Боже, подумал я, а ведь когда-то я был поэт…

Окровавленные чайки: надо же…

— Веркау, — сказал я очень тихо. — У вас есть последняя возможность искупить вину перед Отечеством. Унтершарфюрер, верните ему оружие.

— Что происходит, Веркау?! — завизжал из-под потолка Зеботтендорф, но Филя поднял ствол «шмайсера» и разнес динамик в мелкую пыль. Грохот очереди всех вдохновил. :Мы неслись по коридорам, обрастая новыми воруженными людьми.

Воодушевленный Веркау, у которого даже из-под толстого слоя солидола на лице проступал нездоровый лиловый румянец, бежал впереди. Я незаметно замедлял шаг, позволяя обгонять себя, покуда мы с Филей не оказались в арьергарде.

— Налево, — сквозь зубы сказал я ему.

Неосвещеная штольня уходила слегка вниз. Шагах в тридцати от входа она была перегорожена легким щитом с калиткой. Я отворил ее потихоньку, и мы вошли в темное холодное пространство.

Лучи фонарей уперлись в матовую черную стену.

Наверное, так крот воспринимает штык лопаты, вонзившейся в почву и перегородивший спасительный туннель.

— Тупичок, — сказал Филя. — Надо бы назад выгребаться, командир.

— Покурим сначала, — сказал я. — Дадим кризису развиться.

— Если что, — сказал Филя, — можно и как в замке Норенберг. Главное — чтобы за спиной никого живого не оставалось…

— Посмотрим, — сказал я, доставая портсигар.

Вдали ударили выстрелы, а через несколько секунд у входа в туннель послышались возбужденные голоса и отрывистые команды.

— Покурили, — сказал Филя и щелкнул зажигалкой. В две затяжки он всосал в себя «верблюдину» и взялся за автомат. — Главное, командир — никого за спиной…

И тут именно за спиной раздалось негромкое покашливание.

Мы разом обернулись. Ледяная корочка, покрывавшая нижнюю часть базальтовой стены, трескалась и осыпалась. Над полом загорелась и начала расширяться яркая полоска…

Кто-то медленно вынимал лопату.

Было уже совсем не до голосов по ту сторону калитки. Происходило нечто: Я почему-то ощутил себя куском стекла, по краю которого водили смычком.

Задвижка поднялась до половины нашего человеческого роста. Свет из-под нее казался металлическим, ртутным.

— Холодно там, — сказал Филя.

Только сейчас я почувствовал студеность — но не ту, полярную, которую всю жизнь ненавидел, а запредельную, то ли космическую, то ли хтоническую, подобную той, что дышала из бездны, над которой мы проходили в ритуале посвящения.

Я присел и чуть не упал. По ту сторону расстилалась чужая земля! Не то чтобы какая-то деталь говорила об этом — нет, здесь все было совершенно нечеловеческое. Черный мох под ногами. Неимоверно контрастные скалы с чудовищно острыми гранями, ранящими взгляд, нависали, падали, грозили раздавить, расплющить. Яркий, холодный, не дающий пощады свет бил сверху.

И лишь через несколько секунд что-то сдвинулось в моих глазах, и я увидел все это иначе: треугольного сечения коридор уходил вперед, мох был ковром, заползающим немного на стены, а скалы нарисованы были на светящихся панелях: Перед нами же стоял толстый четырехгранный столб со сложным многоглазым навершием.

Позади завозились с калиткой, и мы бросились вперед, в адски холодное, но не морозящее почему-то, не обжигающее пространство.

— Сюда! — прошипел Филя и толкнул меня в расселину между нарисованных скал.

Я не увидел, а вот он как-то умудрился рассмотреть узкий — боком протиснуться — ход. Шага через два ход поворачивал и расширялся немного. Дальше было квадратное помещение с двумя продолговатыми дырами в полу.

— Сортир, — уверенно сказал Филя.

— Тихо…

Приглушенные мягким ковром, приближались множественные шаги. Негромкий разговор доносился отрывочно.

— :группенфюрер в юбке: :ерунда, Герман. Фюрер доказал, что: :мою очередь в бордель отдал этому несчастному Штрому, ты представляешь? Что он будет делать в борделе: :если не занята с мальчиком из «ани»: :творя полный половой разврат. Всех отвели и поставили к стенке: :не верю. С козой, с собакой, но с пингвинихой: :все как у бабы, зато молчит: :все равно не понимаю, куда смотрит железный: :так вот где начальство баб держит!..

Радостный вопль и удаляющийся топот.

— Степаныч, — прошептал Филя, — давай-ка выбираться. Не нравится мне…

Мне тоже не нравилось. Забавы у Зеботтендорфа могли быть самые разные.

И тут началась стрельба. И новые крики — уже не радости, а ужаса. Визг. Мужской визг.

Я почти протиснулся через узкий ход, когда мимо пронесся солдат со снесенным начисто подбородком. Рухнул, разметав руки — будто налетел на невидимую веревку. Филя жарко дышал мне в шею. Та же невидимая веревка вдруг потянула солдата обратно. Он слабо цеплялся за ковер.

— Командир, — Филя через плечо подал мне две связанные противотанковые гранаты. Сам он их, понятно, бросить не мог.

Я выдернул чеку и, не высовываясь, послал связку налево — туда, где происходило что-то страшное. Последние звуки, которые я слышал, пока не оглох от взрыва — чавканье и хруст костей…

Совершенно не помню, как мы бежали к выходу. Черная заслонка медленно опускалась. Мы прокатились под ней, и я краем глаза успел заметить приближающуюся к нам чудовищную бабу с исполинскими грудями и руками, достающими до земли. Она была совершенно голая, и складчатая кожа ее отливала металлом.

Как долго потом я видел ее в кошмарах…

Заслонка опустилась, и мы остались в темноте.

— Нет, командир, — сказал Филя, медленно вставая и отряхиваясь, — не для себя немцы эту войну начали…

Я счел за лучшее промолчать.

:Пять или шесть эсэсовцев и с ними кто-то гражданский, но с автоматом, били вдоль коридора, и им оттуда отвечали трассирующими выстрелами. В два ствола — в спину — мы срезали их всех.

— Эй! — крикнул я. — Флеминг, это вы?

— Да, Ник! — долетело оттуда.

Филя деловито собирал рожки с патронами. Я смотрел, как бы кто не подобрался к нам сзади. Но, видимо, наверху шел серьезный бой…

Их осталось четверо: сам Флеминг, сержант Грейнджерфорд и двое рядовых.

Все были ранены, закопчены и страшно возбуждены. Сержант опирался, как на посох, на «MG-18».

— Черт возьми, Ян, почему вы ушли из бункера?

— Заработала эта ведьмина бочка, Бонд. Теперь там…

— Как это — заработала?

— Вы мне не поверите, но один из убитых воскрес. Немцы как раз штурмовали главный вход, выбили взрывом дверь, и нам было не до тыла. Он добрался до одной из бочек и что-то сделал с ней — и она начала раскаляться. Сейчас там озеро расплавленного металла…

— А тот парень?

— Сгорел. Его невозможно было оторвать от бочки…

— Значит, раскаляется…

— Да. Минут за пять раскалилась добела, потом начала плавиться. Жар все сильнее и сильнее…

Я посмотрел на индикатор, который дал мне М. Кристалл не светился.

— Надо выбираться наверх. Наши явно высадили десант. Кроме того, лупят из орудий…

— Это все так, Ян. Но, видите ли, мы нашли место хранения настоящего оружия возмездия.

— Еще одного? — спросил он с ужасом. — Другого?

Я кивнул.

— Что же это? Газы, бактерии? Чума?

— Железные солдаты. Оживленные. Я не думал, что у них это получится…

— Что же делать?

— Будем надеяться, что эти чертовы бочки достаточно могучи, чтобы прикончить тут все — и живое, и железное…

— Сзади пожар, сэр, — негромко сказал Филя.

— Вижу…

Дальний конец коридора багрово светился.

Судя по плану подземелья, вернуться на поверхность тем же путем, каким пришли, мы уже не могли. Но где-то невдалеке находилась еще одна выходящая наверх шахта…

То, что нас не перестреляли на выходе, было самым большим чудом этого дня.

— Майор Бонд, мне приказано немедленно сопроводить вас к командиру, — сержант морпехов был бледен, как масхалат.

— Нет, — решительно пресек я его речь. — Взрывчатку, мины — в руки и вниз! Еще не все сделано…

Короткое замешательство. Взрывчатка где-то в другом месте, мин нет.