Соренсон поднял трубку и набрал номер частного телефона директора ФБР, порядочного человека, о котором Нокс Тэлбот сказал: «С ним все в порядке».
– Слушаю? – ответили на другом конце провода.
– Это Соренсон из отдела консульских операций. Я вам не помешал?
– По этому телефону? Нет, конечно. Чем могу быть полезен?
– Буду с вами откровенен. Я превышаю полномочия, заступая на вашу территорию. Но у меня нет выбора.
– Такое иногда случается, – сказал директор ФБР. – Мы никогда не встречались, но Нокс Тэлбот говорит, что вы его друг. А это для меня сродни безупречной репутации. В чем нарушение?
– Вообще-то я еще не заступил за черту, но намерен это сделать, ибо не вижу иного выхода.
– Вы сказали, у вас нет выбора?
– Боюсь, что так. Но операция не должна выходить за рамки К.О.
– Зачем тогда вы обращаетесь ко мне? Не лучше ли действовать в одиночку?
– Это не тот случай. Мне нужен кратчайший путь к цели.
– Говорите, Уэс, так ведь вас зовет Нокс, верно? А я – Стив.
– Я знаю. Стивен Росбишн, воплощение правопорядка.
– Мои ребята тоже время от времени выходят за линию ворот. Я был белым судьей в Лос-Анджелесе, и мне просто повезло, потому что чернокожие посчитали меня справедливым. В чем просьба?
– У вас есть подразделение в округе Марион, в Иллинойсе?
– Уверен, что есть. С Иллинойсом у нас старые связи. В каком городе?
– Сентралия.
– Это близко. Что нужно сделать?
– Собрать данные о мистере и миссис Чарльз Шнейдер. Их, возможно, уже нет в живых, и адресом их я не располагаю, но думаю, они эмигрировали из Германии в начале или середине тридцатых годов.
– Не так уж много.
– Понимаю, но в контексте нашего расследования и учитывая нынешние времена в Бюро может оказаться досье на них.
– Если оно у нас есть, вы его получите. Так в чем же ваше превышение полномочий? Я недавно в этой должности, но нарушения не усматриваю.
– Тогда позвольте объяснить, Стив. Я занимаюсь внутренними делами, а это ваша область, и не могу дать вам обоснования. В прежние времена Джон Гувер, этот пес цепной, потребовал бы его у меня или бросил бы трубку.
– Я не Гувер, черт его побери, да и ФБР сильно изменилось. Если мы не можем сотрудничать, в открытую или нет, чего мы добьемся?
– Ну, в наших уставах это вроде бы четко оговорено…
– Их больше чтут, когда нарушают, скажем так, – прервал его Росбишн. – Дайте мне ваш секретный номер факса. Все, что у нас есть, получите в течение часа.
– Большое спасибо, – сказал Соренсон. – И еще. Как вы и предлагали, с этого момента я буду действовать в одиночку.
– Что за чушь?
– Дождитесь, пока вас пригласят на слушание в конгрессе, и на вас уставятся шесть кислых физиономий, которым вы явно не нравитесь. Тогда поймете.
– Тогда я вернусь в свою юридическую фирму, и жить мне станет намного легче.
– Мне нравятся ваши перспективы, Стив.
Соренсон дал директору ФБР секретный номер своего факса.
Через тридцать восемь минут факсимильный аппарат в кабинете шефа К.О. издал громкий сигнал. От ФБР поступило сообщение, уместившееся на одной странице. Уэсли Соренсон взял его и начал читать.
«Карл и Иоганна Шнейдер приехали в США 12 января 1940 года, эмигранты из Германии, имели родственников в Цицероне, штат Иллинойс, которые поручились за них, утверждая, что у молодого Шнейдера есть определенные навыки, которые позволят ему легко найти работу в технической области оптометрии. Ему был 21 год, ей 19 лет. Свой отъезд из Германии они мотивировали тем, что дед Иоганны Шнейдер был евреем, и она подвергалась дискриминации со стороны Арийского министерства в Штутгарте.
В марте 1946 года господин Шнейдер, к тому времени уже Чарльз, а не Карл, стал владельцем оптометрического завода в Сентралии и подал в иммиграционную службу прошение о разрешении иммигрировать его племяннице, некой Жанин Клуниц, ребенку, родители которого погибли в автокатастрофе. Прошение было удовлетворено, и Шнейдеры официально удочерили девочку.
В августе 1991 года миссис Шнейдер умерла от сердечного приступа. Мистер Шнейдер, 76 лет, по-прежнему проживает по адресу: дом 121, улица Сайпрес, Сентралия, штат Иллинойс. Он на пенсии, но дважды в неделю посещает офис.
Данные для этого досье основаны на давних наблюдениях за немецкими иммигрантами, распространенных в начале Второй мировой войны. По мнению составлявшего его штаб-офицера, досье надо уничтожить».
«Слава богу, что не уничтожили», – подумал Соренсон. Если Чарльз-Карл Шнейдер действительно взял к себе Дитя Солнца, из него можно выжать уйму информации, учитывая существование разветвленной сети зонненкиндов. Глупо было бы считать, что ее нет. Юридическая и техническая документация в иммиграционной службе США настолько сложна, что в ней можно запутаться. Обязательно надо задействовать другую систему. Возможно, время уже упущено, но и сейчас через трещину во льду, может быть, хлынет вонючий поток снизу и станет видна грязь, которая имеет отношение к настоящему. Соренсон снял трубку и вызвал своего секретаря.
– Да, сэр?
– Закажите мне билет на самолет до Сентралии, в Иллинойсе, или до ближайшего к нему города. Естественно, на вымышленное имя. Я надеюсь, вы мне его сообщите.
– На какое время, господин директор?
– Сразу после полудня, если получится. Потом соедините меня с женой. Я не вернусь домой к обеду.
Клод Моро изучал копию сообщения из Нюрнберга, расшифрованное досье на некого доктора Ханса Траупмана, главного хирурга нюрнбергской больницы.
«Ханс Траупман родился 21 апреля 1922 года в Берлине; сын двух врачей, Эриха и Марлей Траупман; рано проявил высокий коэффициент умственного развития, согласно записям, сделанным еще в начальных классах школы…»
Далее в досье говорилось об академических достижениях Траупмана, о коротком периоде участия в гитлерюгенде по указу фюрера, о работе после медицинского колледжа в Нюрнберге в качестве врача в Sanitatstruppen – медицинских частях вермахта.
«После войны Траупман вернулся в Нюрнберг, где прошел подготовку и стал специализироваться в нейрохирургии. Сделав за десять лет несчетное количество операций, он стал ведущим нейрохирургом страны, если не всего свободного мира. О его частной жизни известно мало. Он был женат на Эльке Мюллер, брак расторгнут через пять лет, детей нет. С тех пор он живет в роскошной квартире в самом модном районе Нюрнберга. Богат, часто обедает в самых дорогих ресторанах и любит давать чрезмерные чаевые. Круг друзей обширен: от коллег-врачей до политиков из Бонна и многих знаменитостей кино– и телеэкрана. Вкратце его можно назвать бонвиваном с такими талантами в медицине, которые позволяют ему вести экстравагантный образ жизни».
Моро снял трубку и нажал на кнопку прямой связи с их человеком в Нюрнберге.
– Да? – ответили по-немецки.
– Это я.
– Я послал вам все, чем мы владеем.
– Нет, не все. Раскопайте все, что сможете, об Эльке Мюллер.
– О бывшей жене Траупмана? Зачем? Это уже в прошлом.
– Потому что именно она ключ ко всему, идиот. Развод через год-другой – это понятно, через двадцать лет – вполне допустимо, но только не через пять. За этим что-то кроется. Делайте, как я сказал, и как можно скорее пришлите мне материал на нее.
– Это же совсем другое задание, – запротестовал агент в Нюрнберге. – Она теперь живет в Мюнхене под своей девичьей фамилией.
– Мюллер, конечно. Адрес у вас есть?
– Естественно. – И агент Второго бюро дал ему адрес.
– Тогда забудьте о предыдущем задании. Я передумал. Предупредите Мюнхен, что я вылетаю к ним. Хочу сам повидать эту леди.
– Как скажете, но я думаю, вы с ума сошли.
– Все с ума сошли, – парировал Моро. – В такое уж время живем.
Самолет Соренсона приземлился в Маунт-Вернон, в Иллинойсе, примерно в тридцати милях к югу от Сентралии. По поддельным водительским правам и кредитной карточке, предоставленным отделом консульских операций, он взял напрокат машину и, придерживаясь маршрута, любезно растолкованного ему служащим прокатного агентства, поехал на север. В консульском отделе его предусмотрительно снабдили картой Сентралии с четко отмеченным адресом: Сайпрес, дом № 121 и с указателями, как добраться до 51-го шоссе. Двадцать минут спустя Соренсон ехал по тихой, окаймленной деревьями улице, выискивая дом 121. Улица эта была типична для Центральной Америки, только другой, канувшей в Лету, эпохи. Здесь преобладали постройки для крупной буржуазии в стиле Нормана Рокуэлла: просторные дома с солидным крыльцом, множеством решеток, даже с креслами-качалками. Легко было себе представить, как хозяева, удобно устроившись в них, попивают днем чай со своими соседями.
