев людей за живое брать!"

— Ангелина!.. — негромко позвал Сергей Петрович, вглядываясь ей в лицо.

— Там ваши родители, — подал голос врач, — всё ещё ждут. Персонал устал отбиваться от их требований — немедленно увидеться с дражайшим чадом.

— Где? — прошептала Ангелина, стараясь сесть.

— Вам, девушка, я советую соскочить в полевую форму и обратно — это прочистит вам мозги… или, что там у вас…

Гельке удалось сесть. Потемневшими от гнева глазами, она прямо встретила ироничный взгляд чёрных глаз Бориса.

— Я не сбегала вчера, — прошептала она (голос её ещё плохо слушался). — На меня напал Белый…

Учитель сделал к ней движение, и теперь она обращалась к нему.

— Он начал меня "сканировать" и мне пришлось сбежать. Он ударил вслед, — она кивнула головой на то место, где в её палате стоял шкаф, — но не попал.

Оба мужчины внимательно слушали. С лица Бориса Витальевича пропала презрительная ухмылка.

— А меня подхватил ветер, — продолжала Гелька, — и я оказалась в лесу. Потом вы мне позвонили, а потом… я вдруг смогла взлететь и вернуться в город. Я не знаю, откуда у меня появились силы. Наверное, я просто отдохнула…

— Нет, — врач подошёл и нащупал её запястье, уставившись в тёмное окно поверх её головы. — У меня есть одна идея, но я ещё должен подумать.

Учитель схватился за зазвонивший вдруг телефон, и отошёл, чтобы поговорить, в угол. Полетаев отпустил её руку и вонзился ей в глаза своим сверлящим взглядом.

— Я был не прав… на счёт вчерашнего, — уточнил он, и Гелька сердито нахмурилась — даже извиняясь, он умудрялся сказать гадость!

— На счёт моих мозгов вы тоже ошибались! — смело заявила она, не отводя глаз. Ироничная улыбка тронула губы врача, и он направился к двери.

— Так как, желаете видеть родственников? — обернулся он на пороге.

— Да! — горячо воскликнула Гелька. — И я сегодня пойду домой!!

Последнюю фразу она почти прокричала, и Сергею Петровичу пришлось прикрыть открытое ухо ладонью.

— Отправляйтесь, — поморщился Борис Витальевич, — вашему здоровью ничего не угрожает. Я напишу заключение.

— Спасибо, — сказала Ангелина — всё-таки она была воспитанной девочкой.

— Я удаляюсь, — подскочил к ней Сергей Петрович. — Ангелина… — он, как будто хотел сказать что-то важное, но вместо этого потрепал её по плечу, — заряди телефон.

***

Нина Михайловна ушла на работу в растрёпанных чувствах и с головной болью — после вчерашней нервотрёпки у неё подскочило давление. Папа облился кофе и теперь не мог найти другую рубашку, хотя нигде, кроме шкафа в спальне, она лежать не могла. Гоша, поднявшийся на удивление рано, в красках живописал их вчерашнее бдение в больнице, в лицах изображая медперсонал и вздрюченных родителей. В это время Гелька наспех пыталась перехватить что-то из еды и учебников.

"Знал бы ты, что со мной было на самом деле", — думала она, посмеиваясь над рассказом Гоши, — "Чудненько провела выходные!"