– Я не собираюсь ни с кем играть в бридж или выпивать.

– А если нас, скажем, остановят? Эти клоуны здесь не единственные, уж поверьте, и тогда темнота не поможет.

– Одну минуту, – сказал Второй. – Мсье Лэтем, вы можете произнести слово «Halsweh»?

– Конечно, халзфэй.

– Еще раз, К.О., – сказал Диец, одобрительно кивая французу. – Отлично, ребята… Halsweh, повторите.

– Халзвэй, – пробормотал Лэтем.

– Сойдет, – сказал спецназовец. – Если нас остановят, говорить буду я. Если обратятся прямо к вам, закашляйтесь, схватитесь за горло и выдавите из себя слово «Halsweh», понятно?

– Не понятно, что это.

– «Горло болит» по-немецки, мсье. Кругом пыльца. У многих болит горло и глаза слезятся.

– Спасибо, Второй, потребуется врач – вас вызову.

– Да ладно вам. Одевайтесь.

Через четыре минуты Лэтем и Диец достаточно уподобились нацистским часовым, несмотря на неряшливость их одежды и пятна крови. Они бы никого не обманули при ярком свете, но в тени и полутьме их уловка могла сработать. Отбросив немецкие полуавтоматы, они заменили их своим оружием с глушителем, переключив со скорострельности на режим одиночного выстрела на тот случай, если обстановка потребует убрать одного нациста.

– Позовите кто-нибудь Витковски, – приказал Дру. – Прокаркайте разок, как ворона, но берегитесь, а то крюк попадет на шею. Турист из него неважный.

– Я пойду, – сказал Диец, направляясь к выходу из кабинки.

– Нет, не вы, – возразил Лэтем, останавливая спецназовца. – Увидит на вас эту форму и снесет вам голову. Пойдет Первый. Он с ним много говорил во время нашей встречи сегодня, и полковник его узнает.

– Oui, мсье.

Через девяносто шесть секунд в дверях кабинки появилась представительная фигура Стэнли Витковски.

– Смотрю, вы время зря не теряли, – сказал он, взглянув на два раздетых трупа. – Зачем эти дурацкие костюмы?

– Мы отправляемся на охоту, Стош, а ты остаешься здесь с нашими французскими приятелями. Прикройте нас с тыла, наша жизнь будет зависеть от вас троих.

– Что вы собираетесь делать?

– Начать поиски, что ж еще?

– Я подумал, вы можете это прихватить с собой, – сказал Витковски, вытаскивая из карманов пиджака большую сложенную бумагу и весьма бесцеремонно раскладывая ее на спине одного из трупов. Он включил фонарик – это был уменьшенный план замка «Орлиное гнездо». – Я попросил Клоша сделать это для меня в Париже. По крайней мере, не будете охотиться вслепую.

– Сукин ты сын, Стэнли! – Дру с благодарностью посмотрел на Витковски. – Опять тебе нужно было меня обставить. Все эти разрозненные страницы собраны воедино. Как тебе удалось?

– Ты хорош, хлопчик, но отстаешь от времени. Тебе просто нужно немного помощи от старых мастодонтов, вот и все.

– Спасибо, Стош. С чего начнем, подскажи?

– Оптимально было бы взять заложника и узнать все, что можно. Тут недостаточно плана двухгодичной давности на листе бумаги.

Лэтем засунул руку под черную нацистскую рубашку и вытащил радио.

– Карин? – прошептал он, нажав на передачу.

– Где вы? – ответила де Фрис.

– Внутри.

– Знаем, – вмешался лейтенант, – мы наблюдали за небольшими учениями, которые устроили наши новобранцы. Вы еще у бассейна?

– Да.

– Что вам нужно? – спросила Карин.

– Хотим взять пленного и допросить его. Не видно каких-нибудь теплых тел?

– Снаружи нет, – ответил Энтони, – на кухне двое или трое; все время маячат мимо окна. – Что-то многовато суеты в такой час.

– Berchtesgaden,[176] – низким и глухим голосом произнес Витковски.

– Что? – спросил Диец, и все посмотрели на полковника.

– Повторение гитлеровского Berchtesgaden, где жеребцы обер-фюрера возились день и ночь со своими многочисленными любовницами, не зная, что Гитлер их прослушивает, выискивая изменников.

– Откуда ты знаешь? – спросил Дру.

– Из показаний на нюрнбергском процессе. Эта кухня не закроется; парням иногда нужна передышка, и они всегда голодные.

– Конец связи, – сказал Лэтем по радио и убрал его под рубашку. – О’кей, ребята, как нам вытащить кого-нибудь оттуда?

– Придется мне, – ответил Диец, включая фонарик и рассматривая план замка. – Кто бы там внутри ни был, они или немцы, или французы. Вы не говорите по-немецки, по-французски вас трудно понять, а другие одеты не так, как надо… Здесь, сбоку, дверь. Я просуну голову и попрошу чашку кофе, пусть мне кто-нибудь вынесет. По-немецки – оба часовых были немцы.

– А что, если они увидят, что вы не тот самый часовой?

– Скажу, он заболел, и я его заменяю. Поэтому-то мне и нужен кофе, я еще полусонный.

Диец покинул кабинку и быстро пошел по южной стороне к кухонной двери, Лэтем и Витковски залегли у брезентового полога, наблюдая. Спецназовец вдруг резко остановился, замер – на замке неожиданно зажглись два ярких прожектора. Диец был полностью освещен, наглядно демонстрируя черную рубашку и брюки с чужого плеча. Из полумрака на яркую дорожку света вышла пара – молодая женщина в мини-юбке и средних лет мужчина. Мужчина сперва среагировал на внешний вид капитана с тревогой, потом с яростью. Он полез в карман пиджака, и у спецназовца не оставалось выбора. Пуля из пистолета с глушителем попала мужчине в голову, Диец бросился к женщине и молниеносно схватил ее за горло, оборвав вопль. Она свалилась, спецназовец поднял оружие и двумя щелчками разбил прожекторы. Потом поднял женщину, перебросил ее через плечо и направился обратно к кабинке.

– Уберите убитого! – резко прошептал полковник, отбрасывая брезент и обращаясь к французу.

– Я пойду, – сказал Дру, бросаясь вперед.

Держась в тени, он разглядел тело убитого, смутно вырисовывающееся в лунном свете, почти не попадавшем за стены замка. Затем подбежал к трупу – и тут резко распахнулась дверь в кухню. Лэтем отпрянул, чтобы его не было видно, и, сжимая оружие, прижался спиной к стене. Выглянула голова в поварском колпаке, человек вглядывался мгновение в темноту, пожал плечами и скрылся на кухне. Обливаясь потом, Дру повесил оружие на плечо и подбежал к мертвецу, наклонился, схватил его за ноги и потащил тело назад к кабинке.

– Quе faitez-vous?[177] – раздался в темноте женский голос.

– Халзвэй, – тяжело дыша, прохрипел в ответ Лэтем и добавил сдавленным голосом: – Trop de whisky.[178]

– Ah, un allemand! Votre francais est mediocre.[179]

В тусклом лунном свете появилась женщина в длинном белом прозрачном платье. Она засмеялась, слегка покачиваясь, и продолжила по-французски:

– Слишком много виски, говорите? Все так. Я думаю, не броситься ли мне в бассейн?

– Gut? – сказал Дру, разобрав лишь половину сказанного.

– Вам помочь?

– Nеin, danke.[180]

– А, у вас тут Хайнеман. Боров немецкий, настоящий грубиян.

Вдруг женщина ахнула, когда Лэтем вытащил мужчину по имени Хайнеман на открытое место, где лунный свет был ярче, – она увидела окровавленную голову. Дру выпустил ноги мужчины и вытащил из кармана «беретту».

– Повысите голос – придется убить вас, – сказал он по-английски. – Понимаете меня?

– Прекрасно понимаю, – ответила женщина на отличном английском, протрезвев от испуга и перестав покачиваться.

К ним подбежали два агента Сервис этранже. Не говоря ни слова, Второй оттащил тело к стене, опорожнил его карманы, а Первый шел за женщиной, подталкивая ее к кабинке и одновременно сжимая ей горло рукой. Лэтем вошел за ними и поразился, заметив, что тела двух часовых исчезли.

– Что случилось?..

– У наших предыдущих визитеров срочная встреча, – ответил Витковски. – Они улетели.

– Отлично сработали, К.О., – сказал капитан Диец, сидевший рядом с первой пленницей на полосатом пляжном стуле. Пространство освещали устремленные вверх голубые фонарики. – А здесь весьма уютно, правда? – добавил он, когда вернулся Второй.