– А вы можете предложить что-нибудь лучше?

– А, черт! – взревел Лэтем и проглотил остаток шотландского виски. – Нет, не могу.

– Думаю, сначала надо заняться вашими волосами. Пожалуйста, снимите рубашку.

– А как насчет брюк? Я бы чувствовал себя естественнее, совсем как дома.

– Но вы не у себя дома, Дру.

– Понял, леди.

Моро взял трубку селектора, нажал на кнопку записи и набрал номер коммутатора «Лютеции».

– Пожалуйста, номер восемьсот.

– Да? – послышался приглушенный гортанный голос.

– Monsieur le docteur?[86] – переспросил шеф Второго бюро, неуверенный, что его правильно соединили. – Это ваш знакомый с Нового моста. Это вы?

– Конечно. Что вы откопали?

– Я копнул так глубоко, доктор, что это может повредить моему здоровью. Я закинул удочку американцу из ЦРУ, и тот признался, что они действительно прячут Гарри Лэтема.

– Где?

– Скорее всего не в Париже, а в Марселе.

– Скорее всего, скорее всего? От этого мало толку. Вы уверены?

– Нет, но вы, вероятно, можете убедиться.

– Я?

– У вас же есть люди в Марселе, не так ли?

– Конечно. Оттуда поступает значительное количество денег.

– Ищите «консульских» – это называется так.

– Мы знаем о них, – несколько удивленно сказал Герхард. – Мерзавцы из разведгруппы отдела консульских операций. Их можно заметить на каждом углу, в каждом кафе.

– Захватите одного из них – может, что-нибудь и узнаете.

– Сделаем в течение часа. Как мне с вами связаться?

– Я сам позвоню вам через час.

Спустя час Моро позвонил в «Лютецию».

– Что-нибудь выяснили? – спросил он.

– Чушь какая-то! – воскликнул Крёгер. – Мы обратились к человеку, которому платим тысячи, рассчитывая получать через его сеть миллионы. Он говорит, что мы рехнулись: ни в их списке, ни в марсельском человека по имени Гарри Лэтем нет!

– Значит, он все еще в Париже, – сказал Моро с явным разочарованием. – Я снова принимаюсь за работу.

– И как можно быстрее.

– Разумеется, – ответил шеф Второго бюро и, положив трубку, таинственно улыбнулся. Ровно через четырнадцать минут он опять позвонил в «Лютецию». Настал момент включить третью скорость и разжечь страсти.

– Да?

– Это я. Кое-что проклюнулось.

– Ради всего святого, что именно?

– Гарри Лэтем.

– Что?

– Он позвонил одному из моих людей, с которым я работал в Восточном Берлине, и тот проинформировал меня. Судя по всему, Лэтем очень взвинчен – сами знаете, такое бывает от изоляции, – он вообразил, что посольство скомпрометировано…

– Это Лэтем! – прервал его немец. – Таких симптомов следовало ожидать.

– Симптомов чего? Что вы имеете в виду?

– Ничего, ничего особенного. Вы же сами сказали: изоляция делает людей странными… Чего он хотел?

– Думаю, того, чтобы французы его защитили. Мой человек встречается с ним в два часа дня в метро на станции «Авеню Георга Пятого», в конце платформы.

– Я должен там быть! – воскликнул Крёгер.

– Не советую, да и Бюро не любит сводить преследователя с преследуемым, мсье, если это не наши люди.

– Вы не понимаете, но я должен быть с вами!

– Но почему? Это же опасно!

– Только не для меня, для меня – нет!

– Ничего не понимаю.

– А вам и не надо меня понимать! Вспомните про Братство: вы должны ему подчиняться, а приказы вы получите от меня.

– Тогда я, конечно, должен повиноваться, герр доктор. Встречаемся на платформе без десяти два. Без опозданий, ясно?

Не кладя трубки, Моро нажал на разъединяющую кнопку и набрал номер подчиненного, на которого полностью полагался.

– Жак, – спокойно произнес он, – у нас чрезвычайно важная встреча в два часа – только вы и я. Увидимся внизу в половине второго, и я введу вас в курс дела. Кстати, прихватите свой пистолет-автомат, но вложите в обойму холостые патроны.

– Какое странное указание, Клод!

– И встреча странная, – сказал Моро.

Дру посмотрел на себя в зеркало, и глаза его расширились от удивления.

– О господи, я же похож на диснеевское чудовище! – возмущенно воскликнул он.

– Не совсем. – Карин отняла у него зеркало. – Вы просто к себе такому не привыкли, только и всего.

– Бред! В таком виде остается только возглавить шествие голубых.

– А это вас смущает?

– Вовсе нет, у меня среди них полно друзей, но сам-то я не такой.

– Эта краска легко смывается под душем, так что не скулите. Теперь наденьте форму, я сделаю несколько фотографий для полковника Витковски, а потом подгоню вам брюки.

– Во что этот сукин сын меня втянул?

– В авантюру по спасению вашей жизни – к этому вы готовы?

– У вас всегда такая железная логика?

– Логика и логически немыслимое спасало жизнь Фредди столько раз, что всего не перечислишь. Ну, надевайте же форму!

Минуты через две Лэтем был в форме полковника армии Соединенных Штатов.

– А вам это идет, – заметила Карин, окидывая его взглядом, – особенно когда стоите навытяжку.

– В этом пиджаке – извините, мундире – иначе нельзя стоять. Он до того узкий, что приходится выгибать спину, иначе не вздохнешь. Из меня вышел бы паршивый солдат. Я предпочел бы маскировочный костюм.

– По правилам это не положено.

– Вот поэтому я и был бы паршивым солдатом.

– На самом деле вы были бы отличным военным – только не солдатом, а генералом.

– Едва ли это могло бы случиться.

– Жаль. – Карин указала на переднюю. – Идите сюда. Я все приготовила. Вот ваши очки. – Она протянула ему очки в толстой черепаховой оправе.

– Все? И очки? – Дру окинул взглядом небольшую переднюю. На штативе стояла камера, смотрящая на пустую белую стену. – Вы, оказывается, еще и фотограф?

– Нет! Просто Фредди часто нужны были фотографии для новых паспортов. Он показал мне, как этим пользоваться. Наденьте очки и станьте у стенки. Снимите кепи – я хочу, чтобы ваши светлые волосы были видны во всем их великолепии.

Через две-три минуты у Карин было уже пятнадцать маленьких фотографий светловолосого полковника в очках, надутого и мрачного, как всегда на таких фотографиях.

– Отлично! – воскликнула Карин.

– Знаете, леди, вы меня просто ошеломляете, – сказал Дру, вручая ей армейское обмундирование. – Вы что, принадлежите к сугубо засекреченному женскому персоналу, который работает за кадром?

– Скажем, мсье Лэтем, такой я была.

– Да, вы не впервые говорите об этом.

– Примите это как факт, Дру. А кроме того, это вас не касается.

– Вы правы, но, обнаруживая ваши таланты, я каждый раз начинаю недоумевать – с кем имею дело. Я знаю о Фредди, работе в НАТО, о Гарри и о том, как хитроумно вы добились перевода в Париж, но меня не покидает ощущение, что вами движет что-то еще!

– У вас просто богатое воображение: вы живете в мире вероятного и невероятного, возможного и невозможного и не можете отличить реальность от вымысла. Я рассказала вам все, что вы должны обо мне знать, – разве этого мало?

– Пока придется удовлетвориться этим, – сказал Лэтем, пристально глядя на нее. – Но интуиция подсказывает мне, что вы о чем-то умалчиваете… Почему вы редко смеетесь? Улыбка вам очень к лицу.

– А разве у нас много поводов для смеха?

– Но вы же знаете, о чем я. Смех снимает напряжение, как однажды сказал мне Гарри, а мы с вами верили ему. Если мы случайно встретимся через несколько лет, то, наверное, посмеемся, вспомнив приключение в Булонском лесу. Там были забавные моменты.

– Человек погиб, Дру. Плох он был или хорош, но я убила его, оборвала жизнь молодого человека. Я никогда раньше не убивала.

– Если бы вы не убили его, он убил бы меня.

– Я это постоянно себе твержу. Но почему люди должны убивать? В этом состояла жизнь Фредди, но не моя.